Боем живет истребитель

Совершается проскомидия. Я стою перед жертвенником и вынимаю частицы за упокой. Перед моим молитвенным взором восстают образы близких мне людей. «Помяни, Господи, раб Твоих...» Вот мои дед Михаил и баба Аня, вот крестный... С каждым годом имен в заупокойном поминовении становится все больше. Близкие люди, каждый в свой черед, уходят из жизни. С недавних пор в моем заупокойном поминовении появилось еще одно имя. Этого человека я не знал при жизни, только слышал о нем; он не был моим родственником, но после описанных ниже событий я считаю своим священническим долгом поминать его в молитвах. «Помяни, Господи, воина Николая».

Воин Николай — это Николай Михайлович Скоморохов, легендарный летчик-истребитель Великой Отечественной войны, сбивший лично 46 фашистских самолетов, дважды Герой Советского Союза, маршал авиации. Удивительную историю о том, как имя этого человека попало ко мне в помяник, я и хотел бы рассказать.

***

Я очень люблю Высоцкого. Любовь к этому поэту перешла ко мне от отца. У нас в доме в советское время был хороший проигрыватель и внушительная стопка пластинок фирмы «Мелодия». Большая часть из них — записи песен Владимира Семеновича. В детстве я мечтал стать офицером и почти все военные песни Высоцкого знал наизусть. Владимир Семенович в своих выступлениях очень часто перед тем, как спеть песню, рассказывал об истории ее написания. И вот перед «Песней о погибшем друге» он рассказал, что прототипом ее героя послужил друг семьи Высоцких летчик-истребитель Николай Скоморохов («дядя Коля», как называл его Владимир Семенович), которому во время войны было двадцать с небольшим лет. В одном воздушном бою он потерял друга и добился разрешения командования вести персональную охоту, чтобы отомстить. Фашистские летчики-асы приходили в ужас от одного его имени. Было даже дано распоряжение объявлять о том, что Скоморохов поднялся в воздух. Так и передавали радисты своим асам: «Ахтунг! Ахтунг! Скоморохов в воздухе!» В конце концов Николай нашел того летчика, который убил его друга, и успешно атаковал. Фашистский ас катапультировался и попал в руки к нашим. Первым делом он попросил показать ему известного всему Люфтваффе Скоморохова и, когда увидел Николая, этого 22-летнего белобрысого парнишку, никак не мог поверить, что он и есть тот самый страшный русский ас, сбивший к тому времени не один десяток фашистских самолетов.

Историю об этом человеке из уст любимого поэта я слышал много раз. Очень уж хотелось мне тогда походить на прославленного летчика, от одного имени которого трепетало все Люфтваффе.

***

Прошли годы. Военным я не стал, а стал священником. И вот однажды, когда я работал над своей статьей «Мужской разговор», мне понадобился пример героя, понадобился образ человека сильного и мужественного. Невольно на память пришли боевые подвиги Николая Михайловича Скоморохова. (При работе над материалом выяснился еще один удивительный факт: оказалось, что Скоморохов уроженец Саратовской области, а точнее — деревни Лапоть, ныне с. Белогорское, что под Красноармейском.) Я дописал статью, разместил ее на сайте отдела по делам молодежи Саратовской и Вольской епархии, не подозревая, как начнут развиваться события.

Через несколько дней, сидя дома, я услышал, как на кухне зазвонил мобильный телефон. На дисплее отображался незнакомый номер. Я взял трубку.

— Отец Дионисий? — раздался в трубке женский голос.

— Да, это я. Добрый день

— Вас беспокоят из Москвы. Я Светлана Николаевна Скоморохова, дочь того человека, о котором вы написали в своей статье.

Я стоял и думал, что это шутка. Неужели такое бывает?

— Мне хотелось бы вас поблагодарить за добрые слова о папе, — продолжала Светлана Николаевна.

Мы разговаривали минут десять. Договорились, что обязательно встретимся, когда я буду в Москве.

