Малиновый звон на крови

Мы приехали сюда ранней осенью. Но в Оптиной, говорят, всегда Пасха. Пасхальное настроение окутывает душу сразу, едва оказываешься здесь. Это тихое с виду место обладает такой интенсивностью духовной жизни, что вот уже пятьсот с половиной лет сюда отовсюду устремляются люди, жаждущие духовного исцеления. Здесь никогда – ни днем, ни ночью – не прекращается молитва. Это место высокой жизни и созидающей самоотверженности, больших трудностей монашеского пути и таких радостей, о которых мирские люди не имеют и понятия, и ради которых можно забыть все скорби и тесноту монашеской жизни.
Зеленела еще не тронутая осенними заморозками трава под ногами, цвели астры. Легкие паутинки «бабьего лета» запутались в белых и лиловых цветах, посаженных на могилах трех монахов, убиенных в пасхальное апрельское утро 1993 года. Мерцали лампадки у могильных крестов. И было ощущение живого присутствия, ощущение того, что оттуда, из-под этих невысоких холмиков, струится горячая мощная энергия, которой под силу все…
Инок Трофим, иеромонах Василий, инок Ферапонт… Я стояла у места погребения Оптинских новомучеников и думала: почему их убили? Не в первые века христианства, когда исповедание веры было равносильно смертному приговору. И даже не в годы послереволюционных гонений на церковь в двадцатом веке. Мы ведь сейчас живем в христианском обществе. Разве можно ненавидеть кого-то за то, что он любит Бога? Так ненавидеть, чтобы в пасхальную ночь — ножом в спину?
Нам рассказывали, что после исповеди у иеромонаха Василия люди буквально ощущали, как уходила тяжесть с души, менялось отношение к проблемам, с которыми они приезжали в Оптину. «Будто смертный приговор отменили», — признался один паломник, которому посчастливилось побывать у отца Василия в недолгие пять лет его жизни в Оптиной. Отец Василий был немногословен, больше слушал. Но умел несколькими словами точно оценить ситуацию (а она ведь у каждого своя!), дать совет. Как свечу от горящей свечи зажигал верой душу стоящего перед ним человека.
Он и в эту пасхальную ночь исповедовал. Жаждущих причаститься на Пасху было великое множество, и отец Василий восемнадцать часов простоял у аналойного столика. Сам он в Страстную седмицу соблюдал пост очень строго, не вкушая ничего, кроме просфор и нескольких глотков воды. И в то пасхальное утро, едва успев подкрепиться причастием, опять шел исповедовать — высокий, почти двухметрового роста богатырь, исхудавший во время поста до полупрозрачности, постник и молитвенник.
Пять лет в монастыре — много или мало? Его монастырская жизнь была стремительным восхождением по вертикальной стене. Незадолго до гибели отца Василия наградили золотым наперстным крестом, но не успели его вручить. К этому моменту иеромонаху исполнилось 33 года.
Он всегда жил предвкушением Пасхи.
И нет ничего без ущерба,
Все тень от небесных красот.
Все ждет воскресенья из мертвых,
Христа-утешителя ждет.
Это его стихи, иеромонаха Василия, а в миру — Игоря Рослякова. Талантливый журналист (он окончил журфак МГУ). Подающий надежды поэт. Известный спортсмен, мастер спорта, чемпион Европы, капитан сборной МГУ по ватерполо. И просто мальчик из неверующей семьи, где о Боге практически не вспоминали…
Ничего не бывает случайного в нашей жизни. В сердце студента второго курса Игоря Рослякова Бог постучался через православного человека, старшего преподавателя факультета журналистики МГУ Тамару Владимировну Черменскую.
Он часто бывал в ее доме. Несмотря на враждебное к религии время, здесь не прятали икон. Перед иконами всегда горела лампадка. Здесь он впервые услышал о святителе Луке (Войно-Ясенецком), который в свое время был духовником этой семьи. Игоря не убеждали, не склоняли к вере. Но дух Христов чувствовался во всем. И не потому ли Господь привел Игоря сюда, что он был способен впитать в себя этот дух?
Перед уходом в монашество, рассказывала потом Тамара Владимировна, Игорь пришел попрощаться. Он подошел к окну, за которым виднелись купола Богоявленского собора. Случайно ли, что хозяева дома происходили из рода Богоявленских, давших миру священномученика Владимира (Богоявленского), митрополита Киевского и Галицкого, расстрелянного в 1918 году?

