Кто как молится 7

7. Две правды

На другой день нашей бабушке стало лучше, и мы с Алёнкой побежали в церковь за отцом Емельяном.

Когда ему сказали, что на развалинах монастыря нашли старую икону, он тоже заволновался, даже поручи от облачения никак не мог снять — запутался в крючках. За калиткой посмотрел на Джольку: она как солдатик на часах, была тут как тут, и свои хитрые глазки переводила то на батюшку, то на нас с Алёнкой, махала изо всей силы хвостом, ожидая похвалы. Мы погладили её, и сказали, что она главный поисковик, она нашла, а мы только отрывали ящичек... Батюшка улыбнулся:

— Вот, собачка, а тоже потрудилась во славу Божию! Это ж, чудо какое, ребятки: икона объявилась!.. даже умыслить невозможно!..

И отец Емельян так припустил по дороге, что нам пришлось догонять его бегом, мы и не подозревали, что он может так быстро ходить, а Джолька, по своей собачьей природе, с озорным лаем неслась впереди нас.

Бабушка нас уже ждала. Она была нарядной, праздничной: в красивом серо-зелёном, огурчиками, длинном платье, в украинском переднике, на голове — белый платочек. И горница, так бабушка называла большую комнату, вся светилось, всё в ней было особенное: и воздух, и стены, и передний угол с лампадкой перед нашей иконой.

Икона будто отдыхала, тихо покоилась — так бережно охватывал её края расшитый рушник и живописно опускался долу.

Батюшка благословил: «рабу Божию Таисию», и, как магнитом, потянулся к иконе, рухнул перед нею на колени и горячо заговорил:

— Родненькая наша Матушка!.. отыскалась, нашлась... уж и не чаял видеть... в какой сокровенной глубине образ Твой таился... а сейчас — явила!.. явилась Сама, нам недостойным, в чуде этом!..

Мы стояли и молчали. Бабушка то и дело утирала глаза передником и мелко крестилась.

Батюшка служил молебен новообретённой чудотворной Абалацкой иконе Божией Матери, а в горницу потихоньку набирался народ — все уже знали о небывалом явлении.

После молебна все благоговейно приложились к образу. Потом старики стали рассказывать, как случилось, что потерялась величайшая святыня всей земли Сибирской — Абалацкая икона Божией Матери.

Дед Спиря и дед Филимон — старые-престарые, каждому больше девяноста лет, а враждуют всю жизнь, как маленькие. А тут помирились, когда ходили на развалины монастыря смотреть — как так икона объявилась. Вся деревня их вражду наблюдала, а теперь дивилась и качала головами: эдак и подумаешь, без Заступницы тут не обошлось, как петухи драчливые всю жизнь друг дружке спуску не давали, а тут — гляди-ко, помирились...

Нашим старичкам вражда по наследству досталась.

Почти сто лет назад была революция — большевики свергли царя, потом убили его на Урале, и разгорелась Гражданская война. Те, кто был за царя, назывались белыми, а кто за революцию — красными. Отцы дедки Спиридона и деда Филимона оказались в разных армиях: воевали друг против друга. Белая армия прорывалась на Дальний Восток, а красные их преследовали, дошли белые до нашей деревни, скрылись в монастыре для отдыха, а красные стали их оттуда выбивать. Много тогда погибло народу. Вот тогда-то, изнемогая от боёв, видимо, белые и спрятали икону, которую несли-спасали от Омска.

Сели наши старички возле глиняного обвала и разговорились. Но не зло, а по-доброму.

— Ох-хо-хо, — сокрушается дед Спиридон, — уж нам, Филя, пора сбираться в дальний путь, а мы всё с тобой неуёмные, ладу нету...

— Дак, Спиря, время како было, у родителев наших...

— Мой-то батя за правду сражался, за спасение Отечества.

— И мой отец — за правду стоял, хотел народу облегчение.