***

Наступил январь. Делегация от Саратовской епархии собиралась в Москву на Рождественские чтения. В числе прочих был и я. Почти перед самым отъездом позвонила Светлана Николаевна, предлагала два билета в музей Высоцкого. Я сказал, что для музея время вряд ли найдется, а вот увидеться надо обязательно.

Мы прибыли в Москву, начались мероприятия, я выступал с докладами... Времени в обрез: командировка есть командировка. Наступило 25 января. Утром я спустился в метро. В вагоне пассажиры дружно читали газеты. Почти на всех первых полосах была фотография Высоцкого: 25 января — день его рождения. Я решил, что сегодня встретиться со Светланой Николаевной надо непременно.

Вечером дела наконец закончились. Я доехал на метро до Киевского вокзала, а оттуда автобусом до Мосфильмовской. Долго плутал по микрорайону, пока отыскал нужный дом. Светлана Николаевна и ее супруг Виктор Иванович встретили меня очень радушно. Поздороваться со мной вышла мама Светланы Николаевны Мария Яковлевна. Мы сели за стол, на котором по случаю постного дня, как я понял, специально для меня была приготовлена рыба. Ужинали, а я не верил, что это наяву. Не верил, что я сижу в доме легендарного летчика, маршала авиации, в кругу его семьи, за его столом, и все это происходит 25 января — в день рождения любимого поэта, из уст которого я и услышал о Николае Михайловиче Скоморохове.

— Когда мы с Виктором познакомились, — рассказывала Светлана Николаевна, — я ему представилась под фамилией мамы — Светлана Князева. А когда стало ясно, что дело идет к свадьбе, пришла пора сознаваться. Я сказала ему: «Витя, я тебе должна кое в чем признаться». Он насторожился. «На самом деле я не Князева, я Скоморохова». После этих слов Виктор Иванович долго молчал, а затем сказал: «Значит, я буду сорок седьмым сбитым асом»...

Светлана Николаевна подарила мне книгу двоюродной сестры Высоцкого Ирэны Высоцкой с подписью автора и две книги отца: «Боем живет истребитель» и «Путь в небо: мое босоногое детство» — рассказы из детства и юности, которые Николай Михайлович наговорил на магнитофон. Их расшифровали и издали.

— У папы было очень хорошее зрение, — рассказывала Светлана Николаевна. — Свыше 120 процентов. Поэтому он всегда первым обнаруживал в небе врага... По официальным данным, он лично сбил 46 фашистских самолетов и 8 — в групповых атаках. Но это не совсем так. Папа часто рассказывал, что вот, например, был бой, в котором он уничтожил четыре или пять самолетов противника. По официальным данным, такого нет: он сбивал за один вылет не более трех машин. Я сначала ничего не понимала. Потом мне объяснили папины друзья. В войну летали двойками — ведущий и ведомый. У папы был очень хороший ведомый. И когда ему не хватало нескольких побед до очередной награды, Николай Михайлович просто отдавал ему на счет свои сбитые самолеты.

Я слушал, листая книгу.

— Вот папа несет знамя на параде в честь 40-летия Победы в Великой Отечественной войне, — комментировала Светлана Николаевна фотографии в книге. — Он очень был рад, что ему выпала такая честь.

— А вы общались с Высоцким? — спросил я.

— Я его видела издалека однажды. Мне как-то в голову не приходило познакомиться с ним поближе. Володя очень часто общался с папой. Папа понимал, какой это талант, всячески поддерживал, помогал ему, переживал, когда у Володи что-то не ладилось.

Действительно, личность Скоморохова оказала на творчество Высоцкого огромное влияние. Когда я прочитал книгу Николая Михайловича «Боем живет истребитель», то понял, что многие сюжеты были заимствованы Высоцким из личного боевого опыта Скоморохова. Например, в книге Николай Михайлович описывает, что был период, когда очень долго шли проливные дожди, и взлетные поля раскисли так, что с них крайне трудно было подняться в воздух. А в это время как нарочно требовалась очень напряженная боевая работа. У Высоцкого есть строки, почти дословно описывающие эту ситуацию: «Мы взлетали, как утки, с раскисших полей. Двадцать вылетов в сутки — куда веселей!» Песня «Их восемь, нас двое» и многие-многие другие тоже навеяны боевым опытом Скоморохова.