Мы часто не знаем, почему то или иное событие совершается в нашей жизни. Не знаем, кто молится за нас в Небесной Церкви и пристально следит оттуда за нашим духовным ростом или падением, радуется или скорбит. Но иногда связь земного и небесного становится настолько очевидной!.. В Страстную субботу 1993 года в Оптину Пустынь привезли частицы облачения священомученика Владимира, митрополита Киевского и Галицкого, и раздали их братии. Иеромонаху Василию вручили эту святыню в тот момент, когда на литургии пели тропарь: «Благообразный Иосиф, с древа снем пречистое тело Твое…» Известно, что именно этот тропарь пел в 1918 году священномученик Владимир, когда его вели на расстрел.
Иноки Трофим и Ферапонт тоже выросли в неверующих семьях.
Все трое новомучеников своей крестной смертью привели к вере родителей,родственников, друзей. После гибели новомученика Трофима Оптинского крестилось, рассказывала его мать, сразу четырнадцать человек Трофимовой родни. Священник даже выделил для этого специальный день. А мать Трофима Нина приняла в Оптиной монашеский постриг, с наречением имени Мария, в честь преподобной Марии Египетской. Православным стал весь их многочисленный род.
В детстве никто не учил будущих Оптинских новомучеников вере в Бога. Их юность пришлась на то время, когда в церковь ходить вроде и разрешали, но категорически не советовали. Ну, старушки, те ладно, пусть ходят, а вот молодежь — ни в коем случае! Старушки вымрут, и церкви закроются.
Такая была у власти логика. Вот и дежурили в праздники, а иногда и в будни, у церковных ворот комсомольские патрули, не пуская туда молодых. За непослушание наказывали, исключали из комсомола, из техникумов и институтов, выгоняли с работы.

Знаю об этом не понаслышке. В молодости училась в Днепропетровском культурно—просветительном училище, и как-то на Пасху уговорила подружек пойти вместе в Троицкий собор. Площадь перед собором была заполнена народом. А у ворот стояли с красными повязками на рукавах комсомольские активисты и пропускали только пожилых людей, отталкивая молодежь в сторону. Мы надвинули платки пониже, сгорбились, глядя в землю, зашаркали ногами. Одним словом, проскочили! В переполненном храме вертели головами во все стороны, стараясь понять, что здесь к чему. И встретились взглядами с двумя молодыми людьми, постарше нас лет на пять. «Ай-я-яй,— тихо сказали они, крепко взяв нас под локотки,— а еще, наверное, комсомолки?»
Нас вывели из храма через другой выход, во двор, где тогда размещалось епархиальное управление. За забором молодежь налегала на решетку ворот.
«Девушка,— кричали мне,— откройте! Вам можно, а нам нельзя?!»
В ответ на начатую мной было дискуссию о свободе совести нас несколько раз сфотографировали фотоаппаратом со вспышкой (стояла же ночь!), тщательно переписали все данные. Пообещали еще, что наши фотографии будут висеть в «Комсомольском прожекторе» по всему городу, а с учебой лучше попрощаться самим заранее. Наверное, Ангел-хранитель нас выручил: не было ни фотографий, ни сообщений в училище. Может, они блокнот с записями потеряли? Мою знакомую в подобной ситуации исключили из института.
Теперь, бывая на службе в Троицком соборе, стоя на том самом месте, откуда нас когда-то вывели, иногда думаю: а как сложились судьбы тех ребят? Узнать бы... Может, они тоже молятся где-то рядом со мной в храме? Господь всем хочет спасения. И апостол Павел до своего обращения когда-то был Савлом, гонителем христиан…
Ничто, казалось бы, не способствовало тогда обретению веры. Но именно молодые пробивались к Свету, будто компенсируя неверие своих мам и отцов.
Инок Ферапонт, в миру Володя Пушкарев, уехал из дома только потому, что на многие сотни километров вокруг не было храма.
— Мама, — сказал в объяснение своего поступка, — где нет храма, там нет жизни.
Потом он какое-то время жил в Ростове-на-Дону, работал дворником в Ростовском соборе Рождества Пресвятой Богородицы. В Оптину Пустынь пришел в 1990 году. «Брат наш постригает власы головы своея в знамение отрицания мира…» Эти слова были произнесены над ним 22 марта 1991 года, в день памяти Сорока мучеников Севастийских, с наречением имени Ферапонт.
Их невозможно было не любить, рассказывают те, кто знал их, жил рядом. Сколько добра они людям делали — от всей души, бескорыстно, как отзывались на многие человеческие нужды!
Ферапонт в переводе с греческого – слуга. Он и жил так, как сказано Господом: «Кто хочет быть первым, будь из всех последним и всем слугою». Плел четки, раздавая их всем желающим, резал кресты в столярной мастерской, пек хлеб.
Инок Трофим для всех был «палочкой – выручалочкой». Местные жители вспоминают: Трофим умел водить трактор, пахать, а еще охотно помогал сажать картошку старым людям, которые справиться с этим делом сами уже не могли.
И вот что интересно: на огородах, где он работал, не было колорадского жука. А на других огородах, рядом, — был. Некоторые сельчане специально приезжали к нему в Оптину, чтобы выяснить: какую молитву от жуков о. Трофим читал.
«Да я только Иисусову молитву читал», — отвечал он.
Вот последнее письмо инока Трофима домой: «Добрый день, братья мои, сестры и родители по жизни во плоти. Дай Бог когда-нибудь и по духу – следуя за Господом нашим Иисусом Христом. То есть ходить в храм Божий и выполнять заповеди Христовы.
Я пока еще инок Трофим, до священства еще далеко. Я хотел бы, чтобы вы мне помогали, но только молитвами, если вы их когда-нибудь читаете. Это выше всего — жить духовной жизнью. А деньги и все подобное (жратва и шмотки) – плотское дерьмо, на котором мы все свихнулись. Да хранит вас Господь от всего этого. Почаще включайте тормоза около церкви, исповедуйте свои грехи. Это в жизни главное.
Молитесь друг за друга. Прощайте друг другу. А все остальное суета, без которой можно прожить. Только это нужно понять.
Дай Бог вам разобраться и сделать выбор. Простите меня, родители, братья и сестры.
С любовью о Господе, недостойный инок Трофим.
Декабрь 28 дня 1992 года».

