Вы здесь

Наталья Трясцина. Произведения

Дом в деревне

Держу в руках весеннее тепло:
Вот – вот вспорхнет и растворится в марте.
И то, что с крыши капало, текло
Осядет лужицей на карте.

Промокнет Ледовитый океан.
И струйка расползется по Сахаре.
Капель замочит Пакистан.
Весна гудит. Весна в ударе!

Все мокнет. Карта у окна
Глядит на мир материками.
И скатерть красного сукна
В углу, и томик Мураками.

По комнатам расставлена посуда.
И с каждым часом струи возрастают.
О, дом в деревне! Тряпок груды
В борьбе с природой твердость обретают.

А я хожу, пытаюсь что-то петь,
Но голос скоро сядет от простуды.
О, дом в деревне! Мокнущая клеть
С горой разнокалиберной посуды!

Человек

ЦИКЛ «ЧЕЛОВЕК»

Человек – это город, объятый войной.
Человек, это горы, восходящие в небо.
Он в избытке заполнен грехом и виной,
Просветляясь в исканьях духовного хлеба.

Человек – это ты, человек – это я.
И мы помним о смерти своей неизбежной.
Наш олень придет в срок. Упряжкой звеня,
Позовет из-за леса ослепительно нежно.

Обернемся назад, прощаясь светло,
Озаренные светом уходящего мира.
Вспоминая с любовью свое ремесло,
Уходящие с песней всенародного клира.

Если вверх ты посмотришь - увидишь корабль,
Окруженный сияньем, по небу проходит.
То душа поднялась как большой дирижабль.
Высочайшее счастье в полете находит.

01. 01. 2012
 

За что?

За что меня любят друзья,
Никак не могу я понять,
Веду я себя как свинья,
Умею лишь только мечтать.

За что меня любит мой муж
И варит мне борщ на обед.
А я сочиняю куплет,
А если, по-честному, чушь.

За что меня любят мужчины
Мне сложно ответить почти.
Они меня любят совсем без причины,
И ты, если можешь, прости.

За что меня любит Господь,
Я просто горю от стыда.
Сгорает и вся моя плоть,
Без отдыха и без труда.

За что? – Я спрошу небеса.
Мне стыдно поднять глаза.

Ноябрь 2011

Сакрально...

 Ты – солнце. Реально.
Ты - тайна. Сакрально.
Уничтожаю к тебе ступени.
Ты защищен от потрясений.
Ты - стена моего плача.
Любви тебе и удачи!

Я люблю моллюска,
что прячется в раковине.
Всем сердцем. По – русски.
Так любят только
в нашей сумасшедшей стране.
Ты не чувствуешь. Ты не веришь.
Столько лет ты никому не веришь.
Читаешь женщин. Читаешь газеты.
И помнишь, что было. Сияние света.

Ты можешь сесть на самолет,
Быть в Париже, в Нью-Йорке, в Берлине.
В твоем сердце – пламя как лед,
Ты - евро на раритетной картине.
А я увидела в твоих глазах
Просьбу о помощи, страх разоблачения:
Смертельную дозу излучения
Одиночества - в семи томах.

Ты защищен от потрясений
Рамками всевозможного долга
А я люблю тебя! Без сомнений.
Почти бесконечно. Почти надолго.

Я – в Питере!!!

Голуби. Ангелы. Воздух.
Подъем на колоннаду.
Исаакия вечный дух
Над Александровским садом.

Я – в Питере!
Где зрители глядят из облаков.
В простом домашнем свитере
Стою среди веков.

Смотрю я на окрестности:
Дворцы, каналы, реки.
Любуюсь видом местности,
Прославленной навеки!

Здесь кровь лилась невинная,
Здесь тайной пахнут стены.
Бык времени старинного
Плывёт среди арены.

Кровавым ртом ощерился
На двадцать первый век:
- Ты спорить с кем осмелился,
О, глупый человек!

Я – в Питере!
Где зрители глядят из облаков.
В простом домашнем свитере
Стою среди веков!

Ноябрь 2011 

Время останавливается в храме…


Всегда, то же ощущение: времени, наполненного вечностью, полноты, тайной радости. Из дневников Александра Шмемана

Время останавливается в храме,
Где по полу движутся лучи.
То застынут на оконной раме,
То теплом согреют кирпичи.

А над кирпичами образ Божий
Оживет и смотрит на тебя.
И через Него весь мир любя,
Ты замрешь от благодатной дрожи.

Время останавливается в храме
И дрожит на кончиках свечей.
И перед тобой в небесной раме
Божий мир в сиянии лучей!

21 августа 2011 года
 

Я искала тебя, Господи, и нашла…

Тосковала душа моя, Господи, по Твоим садам.
В покаянии билась рыбою о февральский лед.
Я теряла Тебя, Господи, как Адам.
Находила в Тебе блаженство, как полет.

Я искала Тебя, Господи, и звала!
Ты смотрел на меня радостью из людей.
И когда я уставшая, не спала,
То услышала белых Твоих лебедей.

Я рубашки соткала им из травы
То, что кожа в ожогах – не беда.
И порой было больно – от молвы.
Но лечила меня - Твоя вода.

Ты вернул мне упавшей, два крыла.
Я искала Тебя, Господи! Я нашла…

21 августа 2011
 

Мы отвыкли от раскаленности...

Мы отвыкли от раскаленности,
Мы отвыкли от чувства любви.

От сияющей оголенности.
От кипения счастья в крови.

Мы отвыкли от справедливости,
И привыкли к оковам во всем.
Холодеем от совестливости,
Если стоп-кран случайно сорвем.