Мы попрощались, договорившись, что я обязательно заеду в гости, когда снова буду в Москве. На улице было холодно. Шагая к остановке, я размышлял о том, зачем Господь свел меня с этими замечательными людьми. Твердо верилось, что это неспроста.

***

Протоиерей Димитрий Смирнов рассказал однажды о таком интересном случае. Одному из его прихожан во сне явился... Пушкин. Да-да, Александр Сергеевич собственной персоной. И вот этот прихожанин видит во сне поэта и говорит ему:

— Александр Сергеевич, вы при жизни приняли такую славу!

— Славу? Да, была слава, — сказал Пушкин. — А вот умер — и помолиться обо мне некому, — закончил он грустно, развернулся и зашагал прочь.

Утром прихожанин первым делом отправился в храм, где купил свечу и поставил ее за упокой раба Божия Александра.

***

Время от времени мы со Светланой Николаевной созваниваемся. Я, как могу, стараюсь за них молиться. Поминаю и Николая Михайловича. Личность этого человека, его мужество и честность поражают. Я не перестаю удивляться: как 20-летний парнишка Коля Скоморохов родом из деревни Лапоть громил фашистских асов, кавалеров всяких там Бриллиантовых крестов, элиту Люфтваффе? 46 побед! Сам он не получил ни одного ранения, не потерял ни одного самолета. Он оказался в десятки раз лучше, смелее, мужественнее и профессиональнее фашистских «стервятников» (так наши летчики называли немецких асов). Он всю жизнь жил боем, оставаясь верным старой фронтовой пословице: «Боем живет истребитель». Война не окончилась для него в 1945-м. Много лет командуя Военно-воздушной академией им. Ю.А. Гагарина, он готовил курсантов, передавал им свой опыт, делал из мальчишек настоящих офицеров. Он болезненно переживал перестройку и развал армии, и в частности авиации, зная, какую дорогую цену приходится платить за небоеспособность войск. Он жил боем за родную страну до самой смерти — до октября 1994 года, когда трагически погиб в автокатастрофе.

Светлана Николаевна говорит, что ее папа был человеком искренне и глубоко верующим. Читая его рассказы, это легко увидеть. Есть у Николая Михайловича такой небольшой пронзительный рассказ, который называется «Отдайте Карего». В нем говорится о том, как во время коллективизации у семьи Скомороховых отобрали корову и Карего — любимую лошадку Николая. Мальчик страшно переживал. Вскоре Карего не стало: в неволе он быстро умер. И вот Николай, дважды Герой Советского Союза, боевой офицер, вернулся в родное село после войны. «Среди встречающих он увидел мужчину, который отбирал Карего, — повествует Скоморохов в своем рассказе. — Пошел навстречу; у того глаза забегали, и он оцепенел: у Николая висел пистолет с правой стороны. Личное оружие командира Красной Армии — летчика-истребителя. Что думал тот рьяный земляк, неведомо. Николай подошел, поздоровался; рука здоровающегося с ним мужчины дрожала. Чтобы не ошибиться, не выпуская руки, спросил: „Мама, это он?“ — „Да, сыночек... Господь с ним!“ — сказала мать. Николай промолчал... Отпустил его руку, пристально посмотрел в глаза. Больше этих глаз он не видел. Назавтра односельчанин уехал из села навсегда».

***

Я совершаю панихиду. В конце богослужения, когда заканчиваются записки об упокоении, поминаю всех усопших сродников, поминаю и воина Николая. В завершение возглашаю «Вечную память».

Вечная память вам, дед Михаил и баба Аня; вечная память, крестный... Вечная память, воин Николай!