Русский роман о любви. 1 книга. 2 часть. Судьбы: 18 глава. Подарок. 19 глава. Рождение семьи

18 глава. Подарок

Пока не отдашь все, что имеешь, и всего себя людям, — не найдешь счастья.
Монах Симеон Афонский «Книга, написанная скорбью, или восхождение к небу»

Июль 1946 года. Крым

На Черноморском побережье была наилучшая погода. Полный штиль и густое как сливки синее небо без единого облачка. Катер подплывал к берегу и его тут же атаковали толпы людей в белых панамках и шляпах. Перегруженный, он шел в Севастополь, и доставлял жаждущих в порт назначения.

Две девушки — студентки долго не могли попасть на катер. У них заранее были куплены билеты, но они не могли протолкнуться сквозь толпу разгоряченного народа с чемоданами, баулами и дорожными сумками. Очередь занимать было бесполезно. Толпу никто не контролировал, и вперед залезали пронырливые и бессовестные, у которых не было билетов. Они заваливали места для пассажиров сумками и баулами, и рассаживались на них сверху.

Когда Николай Ерохин увидел такое безобразие, то остановился в недоумении. Он возвращался от архиепископа Луки, и казалось, что ничто не способно смутить его благодушного спокойствия. Постояв около пяти минут на пристани и, понаблюдал за этой картиной, он увидел тех самых двух девушек, что уже отчаялись пытаться уехать. Они были похожи на съежившихся воробушков. Обе девушки, и та, что повыше, и та, что пониже ростом, встали в тень, прислонившись спинами в цветных платьицах к перилам, и на их лицах были написаны такое же недоумение и огорчение как у Николая. Он подошел к ним, прихрамывая, и, представился, приложив руку к козырьку:

— Капитан Николай Ерохин.

— Очень приятно познакомиться, — в голос защебетали подруги. И стали с искренним интересом и уважением разглядывать его красивую форму, китель с двумя медалями и капитанскую фуражку.

Надо сказать, что архиепископ Лука поднял всех своих знакомых, чтобы нашли Коле новую парадную капитанскую форму. Когда Коля стал отнекиваться, отец Лука добродушно улыбаясь, сказал:

— Бери, мой хороший, ты заслужил ее своей кровью, пролитой на этой земле.

И Коля примерил на себя форму. Она пришлась ему как раз впору. Он от неожиданности даже пошутил:

— Ну, в таком виде и жениться можно!

Отец Лука, поглядел пристально на капитана и медленно произнес:

— Женись, Коля, я тебя благословляю.

Молодой человек немедленно растерялся и покраснел. Отец Лука осенил его крестом. — Все у тебя будет хорошо. С ребенком будь строг, не распускай его. Строгие глаза пастыря смотрели куда-то внутрь себя, и он словно прислушивался к чему-то. Внезапно он загрустил. — Молиться, тебе, Коля, надо больше.

Коля был настолько потрясен благословением его предстоящей женитьбы, что мог думать только об этом.

— На ком же мне жениться?

— На той, которая будет скромнее, — усмехнулся в бороду Лука. Он посмотрел на капитана и широко улыбнулся. Николай был в полном смятении. Как из огромного количества девушек выбрать ту, что скромнее? И где ее выбрать? Иголку в сене найти проще, чем выбрать девушку.

Долго выбирать ему не пришлось. Уже возвращаясь от своего спасителя и духовного наставника, Николай увидел, что на пристани необходимо восстановить справедливость.

Так новоиспеченный капитан, привыкший раньше носить свою старую, изрядно поношенную форму, и краснеть перед девушками, не задумываясь, ринулся на помощь.

Спасенные девушки, оказались студентками первокурсницами педагогического института из Ленинграда. Одну звали Тамара. Она была очень бойкая, чернокосая и черноглазая. А вторая была тихая, застенчивая. Ростом чуть повыше первой. Она смущенно смотрела на Николая и держала руками тугую светло-русую косу. Глаза у нее были серые и звали ее Надежда. Девушки возвращались с Украины, от родителей Тамары и проездом на два дня заглянули в Крым. Но они не знали, что уехать оттуда будет очень трудно из-за большого скопления народа.