Почему их убили?
В монастыре говорят, что каждый, любящий Бога, должен лично встретиться с духами зла. Перед апрельской пасхой 1993 года в монастырь стали приходить мерзкие анонимные письма с угрозами. Один из монахов, например, дважды получил анонимки с фотографией гроба и обещанием убить его «золотым шомполом в темя». И хотя виновным в гибели новомучеников был признан только сатанист Николай Аверин, вполне возможно, что вместе с ним действовал еще кто-то.
Когда отцу Василию сообщили, что в адрес монахов идут угрозы, он не стал обсуждать эту тему. Он вообще был молчалив. Только сказал коротко: «Это мой народ». А в дневнике своем записал: «Возлюбить ближнего, как самого себя, молиться за него, как за самого себя, тем самым увидеть, что грехи ближнего – это твои грехи, сойти в ад с этими грехами ради спасения ближнего. Господи, ты дал мне любовь и изменил меня всего, и теперь я не могу поступать по-другому, как только идти на муки во спасение ближнего моего. Я стенаю, плачу, устрашаюсь, но не могу по-другому, ибо любовь Твоя ведет меня, и я не хочу разлучаться с нею и в ней обретаю надежду на спасение и не отчаиваюсь до конца, видя ее в себе».
А вот еще одна запись: «Темные силы злятся на нас, потому что мы, приближаясь к Богу, осуждаем их. Так человек, делающий добро бескорыстно, вызывает гнев и презрение у подлецов».
Его душе были близки слова протоиерея исповедника Валентина Свенцицкого, сказанные в 1925 году: «Достаточно выйти за ограду Церкви, как ненависть и злоба окружают нас. Оскорбления, брань, плевки – вот чем встречает нас мир.
Почему же? За что же это? Или мы хуже всех? Или мы такие преступники?
…Нас ненавидят не за наши грехи, а за тот дух Христов, что живет в Церкви».

