Духовное горение

Очерк об архипастыре Михаиле Мудьюгине, рукоположившем меня в свое время. 12 мая ему исполнилось бы 100 лет.

Первый курс Вологодского духовного училища тогда, в начале девяностых, собрал самых разных людей и по возрасту и по профессии, и даже — если так выразиться — по «степени» веры. Были люди уже воцерковленные, но их немного, большая же часть пришла сюда из любознательности, пытаясь во вдруг освободившемся от всяких идеологических догм обществе отыскать пути к Богу.

Еще не в столь далеком прошлом оставались времена, когда храм Божий приходилось посещать с немалой опаской, дабы не нарваться на неприятности на работе. А уж участвовать в каком-либо церковном таинстве, будь ты учитель или сотрудник правоохранительных органов, боже упаси… Кое-кто из однокурсников имел высшее образование и в дипломе значилась оценка по научному атеизму. Но привело в духовное училище что-то — сомнение, неустроенность в жизни, стремление познать корни своего народа, недостаток пищи духовной…

И так, собрались мы в обычном классе самой обычной городской школы, с трудом умещаясь за партами для первоклашек — своего помещения у духовного училища еще не имелось.

Состоялось первое знакомство с преподавателями — клириками епархии и мирянами, но одно обстоятельство заставило нас еще больше поволноваться — узнали, что лекции по Священной истории Нового Завета будет читать сам архиепископ Михаил, управляющий Вологодской епархией. С трепетом ждали его на первое занятие.

Порог класса переступил, тяжело опираясь на посох, невысокий седовласый старец в скромном подряснике и с панагией на груди.

— Помолимся! — и осенив себя крестным знамением, запел неожиданно сильным баритоном:

— Богородице Дево радуйся,

Благодатная Марие, Господь с тобою.

Благословенна Ты в женах и благословен плод чрева твоего,

Яко Спаса родила, еси душ наших…..

Читая лекцию, владыка Михаил не пользовался никакими конспектами, записями и не по причине слабого зрения, был он куда как зрящ и не физическими очами, а духовными. Толкуя евангельские сюжеты и притчи, говорил образно, легко и в конце лекции всегда интересовался: будут ли вопросы?

Конечно, они были! И — уйма! Не только по услышанному на лекции, студентам хотелось и узнать побольше о жизни и судьбе владыки, его мировоззренческих позициях, интересах. Ведь многим из нас еще с детского сада, а потом в школе и институте неизменно вбивали в головы, что священнослужители — люди ограниченные, недалекие, вообще «пережитки проклятого прошлого», мракобесы.

Владыка Михаил решительно опроверг эти глупые и злые утверждения. Пример тому — его долгая и замечательная жизнь и богослова, и человека самых разносторонних дарований.

Родившийся и выросший в семье коренных питерских интеллигентов, свою трудовую деятельность он начал простым разнорабочим. Тридцатые годы — такое время. Сказывалось «непролетарское» происхождение: учиться смог только в вечернем институте иностранных языков, получил диплом преподавателя немецкого языка и переводчика технической литературы. Начал работать в дизельном НИИ, но опять-таки за «происхождение» был выслан из Ленинграда.

Шквал репрессий, нараставший в стране, все-таки с помощью Божией обошел стороной. Михаил Николаевич (так звался тогда в миру владыка) в качестве инженера-теплотехника трудился на Урале и в Сибири. И все время заочно учился, овладевал знаниями, окончил энергетический факультет института металлопромышленности.

Удалось вернуться в родной город, где поступил в аспирантуру, защитил кандидатскую диссертацию. В 50-е годы он был доцентом в Ленинградском горном институте.

Кажется, не взирая на трудности и невзгоды, человек достиг немалых высот и… вдруг резкая перемена в жизни — принятие духовного сана.

— Это было моей мечтой с детских лет. — рассказывал нам владыка. — Я увлекался чтением Священного Писания, Святых Отцов, но возможности принять сан все не было. В середине пятидесятых я получил благословение на это митрополита Ленинградского и Новгородского Григория. Он поинтересовался , почему я принимаю сан, будучи человеком , уже утвердившимся на инженерной стезе. Я ответил, что единственная причина — моя любовь ко Господу нашему Иисусу Христу.

Моя мать, Вера Николаевна, всегда была глубоко религиозна Она смело исповедовала свою веру, за что подвергалась насмешкам еще до революции, а уж дальше…Но она была замечательным церковным человеком, любившим Бога и людей. Воспитывала нас, троих сыновей, в строгости, когда же дети болели, была ласкова и заботлива. А вот отец, будучи русским интеллигентом, старался быть «советским» человеком, даже пытался говорить созвучно духу времени, даже кепку носил «а-ля Ленин». Но был все равно арестован. В юности очень религиозный,он, как многие тогда интеллигенты утратил веру и даже участвовал в деятельности безбожников. Из-за этого происходили домашние неполадки, ссоры с верующими членами семьи. Незадолго до кончины отец вновь обратился к вере. Однажды моя мать встретила меня со слезами на глазах: папа пригласил священника, исповедовался и причастился. После этого священник сказал об отце, что он лучший христианин, чем мы с вами. Работа моего отца была беспорочным служением не Советской власти, а народу в условиях этой власти.