Николай быстро навел порядок на пристани и выстроил всех в стройную очередь. С последнего катера он попросил выйти всех безбилетников и прочитал всем краткую инструкцию о дисциплине на флоте.

Он посадил девушек на катер и помахал им рукой, оставшись на пристани, сообразив, что у него самого билета не было. Вдруг командир катера, выйдя из каюты, прищурившись, радостно вскрикнул:

— Коля! Ерохин! Товарищ капитан! Ты жив!

И тут Николай узнал своего подчиненного Степана Сушенко. Усатый, загорелый, похожий на сушеного окуня, он почти не изменился за несколько лет. Поскольку Степе было уже под пятьдесят, он неизменно и по-отечески называл своего командира Колей, но потом всегда важно добавлял:

— Товарищ капитан!

Они обнялись, когда Степан сошел с трапа, и у обоих на глазах выступили слезы.

— Как ты выжил в такой мясорубке, — восхищенно цокал языком Степан.

— С Божьей помощью! Просто ответил Николай.

Его пригласили в каюту, угощали копчеными и вялеными дарами моря, паюсной севрюжьей икрой, кальмарами, скумбрией, щедрыми украинскими припасами: салом, медом, яблоками, сочной вишней, поили настоящим крымским коньяком и расспрашивали всю дорогу до Севастополя. Он мало ел и пил, больше рассказывал, механически записывал адреса и фамилии, но перед глазами стояло лицо Нади. Всю дорогу девушка поминутно оглядывалась и смотрела в сторону капитанской рубки, куда ушел Николай. Подружка — украинка не могла ее развеселить ни шуточками, ни веселыми украинскими песенками. Надя улыбалась и делала вид, что у нее все хорошо, а сама думала о капитане Ерохине.

Когда высаживались, Николай, прихрамывая, догнал девушек, и предложил им помощь. Они не отказались. Он помог им донести их легкий багаж до железнодорожного вокзала и когда ему предложили билеты до Ленинграда, то он, не раздумывая, попросил три билета.

— Вы разве с нами поедете? — удивилась Тамара.

— Я считаю своим долгом доставить вас к месту назначения, — напуская излишнюю строгость и нахмуривая светлые брови, сказал Николай. А Надя просто радостно заулыбалась. Ей по душе был этот капитан, часто не по возрасту краснеющий перед девушками.

Пока ехали, познакомились ближе. Надя была родом из Ленинграда. Она и предложила Николаю поступать в педагогический институт, в каком она училась.

— А разве меня разве туда возьмут? Мне ведь через несколько лет исполнится тридцать. По профессии я военный, окончил высшее военно-морское училище, воевал в звании капитана, но продолжать военную службу не смог по состоянию здоровья.

— Вас возьмут преподавать в военное или морское училище, и одновременно можно будет учиться на вечернем отделении в институте, — нежным голосом сказала Надя, и Николай почувствовал ее моральную поддержку.

Он решил подумать, и все взвесить, но лучшего варианта судьба ему еще не предоставляла. Домой в деревню Полевую к матери возвращаться не хотелось. Быть председателем колхоза или на худой конец механиком или трактористом тоже.

— Мне только спиваться останется в такой среде, — горько думал Николай о деревенском житье. А остаться в легендарном городе и попытаться устроить свою жизнь — почему бы и нет?

В городе стараниями Нади и ее родителей, Николая устроили в училище на должность преподавателя военно-технических дисциплин и дали ему место в общежитии. Ленинград восстанавливали после военной разрухи, и Николай чувствовал себя таким же возрожденным, как этот много чего этот повидавший и переживший город.

В сентябре Николай после работы ежедневно посещал лекции в институте, а по выходным приходил к Наде. Они пили чай за круглым столом, сидели на венских стульях и говорили о жизни, которую нужно построить после войны.

