Сонет
Медвяный цвет июльского заката,
И вязкий зной, струящийся устало.
Весь день светило жарко припадало,
А ныне – стало долькою цуката.
Когда же ливня прозвучит токката?
«Вода – животворящее начало,
Сойди с небес, – земля в бреду стонала, –
Пусть грянут грома щедрые раскаты!»
Вдруг, как упырь, навалится тоска
И медленно высасывает душу.
И цель недостижимо далека.
Иль нет её?.. Есть только вездесущий
Унынья дух… Безрадостно. Жара.
Сиропом вязким зной струится с неба.
Кто от тоски, скажите, умирал?
Быть может, тот, кто камень вместо хлеба
Давал просящим. Видно, я таков,
Коль от унынья беспросветно мучусь.
Когда просящим был подать готов?..
Да, тяжела немилосердных участь.
Лихое, жестокое время.
Повсюду
царит
Беспредел.
Безверья посеяли семя…
Взошло!..
Что,
иного хотел?
Куда убежать, затеряться и где нам, скажите, укрыться?
В нас память о детстве далёком кружит золотым листопадом.
Как листья по лужам осенним плывут, так неспешно и лица –
Что были нам в детстве родными – встают перед мысленным взглядом.
О, ясное детство. Казалось вокруг всё каким-то огромным.
Конечно, ещё мы не знали, что страсти главенствуют в мире.
Сияли нам звёзды и пели дожди, грохотал даже гром нам.
Ветров перекличка звучала, как музыка древней псалтири.
Арнольд Шварцнеггер и Сильвестр Сталлоне,
Жан-Клод Ван Дамм, громилы, костоломы…
А дети смотрят – души жесточают,
К жестокости их с детства приучают.
Стрельба, убийства, драки, мордобои,
Жестокость, ярость, бешенство тупое,
Кровь, взрывы, хруст костей, насилье…
А дети смотрят. Души их спасите!
Арнольд Шварцнеггер и Сильвестр Сталлоне…
Плакаты их висят, а не иконы,
На стенах комнат. Дети вырастают -
Ни сострадания, ни жалости не знают.
Живут без Бога и без Бога умирают.
Как лёгкое дыханье ветерка,
Как дождь грибной — негаданно-нежданно,
Стихов Твоих лирический накал
Явился мне, о царственная Анна.
Себя я помню юношей, когда
Твой томик небольшой открыл впервые.
Пленил Твой слог чеканный навсегда,
Гармонии исполнены простые
Твои стихи. Но эта простота —
От Пушкина и Тютчева, и Фета.
Стихов я «женских» много прочитал,
Но много ли средь них нашёл поэтов?
Памятник Пушкину в Харькове.
Площадь Поэзии. Сквер.
Лета начало нежаркое.
Быстро шагаю — курьер.
Сумки в руках с бандеролями
(Крест свой смиренно неси).
Город мой — малая Родина,
Малый осколок Руси.
Нынче Отчизна раздроблена.
В сердце — надрывная грусть.
Харьков мой — малая Родина,
Разве ты больше не Русь?
Ты борись, не сдавайся, мой Харьков,
Мой родной, поднимайся с колен!
В юной зелени старые парки,
Но беда вновь на нашей земле.
Разлучают нас с братской Россией,
Тащат в НАТО и в Евросоюз…
О себе, грешный, раньше просил я,
А теперь – за свой город молюсь.
Вот-вот взорвётся листьями сирень,
Раскроет клён зелёные объятья.
Благодарю Творца за этот день,
Который долго буду вспоминать я.
Обычный день. Но что сокрыто в нём?
Грядёт весна, в свои права вступает.
Лазурь небес, безбрежный окоём
И радость… Та, что в детстве лишь бывает.
В путь последний идти, за душой ничего не имея,
Нелегко будет очень, коль в жизни своей, как Емеля
На печи, ожидал, что «по щучьему будет веленью».
Разве слушал меня, сделал что-нибудь сам для спасенья?
Я кричала тебе, достучаться до сердца пытаясь,
Но грешил ты с лукавством и думал: «А, после покаюсь…».
Только будет ли «после»? Свой век человеку неведом.
Так не трать это время, в мирских соревнуясь победах.
Побеждай свои страсти, борись! Не живи, успокоясь.
Ты, наверно, забыл обо мне? А ведь я – твоя Совесть.
Уж близок месяц май. И первая листва –
Салатно-чистая – так празднично красива.
Седмица Светлая – неделя торжества,
Любви и радости. Внимай же без надрыва,
Без скорби и тоски – той музыке весны,
Смотри во все глаза на чудо воскресенья.
Забудь, что наши дни земные сочтены.
Не должно сроки знать. И головокруженьем
Апрельских ясных дней наполни естество.
Войди в манящий лес и щебет птиц послушай,
С природой ощутив забытое родство.
Смотри – ликует всё! Сбрось маску равнодушья.
