Бомбежка

У кафе «Яблонька» стояло несколько автомашин. Значит, до ночи будет веселье, - рассудил дед Никита, проходя к своему подъезду твердой, но напряженной ветеранской походкой. Навстречу ему выпорхнула стайка мальчишек в майках, у каждого через плечо была надета красная ленточка «Выпускнику 4 класса». Ребята были взмокшие и перевозбужденные, они выбежали в майскую вечернюю прохладу освежиться. Дед недоуменно покосился на стеклянные двери кафе, - что у них там парник что ли, почему дети в майках?
От музыки сотрясались стены подъезда. С тех пор как первый этаж дома отвели под кафе, дед Никита не мог спать. Его квартира находилась на втором этаже, прямо в эпицентре звуков, и чтобы нейтрализовать их разрушительную силу, старик громко включал телевизор и засыпал с включенным телевизором под утро. На этот раз пульт куда-то затерялся, а нажимать попеременно кнопки у него не было ни сил, не желания. К тому же, все что ни показывали в последнее время на «голубом экране» вызывало у Никиты Петровича сильнейшее раздражение. Грохот из кафе напоминал ему гул немецких самолетов, который отражается из глубины земли, когда лежишь, прижимаясь к ней всем телом, и крепко держишь голову руками, повторяя про себя материнский оберег: - Господи, помилуй, спаси и сохрани.
Старик пришел домой с рынка. Сумка с вилком свежей капусты и пакетом сметаны так и осталась висеть в коридоре. Придет Вера, что-нибудь приготовит, - решил дед, достав из холодильника чесночную настойку, которую сделал еще вчера. Налив четверть рюмки, он бережно поставил запотевшую бутылку в холодильник, - мы будем понемножечку лечится, без дураков, без поликлиник.
Музыка звучала нещадно. А впрочем, можно ли такие звуки называть музыкой? Это было грубое скопление ударов, разрывающих воздух на кусочки, оно обволакивало квартиру неким разрушающим энергетическим зарядом и от этого старику стало совсем плохо.
Выпускники, значит, четвертый класс закончили, - вот и веселятся, - подумал дед Никита, ничуть не обижаясь на мальцов, но слезы выступили на глаза от воспоминаний: – А я тогда в 41 году 10 класс закончил в Воронеже. Немецкие бомбандировщики с третьего захода стерли с лица земли школу, где я учился и где на выпускном вечере танцевал вальс с девушкой Юлей. Почти все ребята из класса погибли под Воронежом, кто на передовой, кто в партизанах, кто в плену. Я один тогда жив остался, отец в Москву срочно вызвал. Руки у Никиты Петровича стали дрожать и он подошел к аптечке, накапал корвалол, и выпил залпом, не разбавляя водой.
- Кто же так веселится, они думают, я глухой и ничего не слышу после контузии? Да была контузия, но не оглох. Никита Петрович ходил по квартире и стекла в окнах слегка позванивали от вибрации стен. Внучка предлагала стеклопакеты поставить, чтобы мне никто не мешал. И что же я отказался? – спрашивал себя старик, нервничая и вытирая пот с лица. Он решил прилечь, зная, что все равно уснуть не может.
  Дед Никита лежал как под бомбежкой, закрыв затылок руками, думал: - Вот ребятишки. За их светлое будущее воевал. Оценят ли они когда-нибудь это? Смогут ли понять: как тяжело было его поколению в 41 году потерять близких, потерять жилье и надежду на лучшее будущее и идти на смерть, защищая родину. Он вспомнил вальс, который танцевал с Юлей. Они были красивой парой. У них был самый лучший класс в городе, который неплохо танцевал, а еще лучше плавал. Юля на выпускной вечер надела белое платье. Ее убило в первом же бою при артобстреле, после того, как она была направлена на передовую.
Он вдруг неожиданно вспомнил ее платье из лепестков цветущей яблони, ее руки и стал задыхаться от горелого запаха земли, в которую он сильнее вжимался локтями и коленками, наваливаясь на нее всем телом, до потемнения в глазах, до онемения в суставах. Ему послышался Юлин голос, - Никита, - я приглашаю тебя на белый танец. Она загадочно улыбалась и светилась серыми лучистыми глазами. Рядом с ней стояла его мать и протягивала руки, чтобы обнять. На душе стало тепло и спокойно. Грохот динамиков сменился на шум речной воды. Огромные самолеты с черными крестами превратились в больших и зеленых величественных стрекоз, парящих над озером. Он лежал на берегу этого озера и загребал горячий песок руками, обжигая дыхание о раскаленный воздух. Воздуха не хватало. Все ближе к берегу подплывала лодка, с которой доносились женские голоса, но он уже не понимал, что они говорят.
  Наутро пришла Вера, открыла дверь своим ключом, боясь потревожить спящего деда. Она подошла к окну и распахнула створку. Свежий утренний ветер ворвался в квартиру. Посмотрев внимательнее на деда, Вера увидела, что он лежит ничком, в напряженной позе, вжимаясь в постель. Опять бомбежка, - подумала она и тяжело, горестно вздохнула, подойдя ближе, - теперь уже навсегда. - Бедный мой дедушка Никита, - отмучился, перекрестила она остывшее тело.
1 августа 2010 года