Родной брат отца Нади, Юрий Борисович Соколовский, солидный немолодой мужчина с седой головой, исхудавший, выглядевший значительно старше своих лет, однажды, посматривая на Николая через пенсне, сказал удивленно:

— Чем — то Вы мне внешне очень напоминаете моего друга Тимофея Смирнова. Я тогда, до революции в Перми на Висиме жил, и у меня был друг Тимофей. Девушку его звали Мария, она была родом из деревни Полевой. Очень он любил эту девушку. Когда ребенок у нее родился, сын Тимофея, то она вернулась из города в деревню. А Тима воевал против нынешней нашей власти и сейчас в Париже живет, ученый он, историк, журнал какой-то выпускает.

Так потрясенный Николай Ерохин, расспросив подробности, узнал о том, что у него есть родной отец — эмигрант.

— Но Вы это в анкете не пишите, просто примите к сведению, и не забывайте молиться за Вашего отца, — добавил Юрий Борисович. — Он не виноват, что в жизни все так нелепо получилось.

— Наверное, я и в блокаде выжил потому, что должен был вам это рассказать, — вздохнул Надин дядя и поправил пенсне, — Даст Бог, может, съездим к Вашей матушке Марии, поговорим. Письмо от Тимофея она должна сохранить. Не могла она его потерять, — убежденно сказал Соколовский.

19 глава. Рождение семьи

Бог дает человеку не то, что человек хочет, а то, что он заслужил.
Монах Симеон Афонский «Книга, написанная скорбью, или восхождение к небу»

Июнь 1947 год. Ленинград

Белые ночи стояли над спящим городом. Николай и Надежда всю ночь гуляли по набережной Невы. Молодой человек шел, едва заметно прихрамывая, а в голове у него вспыхивали и гасли, как бледные утренние звезды, первые несколько слов проникновенных и красивых речей, которые он пытался сочинить. Но, ему никак не удавалось подобрать слова и выражения, не пошлые и точные. Слова для того, чтобы выразить то, что он чувствовал по отношению к этой необыкновенной девушке. Наконец, он остановился недалеко от старинного величественного собора, посмотрел на замершую от ожидания невскую воду, перевел взгляд на лицо девушки, и сказал, набравшись храбрости:

— Надя, выходи за меня замуж.

— Я не знаю пока, что ответить, — сказала она и ласково посмотрела на Николая, — я пребываю немножко в растерянности. Она, действительно, растерялась, так как была не совсем готова к такому повороту событий.

— Я полюбил тебя и прошу стать моей женой, — настойчивей повторил Николай.

— А что скажут мама и папа?

— Как, что скажут? Ты за свою жизнь отвечаешь сама.

— Ты им нравишься, Коля, и я надеюсь, что они дадут свое согласие на брак, потому — что...Я тоже полюбила тебя.

Она стояла перед ним беззащитная, наклонив голову, и опустив плечи, он ласково взял ее ладони и поцеловал их.

— Я буду беречь тебя, и заботиться о тебе, — твердо произнес Николай, сурово сдвинув светлые брови, и добавил мягче, — прости меня, если я тебя чем-то обидел.

Они пошли дальше, держась за руки целомудренно как дети, как любящие друг друга чистой любовью брат и сестра. Они смотрели на проснувшийся и открывающий заспанные глаза город.

Июнь 1948 год. Ленинград

— Ну и огромная же комната, — обвела глазами почти пустое пространство Надя, — и она теперь наша?

— Она ведомственная, но выделена для нас под жилье. Мы сделаем в ней ремонт и перевезем сюда вещи. Я думаю, твои родители и дядя будут очень рады, что мы не будем их стеснять, — весело произнес Николай, и поднял Надю на руки, и закружился с ней по комнате.

— Ой, — только и успела вскрикнуть она, отрываясь от пола. И стала барахтаться у него на руках, пытаясь вырваться. Он бережно посадил ее на подоконник. Вид у нее был взъерошенный, как у воробья.

— Ну, что малыш, живы будем, не помрем, — усмехнулся Николай и ласково потрепал Надю за подбородок.

— А сколько она метров? И куда мы что поставим, — забеспокоилась та, — а влезет ли у нас мебель?