Однако, давнее свое решение о принятии сана не так-то просто оказалось выполнить. Архиереи в условиях хрущевских гонений на церковь боялись рукополагать доцента, автора научных трудов. И только в Вологде епископом Гавриилом он был наконец посвящен в диаконы, а затем и в священники. И опять заочная учеба в семинарии, потом и в Ленинградской духовной академии, ректором которой он стал после службы на вологодских приходах. Здесь же состоялось его посвящение в епископский сан.

Вскоре владыка Михаил был назначен правящим архиереем Астраханской епархии.

— Это было радостное служение, — вспоминал он. — Народ относился ко мне хорошо. Такое же хорошее отношения я встретил и в Вологде, куда меня перевели в 1979 году. В Астраханской епархии преобладало старое духовенство, пережившее период гонений, в Вологодской же было больше молодых священников. Непросто строились взаимоотношения с уполномоченными по делам религий. Среди них были люди, сознательно старавшиеся причинить вред Церкви. Случались попытки закрытия храмов, но их удавалось отстоять. В обеих епархиях при мне не было закрыто ни одного храма.

И все-таки значительная часть архипастырского служения владыки Михаила проходила уже в период коренных изменений в отношениях между Церковью и государством.. В Церковь пришло много новых людей. И это немало заботило владыку.

— Иоанн Златоуст говорил: «Нет ничего ужаснее для Церкви тех периодов, когда нет гонений». В такие периоды в Церковь идет немало людей без духовного настроя, считающих, что в ней можно вести безбедную и не очень трудоемкую жизнь. Перестройка в обществе, как раз создала ситуацию, благоприятную и для тех, кто ищет выгод и благ. Но, разумеется, среди и тех, кто недавно пришел к служению в Церкви, много идейных, убежденных, духовных людей, готовых служить, как говорится: «ради Иисуса, а не хлеба куса», ради любви к Богу, приближения народа к нему. Конечно, священнослужитель остается человеком, у него есть семья, материальные интересы, но все это должно носить подчиненный характер.

Беспокоился владыка Михаил и о состоянии духовного образования. На его взгляд, оно носит явно схоластический характер,нужна живая струя, превалировать над всем должно значение Священного Писания, должно быть ясно, что в церковном Предании является Священным, идущим от Божественного Откровения, а что принадлежит человеческому измышлению и если имеет ценность, то весьма относительную.

— Нередко даже от проповедников с амвона можно услышать суеверные рассказы. Нужны усилия, чтобы очистить всю массу дидактического материала от «накипи», не имеющей ничего общего ни со Священным Писанием, ни со Священным Преданием. — убежден владыка. — Издается литература без надлежащего богословского контроля, без элементарной духовной цензуры. Человек, приходящий в книжный магазин, часто приобретает сомнительные труды. Обрядоверие, суеверие, ложное благочестие принимают языческие формы, захлестывают церковную действительность. И стоящая сейчас да и в будущем перед Церковью задача — катехизация! И чтобы проводили ее люди, стоящие на уровне глубокой христианской убежденности и солидного православно-богословского образования.

— Владыка, а как вы относитесь к появившимся в последнее время произведениям художественной литературы о прошлом и настоящем Русской Православной Церкви?

— Мыслилось и писалось бы ради Бога, любви к нему, а, если так, то ради Бога!

… Вот так, из бесед с владыкой и узнавали мы, великовозрастные студенты, о яркой судьбе одного из старейших иерархов Церкви, доктора богословия, профессора Санкт-Петербургской духовной академии, автора книг, посвященных основному богословию и русской православной церковности второй половины двадцатого века.. Кроме духовного училища, владыку Михаила приглашали читать лекции в педагогический, политехнический, молочный институты, уезжал он преподавать в Санкт-Петербургскую духовную академию. И мы в училище с нетерпением ждали его возвращения.

Владыка был легким и простым в общении человеком. Заканчивались поздно вечером занятия. Шофер автомобиля, подвозившего архиерея, был отпущен, и, неспешно ступая по схваченной первым морозцем тропинке обочь дорожной колеи, мы пешком провожали владыку до его «резиденции» на улице Панкратова. И опять неустанно продолжалась, текла наша беседа о Боге, о вере, о Церкви, и опять касалась самых разнообразных вопросов: будь то, например, недавно прочитанная повесть местного автора о новомученниках российских из Вологды…

По-разному сложились судьбы выпускников нашего курса, кто-то стал священнослужителем, кто-то остался просто верующим человеком, но сохранился навсегда в нашей памяти светлый образ владыки Михаила, архипастыря, замечательного богослова и человека.