Эссе о ёлке (Зинаида Миркина)

Мне давно хотелось, а сейчас стало как-то необходимо написать о моей Ёлке. Что она для меня такое? Почему так невозможно не строить Ее?

Когда-то, 56 лет назад (в 45-м году), со мной произошло нечто, о чем я много раз говорила. И все же скажу еще раз: Ель перед моим балконом на даче вспыхнула Фаворским светом. О том, что такое Фаворский свет, я узнала гораздо позже. А тогда я увидела его, не зная, что это так называется.

После огромного страдания, вернее, во время страдания, захлебываясь от всех душивших меня «проклятых вопросов», я вдруг увидела Ель всю в огнях. Это было после грозы. Взошло солнце, и сотни, мириады капель вспыхнули невероятным, прожигающим всю душу светом. И вот, в единый миг душа переросла свое страдание, переросла все вопросы, в которых только что тонула. Что-то произошло в душе такое, чего представить себе раньше я никогда не смогла бы. Возможно, так бывает, когда из куколки вылетает бабочка. Душа из скукоженного комочка превратилась вдруг в крылатое существо, и иначе, чем преображением это не назовешь.

Много позже, когда я увидела и очень полюбила икону Феофана Грека «Преображение», я там узнала все, что произошло со мной.

По бокам иконы идут четыре человека, Иисус и три ученика. Он хочет показать им нечто, что знает сам, и чего не знают они — Просиявшую Истину.

Где она? Они смотрят на Иисуса. Они оглядываются по сторонам. Но вот Гора. На Горе Иисус, который просиял.

А ученики? Что с ними? Они, как планеты, сорвавшиеся со своих орбит. Они перевернуты. Они, кажется, потеряли всякие ориентиры в пространстве и во времени. Никто из них на Иисуса уже не смотрит. На него невозможно смотреть. Его свет прожег их, ослепил. У одного из них глаза совсем закрыты. У двух других открыты, но они смотрят не на Иисуса. Они смотрят внутрь себя. Ибо Истина видна только там — внутри. Свет, прожегший их, открыл им их же Глубину, ввел в эту Глубину, показал, что она есть. Внутри нас есть источник света. Просиявший Иисус открыл им этот источник в них самих, прожег вход в Глубину, всегда свою собственную и в то же время не только свою. Она одна на всех. Ты либо вошел туда, либо нет. Если вошел — встретился там с другими, понял, что мы едины.

У всех ветвей дерева — один ствол; у всех наших органов — у шеи, глаз и т.п. -одна кровь, одно сердце — единый организм. Тот, кто вошел в единую для всех Глубину, нашел Бога — то, в чем мы едины. Наша целостность, включающая все и всех в себя — вот Он, Бог. Всем открытая тайна, которая всегда остается Тайной, ибо существует только на последней Глубине. Там сияет. Туда зовет.

Я, выросшая в атеистической семье, совершенно нерелигиозная девочка, упала на колени. И когда встала с колен, знала: Творец этой красоты совершенен. Мы не отдельные разорванные частицы, мы составляет нечто целое. У нас есть общее Сердце. В мире есть величайшая Гармония. И сердце мое, мое маленькое настрадавшееся сердце забыло о своем страдании и трепетало, как струна под пальцами величайшего арфиста:

'Только прикоснись! Весь мой смысл в том, чтобы быть Твоей Арфой!«

* * *

Елка в моем доме — с моих восьми лет, когда ее разрешили советским детям. А моя любовь к елке началась, кажется, с двух лет. Трудно поверить, но я помню, как меня поднесли к наряженной серебристо-зелеными шарами елочке нашей соседки тети Шуры. Елочка маленькая стояла на столе. Мама держит меня на руках, а я тянусь, выскальзываю из маминых рук за шаром. Зачарована совершенно. Наверное, ору, чтобы мне дали шар. И добрая тетя Шура снимает с елки чудо из чудес и протягивает мне. И я мгновенно затихаю. И вдруг — шар выскальзывает из ручонок, и разбивается на мириады сверкающих дрожащих осколков. Новый крик, но он мгновенно прерывается. Мама рассказывала, что была потрясена, как я мгновенно затихла, прикованная взглядом к дрожащим переливающимся осколкам на полу.

