Это все одежды грубости, их вскользь
Скинешь и не вспомнишь больше точно,
Так и падают с травы на землю рос
Капли, точно сплавом влаги сочной,
Скользкие брега озер шуршат — мягки,
И не знаешь где предел, где точка,
Словно вышли облака до звезд с тоски,
Дав случайную времен отсрочку.
А ведь гордым здесь брести всегда одним
Без участия и откровенья,
А от зарева до трав листвой приник
Куст сирени, и не бросив тени.
Но воспрял, поймав ветвями редкий свет,
И проснулся, вынув враз надежду,
Разве так не просыпается в ответ
Сердце грубых, открывая нежность.
И кричали, точно вспомнив правду ту,
Что не сшита впопыхах из хлама,
Не шушукались, увидев красоту
Ввысь вздымающего купол храма.
Там молитва, сняв и грунт немой тоски,
И гранит расплавит бледно-серый,
А над куполом летят сто лет — легки,
Птицы стаями, в сиянье перья.
И увидел каждый: вдоль дороги лет
Путник молча шел, не выдав имя,
Ну а рядом с ним был огнегривый лев,
Что когда-то в прошлом ярость скинул.