Дед Спиридон щурит свои по-молодому блеснувшие глаза, оглядывается вокруг:

— А ты вот, скажи, Филя, кака она, правда, когда и твой отец, и мой стоко людей зазря положили... тебе, поди батька твой сказывал, да и мой гутарил, что кровушки христианской здеся столь было пролито, что сердце от горя заходилось... ты говоришь — за правду, я говорю — за правду... а по-Божьи спросить — разе дОбро это дело, зазря человека жизни лишать?..

— Как, зазря, за хорОшу жисть боролись.

— Боролись... хорОша жизнь на крови не деется...

— Так-то оно так, дак у них у кажного своя правда была...

— Двух-то правд не бывает, — вздыхает дед Спиридон, вона, даже икона запряталась...

— Не бывает, — соглашается с ним дед Филимон.

— Сколь поколениев уж народилось с той поры, — крутит седой ус дед Спиря, — у твоих — красных, у моих — белых?.. пять? Вишь, у нас уж правнуки большеньки, растут и радуются...

— Да, хороши детки у нас... жизня, скажу тебе, она свою правду знает...

Долго они сидели молча, потом кряхтя поднялись, опираясь на свои батожки, побрели к деревне, соглашаясь, что самая большая правда — это жизнь, её надо хранить всем, потому что она на земле не вечная.

После молебна отец Емельян сказал, что икона, которую нашли мы с Алёнкой, не сама Абалацкая, а редкий список с нее, то есть копия, тоже чудотворный и ценный, царский список.

Все стали спрашивать, а кто самую первую икону написал и где она?

— Где сама Абалацкая, никто сейчас не скажет за давностью лет, — а как создана была, расскажу, — отец Емельян положил скуфейку на стол, сел на лавку, где кучкой сидели соседские ребятишки возле нас с Алёнкой.

— В летописях сказано, что в 1636 году, это выходит — больше 350 лет прошло, в сибирском селе Абалак — было такое татарское селение в тридцати верстах от Тобольска, жила одна старенькая вдовица Мария. Муж её умер после тяжёлой болезни, вот и приходилось теперь ей в одиночку век коротать — справляться с недугами, терпеть нужду и лишения... а хижинка её была совсем малёхонькой, ветхой... так и жила среди чужих людей.

Однажды, умаявшись от забот, прилегла Мария отдохнуть. Лежала, думала о своей доле, но не роптала, а говорила в уме: «...по жизни твоей, Мария и награда: слава Богу за всё!..».

Смежила глаза, и не успела ещё и заснуть, как видит — стены её бедного домика словно растворились, а сама она — в большом красивом храме, а перед нею на воздухе икона Божией Матери с Младенцем, с правой стороны изображен Николай Чудотворец, а по левую руку — Мария Египетская... и слышит вдовица хоть и строгий, но ласковый женский голос:

— Повелеваю тебе, Мария, объявить народу о том явлении, что видишь сейчас, и сказать, чтобы построили православные люди на Абалацком погосте новую церковь вместо старой, во имя Знамения Пресвятой Богородицы, а для храма — наказываю — написать сию икону...

Ни жива, ни мертва, поднялась Мария с лавки, поспешила к архиепископу и рассказала всё, что видела. Построили люди церковь, написали икону, а потом и монастырь Абалацкий возник.

Большую силу имела икона, много чудес случалось по молитвам у этого образа — больные выздоравливали, непослушные дети становились разумными и добрыми помощниками своим родителям, непримиримые враги превращались в друзей... разве всё перескажешь, от чего оберегала Богородица за эти века, какие чудеса сотворила для усердных молитвенников... похоже, и по сю пору Она не отвернулась от нас, — улыбается батюшка и тепло смотрит на наших старичков, которые мирно сидели рядом... а список с этой иконы был подарен царю, когда он пребывал в Екатеринбурге, вот его-то и отыскали дети...

А бабушка уже хлопотала с соседками у стола, и скоро с чаем мы, ребятишки, уминали вкуснейший бабушкин пирог: конверт с секретами — в одном углу в нём была клубника, в другом — курага, в третьем — щавель, а в четвертом — вишня с мёдом, кому что достанется...