Вот еще с тех пор — моя любовь к елке. Потом, у подружек, я видела игрушки из детства их родителей (у мамы, к сожалению, все пропало в Гражданскую войну). Серебряная картонажная рыбка... Она была поистине той самой золотой рыбкой, которая исполняла все заветные желания, сама была заветным желанием, точно знала, что душе нужно, и вела в какое-то неведомое сверкание.

Вела, вела от двух до девятнадцати лет. По каким мытарствам вела!.. И вот привела к Той преобразившей меня вспыхнувшей Елке...

Мытарства не кончились. Они стали еще во сто раз больше. Но это было уже нечто совсем другое — сознательное и осмысленное. Смысл жизни был найден. Бог стал реальностью, постигаемой только в опыте глубочайшего сердца.

И вот, начались мои Елки (не сразу... надо было еще пять лет пролежать парализованной, а потом встать, но — начались). Только я получила задание показать, собрать и показать ту внутреннюю гармонию мира, которую душа моя знала. Собрать осколки, разбросанные на поверхности, и соединить в единое целое, дать Образ.

Что такое небесный Иерусалим? Это глубинная реальность, которая, как солнце густыми тучами, закрыта нашими иллюзиями — проекциями нашего «эго».

Небесный Иерусалим — это внутренний Свет, который не нуждается ни в чем внешнем. «Ни солнца, ни луны там не будет, ибо Господь Бог — светильник их.» Это тот незаходящий свет, который сам является своим источником, и сам из себя черпает силы. Небесный Иерусалим, небесный град, в котором «Бог отрет каждую слезу с очей их, и ни болезней, ни смерти больше не будет, ибо прежнее прошло, миновало.»

Эти последние слова Апокалипсиса всегда переворачивали мне душу. И я знала, что это правда, правда, правда!

Небесный Иерусалим светится внутри всегда. Освободить его от тьмы, скрывающей это свечение, сорвать завесу, дать просверкать нетленному среди тленного мира — вот моя задача. Вот что я делаю, когда создаю мою Елку.

Ни одного случайного штриха. Ни одной случайно повешенной ниточки дождя. Каждая игрушка, каждая дождинка, каждый оттенок света должны найти свое точное место, вероятно соотнесенное с тем, которое у всего есть внутри, в невидимой глазом первооснове жизни.

Сказка? Сказку рассказывает мне сама Елка, ибо все на ней говорит.

Бог есть Слово? Да. Но это Слово говорит только в глубине души. Уши его не слышат, но душа слышит и получает задание перевести это Слово с языка беззвучного на язык звучащий. Озвучить свет.

* * *

И еще.

Сражение света с Болью. Свет восходит изнутри наружу. А здесь — Боль. В царство Боли. Каждый год она новая, своя, конкретная. И свет падает на эту Боль, как дождевые капли на ели, или на темень леса. Или — куда бы он ни упал, начинается сражение, которое может превратиться в любовные объятия, — в ликование; а, может, и нет.

Сражение с Болью. Свет должен просквозить вот эту сегодняшнюю Боль, растворить ее, сразить. Завтра будет другая, и будет новое сражение. Свет все тот же, а боль — новая. Да и свет всегда новый. Просто он никогда не тускнеет, но в каждом новом повороте вновь вспыхивает все тот же вечный Свет, и творит новое Действо.

Вот это Действо с массой конкретных подробностей, это новый поворот луча во тьме — новая сказка. — Новый путь странника через лабиринты тьмы, новая мистерия, ибо это всегда мистерия — вход в тайну.

Жизнь таинственна, ибо бездонна. Ощущение бездонности, в которой вечно блуждает и никогда не заблудится Свет — это ощущение и есть счастье.

Всегда трудное счастье, ибо находиться в Бездне всегда нелегко. Но ощущать Бездну и ощущать собственное сердце — это одно и то же. Сердце бездонно. И тот, в ком полностью пробудилось сердце, чувствует великое ликование, ибо внутри этой бездны — свет.

3,18 апреля 2001 года.

niworld.ru