Мы привыкли к загаженным улицам,
Мы привыкли к лютым ветрам.
Как всегда мы немного сутулимся,
И пьем кофе мечты по утрам.

А за окнами шумная улица,
И сияет лучей селенит.
Пробужденное солнце зажмурится,
  Когда сердце твое зазвенит

От сияющей оголенности,
От кипения счастья в крови!

Мы отвыкли от раскаленности,
Мы отвыкли от чувства любви.

август 2011  

Где душа моя?

 Где душа моя бродит?
Заблудилась в ночных травах.
Места себе не находит.
Не пытает денег и славы.

Только видит, как падают звезды.
И загадывает желанья.
Они словно Христовы гвозди
Вызывают чувство страданья.

Где душа моя плачет,
О ком непрестанно тоскует?
Тайну мира в себе прячет.
Силу света в себе чует.

От чего же душа моя любит
Беззаветно и безрассудно?
И себя безнадежно губит,
Словно в море разбитое судно.

15 августа 2011 года
 

Июньские миниатюры...

* * *
Да, я презирала тех,
Кто пьет и матерится.
Господи, прости меня.
Дай сил за них молиться!

* * *

Господь меня хранит
Как глупую овцу.
И жизнь во мне горит,
Хоть смерть мне и к лицу.

Господь меня зовет,
И я иду к нему.
Через луга к холму:
Вперед! Вперед! Вперед!

Империя русской мечты…

Каждый из нас о чем-то мечтает. Но как сделать так, чтобы наши мечты воплотились в жизнь? Вопрос непростой. Художник, резчик по дереву, реставратор икон, исследователь философии пчел, да и просто мастер на все руки, Валерий Ахматов считает, что мечту надо придумать. И всегда планку ставить выше. Взял высоту. Добился чего-то. Не останавливайся на месте — бери более высокий барьер. У Валерия Ахматова есть жизненный принцип: прежде что-то захотеть, нужно подумать — стоит ли этого желать и чем все это может закончиться. И если мечты сбываются — значит, был сделан правильный выбор.

Эпоха выживания

Валерий и Ольга рассказывают о себе и своей семье предельно скромно: — «Мы жили по-разному. С деньгами, без денег, вообще без денег».

Растопить бы эту печь стихами!

(Рецензия на посмертную книгу стихотворений Валерия Возженникова «Черемуха и церковь»)

Пермский поэт Валерий Возженников родом из Нытвенской деревни Постаноги. Она и стала для него последним пристанищем, когда он ушел от нас. Но остались живые, искренние и горячие стихи, стихи подлинные, раскрывающие глубину человеческого чувства.

В последние годы жизни лирическиеобращения поэта все чаще адресованы земле и небу, которые в России неразделимы друг от друга. Русское земное поднебесье — является для художника слова объективным миром, на котором фокусируется его поэтический взгляд. Мелкие бытовые художественные детали в этом мире укрупняются, становятся в какой-то степени сакральные для души человеческой. Голубичный туман, могучие кедры, кукушкин хлеб, калиновый куст, руки матери, кормившие ржаным солнышком, повзрослевший мальчик, греющий ноги в коровьей лепешке, которого привечал Господь с неизменной улыбкой, теперь вернулся в родную деревню и увидел, что ее нет.

Тайна рождественской открытки...

(Пермь — Гамово — Суксун — Красноуфимск)

«Велик народ русский — снизу доверху; могуч народ русский со своей богоносной душой; крепок и силен он при грозных испытаниях промысла Божия» (Священномученик Александр Малиновский)

Так бывает, что иногда в нашу жизнь вмешиваются высшие силы, и после того чуда, которое нам доведется увидеть — начинается удивительное прозрение. И тогда, мы пытаемся посмотреть на этот мир иначе, под другим ракурсом, который ранее был нам недоступен.

Нижнекурьинский мученик за Христа…

Памяти священника Петра Никулина, утопленного большевиками в камской проруби… (Место гибели священника находится между бывшей Куликовской дачей и храмом святого князя Владимира). 

Осыпаются сережки у березы
На весенний камский плес.
Родниковые струятся слезы.
И не видно солнца из-за слез.

Может, на какое-то мгновенье
Я отмерю девяносто лет назад.
И увижу сокровенным зреньем
Власть советскую у Царских врат.

Как большевики схватили
В алтаре священника Петра.
Привязали. Отпустили
Лошадь - по морозу со двора.

Лошадь била немощное тело.
Прокатила его вдоль Курьинских Дач.
И крестились бабы чуть несмело,
Над Курьей замерз их горький плач.

Стихло все. Метель пустила
Белых голубей на красное зерно.
Нет, не дали выкопать могилу -
Хоть в душе у палачей черно.

Лошадь встала и прядет ушами,
Церковь видно из оврага у моста.
Не вернут Петра – утопят в Каме
В проруби морозной за Христа.

Посвящение шкафу…

(из цикла «Предметы»)

Вот мой шкаф деревянный,
Что достался в наследство от деда.
Он стоит прямо в ванной
И бельем наполняется в среду.

Ему лет шестьдесят,
И отец в нем хранил инструменты.
Дверцы шкафа скрипят,
Вспоминая былые моменты.

И звенящей бечевкой
От шкафа тянулись веревки.
Управлялись мы ловко,
Собирая белье со сноровкой.

Вся эпоха вместилась
В этот шкаф, привезенный дедом.
Сколько раз я простилась
С той эпохой. Двигаясь следом.

И меня эти дверцы
Последним тоннелем встретят.
Остановится сердце,
И шкаф ничего не ответит.
 

Страницы