Приходинки — 3

ПО ВРЕМЕНИ

Местный юродивый Толя Рыков сидит на паперти храма, как обычно, лопочет что-то взахлеб. Нет-нет да и проскочит в его речах крепкое словцо.

Солидная дама, выходя из храма и все-таки, видать, собирающаяся пожертвовать Толе копеечку, сожалеющее-брезгливо поджимает подкрашенные губы:

 — Какой он у вас блаженный? Вон, как матом ругается!

Опрятная старушка рядом отвечает:

 — Так это он по топеришному времени…

ВСЕ-ТАКИ ПОЛЬЗА!

Бабулька тащит батюшке связку сухих позеленевших баранок:

 — Хотела вот поросенку отдать… Да ты возьми! Хоть помолишься о мне, грешной!

ФАНАТКА

У казначеи осторожно интересуются насчет премиальных накануне праздника Пасхи.

 — Вот посмотрите сами, сколько у нас при храме работников! — с укоризною трясет дородная старушенция листом ведомости на зарплату со списком фамилий перед удрученно повесившими носы просителями. — И всем подай! А прихожане много ли приносят…

Через полчаса за обедом в трапезной казначея заводит разговор о юбилейном концерте Аллы Пугачевой:

 — Это же моя любимая певица! Жаль, что концерт по телику полностью посмотреть не удалось, в двенадцать ночи надо было молитвы вычитывать. А как там Филя выступал…

Суровая старушенция умильно закатывает глазки…

Вот когда надо бы было о премии выспрашивать!

ВЛАСТЬ БЕЗ ПОЛА

В самом древнем соборе в городе власти разрешили отслужить Пасхальную Вечерню.

Собор — музей, в гулком его нутре холодно, сыро. За толстыми стенами вовсю бушует весна, а здесь впору в зимнюю одежку упаковываться.

В алтаре священнослужители терпеливо ждут архиерея, разглядывают старинные фрески на стенах.

Вдруг в алтарь бесцеремонно влетает немолодая дама, затянутая в джинсовый костюм с блестящими заклепками, на голове — взлохмаченная кудель рыжих крашеных волос.

 — Вы куда? Женщинам же сюда нельзя! — с тихим ужасом восклицает кто-то из молодых батюшек.

 — Я не женщина! — нисколько не смущаясь, ответствует «джинсовая» дама. — Я главный инженер!

И неторопливо бродит по алтарю, смотрит на датчики на стенах, фиксирующие процент влажности, записывает что-то в блокнотик.
Сделала свое дело и — как ни здрасьте, так и ни до свидания!

Все оторопели. Немая сцена…

ВЕРНЫЙ

Отмаршировал в центре города парад в честь Дня Победы. На остановке в автобус залезает пожилой мужичок в форсистой казацкой форме; на погонах блестят большущие вензеля «А».

 — Тебе, брат, подфартило! Второй раз за сегодня атамана везешь! — громогласно заявляет он водителю.

Казак, видать, пообретался возле традиционной полевой «солдатской кухни», принял боевые «сто грамм» и наверняка неоднократно. По проходу между креслами в салоне пробирался, подмигивая молодым девахам, к одной подсел, снял фурагу с бритой до синевы головы. Пытаясь развлечь, начал было что-то говорить на ухо морщившейся от запаха перегара и табака попутчице, как вдруг вытащил из кармана носовой платок и, уткнувшись в него, чихнул капитально, на весь салон. Затем еще раз, другой, третий… В перерывах успевал бормотать, извиняясь:

 — Не бойтесь, я не заразный! Это аллергия на запах гвоздик. Подарили вот, никогда больше не возьму.

В другой руке он держал букет карминно-красных цветов и старательно оберегал их от последствий своего «чиха»: брызги летели больше на попутчицу, чем на гвоздики.

Наконец, остановка. Атаман нахлобучил фуражку, встал, приложил пальцы к козырьку, прощаясь с перепуганной девчонкой: «Честь имею!». И опять, чуть ли не сотрясая автобус, чихнул напоследок.

Да подарил бы уж этой девчушке-попутчице в качестве компенсации за «развеселую» дорогу несчастные цветы!

Ан нет! Понес своей атаманше…