— Ты что, собралась сюда старинные бабушкины буфет и шифоньер перетаскивать? Нет, дорогая, не выйдет. У нас квартира на пятом этаже и люди помрут, пока эту тяжелую рухлядь до нашей квартиры донесут.

— Вовсе не рухлядь, — обиженно поджала губки Надя.

— Хорошо, не рухлядь. Антиквариат, я согласен. Но речь не об этом. У нас, моя милая женушка, площадь восемнадцать квадратных метров и для начала мы купим стол, два стула, кровать и все самое необходимое.

— А где деньги возьмем? Удивилась девушка, и потерла лоб указательным пальцем, пытаясь думать. Коля подошел и обнял ее, шепнув на ушко:

— У меня есть сбережения, накопленные за год, пока я эту комнату нам выбивал и оформлял документы для получения ордера.

— И я ничего не знала? Подняла бровь Надя.

— Я хотел сделать приятный сюрприз для тебя, — Николай отступил шаг назад, показал рукой на правую стену около окна, и добавил:

— А здесь мы поставим детскую кроватку! Утром в нее будет заглядывать солнышко, так как окна выходят на юго-восток.

У Нади радостно вспыхнули глаза, и она бросилась к Коле на шею, чтобы его расцеловать. Счастливые, они сидели на старом матраце в своей комнате и строили планы на дальнейшую жизнь. Они рисовали ее, быть может, в радужном, розовом цвете, и сам Николай понимал, что еще придется много потрудиться, прежде чем удастся построить что-то достойное и принести пользу обществу. Он смотрел на Надю, на ее худенькие руки, на ее светлые волосы, вьющиеся по плечам, он заглядывал в ее восторженные глаза и жалел свою любимую. Она ведь, по сути, была совсем юная девушка, прожившая всю жизнь под крылом своих родителей, и даже война не исключила в ней такие человеческие качества, как доброта, милосердие, жалость к больным и обездоленным. Она жила чувствами, и то плакала, то смеялась.

Николай жил больше разумом, и он уже испытал почти все на своем жизненном пути, и самое главное, что он осознавал то, что теперь должен делать: беречь свою юную жену, как берегли ее родители, от обид, от опасностей, от тяжелой физической работы по дому. Он мысленно обещал им это, когда они давали согласие на брак. Он понимал, что Надя настолько хрупкая и нежная, что он не может взвалить на нее одну все тяготы семейной жизни. Жизненного опыта у Нади было очень мало, в эвакуации она с родителями жила где — то в Казахстане, они были известными учеными — биологами. Разглядывание тарантулов и скорпионов в микроскоп — вот и весь жизненный опыт девочки! А вокруг гремела война, и Коля для чего-то остался жив на этой войне, жив вопреки всему, вопреки природе и обстоятельствам. Для него всегда оставалось неразгаданной тайной: почему он выжил тогда в теплушке, когда вокруг все умирали? Почему он встретил в госпитале на своем пути духовного наставника? Эта встреча, как осознал он чуть позже, полностью перевернула всю его жизнь. Духовный отец помог ему встретиться с Надей и открыл в его сердце веру в Бога. Об этом трепетном чувстве Николай никому никогда не рассказывал, но с тех пор, как его спас от неминуемой смерти хирург и священник, ставший его духовным отцом, в сердце Николая всегда горело пламя любви к распятому Христу. После того, как человек, чудом оставшийся в живых, поверил в Бога, он обрел все, чего у него никогда не было раньше: девушку, семью, работу. Он получил второе высшее образование, более подходящее для гражданской жизни. Он узнал правду о своем настоящем отце и испытывал сильную благодарность к Богу за то, что Тот все устроил в его судьбе. Николай начал совершенно новую жизнь, более полную и осмысленную, чем тогда, когда он чувствовал себя потерявшимся в жизни человеком, как корабль, не знающий куда плыть и к какому берегу пристать.

Вечером Николай и Надежда познакомились с соседями, такой же молодой парой преподавателей из Сибири, и все вместе договорились о сроках по ремонту и о дате новоселья.