Я всегда знал, что воровать – плохо, и даже не просто плохо, а очень-очень грешно. А греха, как говорила моя бабушка, надо бегать. Вот я и старался: никогда ничего чужого не брал. Один раз я даже подумал: «Вот уж точно, этот грех я никогда не совершу, хоть как меня соблазняй!» Но только я так подумал…
На следующий день после уроков я, Пашка и Максим возвращались домой. Шли мы своей привычной дорогой: сначала возле киоска, а затем по тропинке через частный сектор. Тут Максим и говорит:
— Смотрите, возле дома забор сломан, а там сливы. Давайте себе наберем.
— Но это же воровство! — заволновался я.
— Почему сразу воровство? — удивился Пашка. — Забор сломан, слива почти на дороге растет, а если на дороге – значит ничейная. Ты, Сеня, если боишься, то просто покарауль нас, так, на всякий случай.
И Пашка с Максимом побежали к сломанному забору. Я остался. «Ладно, — думаю, — пусть таскают чужие сливы, а я здесь, поодаль постою. Вроде как, и ни при чем».
Скоро Пашка и Максим вернулись с двумя добрыми пригоршнями слив.
— Смотри, какие крупные! – показал добычу Пашка и жадно засунул одну себе в рот. — А какие сладкие! Угощайся.
Я сначала не хотел брать: чужое все-таки, но ребята так нахваливали, что я не утерпел и съел парочку. Сливы оказались самыми обычными. «У моей бабушки на даче и то вкуснее растут», — подумал я и больше не пробовал.
Дома, к вечеру, у меня живот начал побаливать. Сначала немного, а затем все сильнее и сильнее. Я побежал к маме.
— Давай, вспоминай, что ел сегодня, — взволнованно сказала она.
— Да ничего особенного, — ответил я, — в школе кашу давали, булочку и чай с сахаром, да сливы еще ел немного.
— Тоже в столовой?
— Нет, Пашка с Максимом возле забора сорвали и угостили.
— Возле какого забора? Неужели в частном секторе? И вы их ели? Грязными? — мама спрашивала, а ее глаза становились все больше и больше.
— Угу, — единственное, что я мог сказать: живот начинал болеть просто нестерпимо.
Лечили меня до самой ночи. Только на следующий день к обеду стало лучше. Еще я узнал, что Максим с Пашкой тоже заболели.
— Это вам наказание такое, — строго сказал папа, узнав о случившимся.- Воровство – большой грех, а за грехи, сам знаешь, Господь наказывает.
— Так я ведь не воровал, а просто рядом стоял, — оправдывался я.
— Когда один ворует, а другой рядом стоит и не препятствует, то он все равно виноват; и его тоже наказывают, как соучастника.
— А я препятствовал! Я им сказал, что это воровство.
— В таком деле нужно быть очень убедительным.
— А если бы они все равно не послушали, пусть я бы даже умолял на коленях?
Папа положил мне руку на плечо и очень серьезно посмотрел, а потом сказал:
— А вот тогда, Арсений, у каждого из вас была бы своя дорога. Помнишь такие слова Покаянного канона:« Широк путь зде и угодный сласти творити, но горько будет в последний день, егда душа от тела разлучатися будет: блюдися от сих, человече, Царствия ради Божия»?*
— Помню… — тихо ответил я.
__
*Широк путь здесь, и легко делать приятное, но горько будет в последний день, когда душа с телом разлучаться будет! Храни себя от того, человек, ради Царства Божия!