В час смерти Оптинских новомучеников в небе над монастырем было знамение.
Несколько паломников, собравшихся домой после окончания ночной службы, стояли на остановке, ожидая утреннего шестичасового автобуса. И вдруг оборвался радостный колокольный звон, ударил короткий набат, и по небу разлилось кроваво-красное свечение. Именно в этот момент на колокольне убили иноков Трофима и Ферапонта, звонивших к заутрене. Убили ритуальным ножом – самодельным отточенным клинком длиной более полуметра, на котором был выгравирован знак антихриста – 666. Третьим погиб иеромонах Василий. Он шел ранним утром в Иоанно-Предтеченский скит. Услышал, как пасхальный звон сменился неожиданным и таким будто неуместным в это ликующее утро звуком набата. Это раненый насмерть инок Трофим вопреки всем законам медицины смог подтянуться на веревках колоколов и несколько раз ударить набатно, предупреждая об опасности монастырь. Его любовь к людям и тревога за них воистину оказалось сильнее смерти.
В этот момент отец Василий повернул к колокольне и встретился с убийцей, но не заподозрил в идущем навстречу человеке ничего худого. А тот, обойдя отца Василия сзади, вонзил ему в спину этот жуткий клинок, перерезав внутренности от почек до сердца.
« Но хочется поплакать в тишине
И выйти в мир со светлыми глазами.
Кто молнией промчался по земле,
Тот светом облечен под небесами», -
написал он незадолго до этого дня.
Когда отец Василий упал на землю, мимо проходила двенадцатилетняя девочка Наташа Попова, сирота, два года проживавшая в Оптиной. Она увидела, как страшный черный зверь моментально отпрыгнул от упавшего отца Василия, перемахнул через поленницу дров и скрылся. Потом она спрашивала старца: «Батюшка, почему я вместо человека зверя увидела? У меня ведь зрение хорошее».
— А ты его не глазами увидела, а душой, — отвечал старец. – Зверь это и есть, только был в личине человеческой.
Убийцу скоро задержали. Им оказался сатанист Николай Аверин. На допросе он сказал, что хотел через монахов достать Бога. Дома у Аверина при обыске нашли книги по черной магии и изрубленную Библию.

Их хоронили после Пасхи, в праздник Иверской иконы Божией Матери. Единственная икона, где на щеке Богородицы изображена тоненькая струйка крови. Когда-то, в эпоху иконоборчества, икону проткнули мечом, и, к ужасу это сотворивших, из раны хлынула живая кровь. И вот теперь встречала монахов, убитых мечом с сатанинской символикой, Иверская Вратарница, «двери райские верным отверзающая». В этот же день здесь произошло первое чудо исцеления.
А вскоре кресты обильно замироточили.
И может быть, именно у этих тихих могил по-настоящему ощущаешь всю силу и мощь православия, всю его опасность для зла, уже чувствующего свою агонию.
Оптина Пустынь потеряла трех монахов, но приобрела трех новомучеников и заступников за всех нас. Так же, как и при жизни, отзываются они на самые разные человеческие нужды, только подают эту помощь уже из мира духовного, по нашим к ним молитвам.
Вот только один пример такой помощи. В Оптиной Пустыни среди других свидетельств чудотворения Оптинских новомучеников хранится письмо тракториста Анатолия Акимова. Он приехал туда тяжело больным человеком. После перенесенной травмы в его руках было серьезно нарушено кровообращение. Они стали бледно-восковыми, как у мертвеца, замерзали. Но самое страшное, они больше его не слушались. Начиналась гангрена, и врачи не видели другого выхода, кроме ампутации. Вот что случилось дальше. Почитаем его письмо:
«Я стал размышлять, что угодники Божии новомученики иеромонах Василий, иноки Трофим и Ферапонт – святые. И решил набрать земли с их могилок, но мне это было сделать трудно. Я стал молиться и положил руку на могилку о. Василия. Минут через пять кисть потеплела, а через десять минут пальцы порозовели, и в них восстановилось кровообращение.
В тот же день я уже работал в монастыре на послушании – возил на тачке дрова. О своем исцелении я рассказал тогда послушнику Вадиму и показал имевшееся у меня заключение врачей о моем заболевании.
Спасибо за все угодникам Божиим! Спасибо за все Господу!
20 ноября 1998 г.»

Ничего не бывает в нашей жизни случайного. У подножия трех крестов Оптинских новомучеников я подобрала несколько камешков – гладких, блестящих, с глянцевыми коричневыми краями. И привезла их домой, в Днепропетровск, где на жилмассиве Северный была построена часовня и начиналось строительство храма в честь Иверской иконы Божией Матери. Тогда еще было только вскопано место под фундамент. «А давайте мы их в фундамент и положим», — сказал настоятель храма протоирей Николай Несправа. И положил оптинские камешки в основание фундамента. А сегодня храм уже полностью вырос. В нем, величественном, просторном, тесно от большого количества прихожан. Всякий раз, когда бываю здесь на службе, мне кажется, что и Оптинские новомученики здесь тоже незримо присутствуют и молятся за всех нас. Протоиерей Василий, иноки Трофим и Ферапонт. И эта совместная несмолкаемая молитва достигает небес.

Надежда ЕФРЕМЕНКО