Хорошо, когда их три

Давно отзвенел звонок. Смолк шум детских голосов. Уроки закончились. Школьный двор опустел.
Старый школьный сторож Семеныч вышел из своей каптерки, чтобы проверить после ребят школу и близлежащую территорию. Ребята часто теряли свои пакеты со сменкой, книги, а иногда даже и сотовые. Семеныч все это аккуратно складывал у себя на подоконнике. Это у него называлось «Бюро находок». У него с ребятами был давний уговор, о котором в школе знали все. Если ты потерял что-то – иди и смотри с улицы, что там лежит на подоконнике у Семеныча. Если твоих вещей нет, то и Семеныча беспокоить попусту нечего. Дети любили старика за его трезвый ум, изобретательность, спокойную рассудительность и доброту. А Семеныч любил детей. Был он одинок. Жена давно умерла, свои дети выросли и разъехались. Жил Семеныч рядом со школой.
Как обычно обход он начал со школьной раздевалки, потом через корридор вышел на крыльцо. В лицо ударила волна пьянящего запаха цветущей сирени. Как же любил Семеныч это время, и сирень любил, именно эту лилово- сиреневую. Белую он не любил. Она почему-то напоминала ему о кладбище, да и запаха настоящей сирени она не имела. Семеныч закрыл глаза, втянул в себя аромат цветов, тихо, по-стариковски, засмеялся.
Неожиданно, где-то совсем рядом, хрустнула ветка. Семеныч прислушался. Из кустов показалась всклокоченная голова Зинки Рябовой. Потом и сама Зинка протиснулась сквозь ветки, прихрамывая и волоча за собой потрепанную школьную сумку. Зинка уселась на ступеньку, вытянула раненую ногу, увидела кровь и завыла в голос.
Семеныч жалел Зинку. Она была старшей в семье овдовевшей Анюты. На Зинке были две сестры, корова с телкой, да и сама их мать, обиженная на жизнь, озлобленная и скандальная. Семеныч не стал выспрашивать, что случилось, тихо погладил Зинку по голове, взял за руку, повел в школу. Там он усадил девочку на лавку, смазал йодом Зинкино колено, перевязал чистым носовым платком. Зинка всхлипывала, молчала, смотрела жалобно, потом по-детски обняла Семеныча за шею:
-Ты только мамке не говори, Семеныч. Меня мальчишки толкнули, я со ступенек и полетела. А мою сумку они в сирень забросили. Дураки. Васька Прохов и Колька Лапин. У них новые рюкзаки, у них все новое. А они надо мной смеются. У Васькиново отца пилорама, а у Кольки мать в Москве работает. Они им все-все покупают, что они ни попросят. Колька говорит, что ему мать из Москвы ноутбук привезет. А у нас вчера телевизор изломался. Мать говорит, что надо дрова покупать, за садик платить нечем. Наша мамка хорошая, она тоже может в Москву на работу уехать, она умная и все – все умеет делать. Только, как я одна с Веркой и Надькой останусь. И Пеструху жалко. Мать говорит, что если уезжать, Пеструху продавать придется. А девчонкам без молока нельзя. А молока сейчас не укупишь.
Семеныч тихо похлопал Зинку по плечу:
- Ничего, все образуется, перемелется, мука будет. Идем.
Они вышли из школы, спустились по ступенькам школьного крыльца. Неожиданно Зинка развернулась и с силой пнула ботинком бетонную ступеньку.
- Вот вам, противные ступеньки. Как коленка болит, а вам и дела нет.
Подъигрывая девочке, Семеныч засмеялся:
- Так,так ее… Это называется – передай дальше. Тебя обидели те, кто сильнее тебя, а ты отомсти тому, кто слабее, или не может тебе ответить. А? Хорошо ли это?
Зинка насупилась, потерла нос:
- Не очень.
Семеныч улыбнулся:
- Вот то-то…
А потом загадочно подмигнул:
- А вообще-то эти ступеньки не простые. В них заложен некий тайный смысл, тайна… Ты понимаешь, о чем я говорю?
Зинка испуганно закивала головой. О, она знала, что такое тайна. Она даже знала, что когда-то давным-давно за разглашение тайны отрубали голову.
- Сколько ступенек ты видишь?
- Три.
- Так точно, три. Так вот, эти три ступени символизируют три ступени духовного роста человека – «чувственность, душевность и духовность». Не пройдя одну ступень, ты не поднимешься на другую. Проходя «чувственность», ты учишься воспринимать мир, испытываешь боль, радость, восторг. Пытаешься управлять своими эмоциями. Поднимаешься на «душевность». Здесь ты учишься прощать, сострадать чужой боли, делиться, помогать другому в его нужде, воспитываешь у себя чувство долга. А вот «духовность» - самая крутая ступень, самая высокая, самая трудная. Здесь многие запинаются и падают. Она никому не дается легко. Семеныч глубоко вздохнул, вспоминая свое, и тихо пошел к школьной калитке.
- Дядя Семеныч, а откуда ты столько всего знаешь?
- Пожил много, повидал. Книжки разные читал.
Семеныч засмеялся от того, что ответил в рифму:
- Очень много книжек. И ты читай. Обязательно читай. Телевизор хорошие книги никогда не заменит. Вот мы с тобой говорили о трех ступенях. А в древности считали, что мир держится на трех китах. У нас на Руси число три священное, его очень чтят. Даже в поговорках – «Бог Троицу любит», «Один сын – не сын, два сына – пол-сына, три сына – сын».
- А три дочери – дочь?
Видно было, что Зинка уже забыла о своих обидчиках, о больном колене. Слезы давно высохли. Детское сердце отходчиво.
- Дядь Семеныч, ты постой тут, подожди.
И Зинка, бросив к его ногам сумку, побежала к школе. Перед школьными ступеньками она сосредоточенно замерла, словно собираясь с силами. Потом оглянулась назад, помахала Семенычу рукой. И начала медленно подниматься, прислушиваясь к себе и к тем изменениям, которые происходят внутри нее. Зинка, удивляясь сама себе, начала говорить, причем это был голос внутри нее, это был и ее голос, и не совсем ее:
- Мне очень хорошо и весело, я всех люблю. И маму, и сестер, и доброго Семеныча. Я ни на кого не сержусь, я всех прощаю. И Кольку, и Ваську, и сердитую Матрену. Я верю, что все будет хорошо. Нас у мамы трое, а Бог троицу любит. У мамы есть икона «Святая Троица». Все будет хорошо.
Семеныч смотрел на маленькую девочку и его сердце странно щемило. То –ли от того, что перед ним происходило чудо, чудо духовного роста, чудо становления детской души. То-ли нахлынуло что-то давно забытое, светлое …
А Зинка уже бежала через школьный двор и кричала:
- Семеныч! Хорошо, когда их три!
Вечером Семеныч долстал из шкафа старую жестяную коробку, пересчитал хранящиеся в ней деньги. Отложил триста рублей. А остальное, аккуратно завернув в газету, понес Рябовым.