Вы здесь

Алексей Лосев. Лермонтовский контекст

«Я вспоминал <в лагере> «КАЗАЧЬЮ КОЛЫБЕЛЬНУЮ ПЕСНЮ», как «САМОЕ последнее и ДОРОГОЕ, самое милое и ВЕЧНОЕ, "РОДНОЕ И ВСЕЛЕНСКОЕ"...» (А.Ф. Лосев)

По мысли Лосева, русская классика – «кладезь самобытной русской философии, в ней часто разрабатываются основные философские проблемы, само собой в их специфически русской, исключительно практической, ориентированной на жизнь форме, причем эти проблемы разрешаются здесь философски и гениально». (Лосев А.Ф. «Русская философия. 1919).

ЛЕРМОНТОВ – один из любимых лосевских поэтов. Поэзия Лермонтова оказывается для Лосева по слову Вяч. Иванова, «родным и вселенским». В 70-е гг. Лосев утверждает, что не погибни Пушкин и Лермонтов в свое время, то в 60-е гг. XIX в. Лермонтов стал бы Достоевским, а Пушкин – Некрасовым, что в отношении Пушкина далеко не комплимент. Тут надо заметить, что лосевские выпады направлен не столько в адрес Пушкина, сколько тех, кто превратил поэта в непререкаемый авторитет, в некий идеологический штамп.

Лермонтова Лосев обильно цитирует и в юношеских письмах, и в письмах из лагеря 30-х гг., постоянно ссылается на него и в фундаментальных трудах – как 20-х гг., так и 70-х гг. («Проблема символа и реалистическое искусство», «Теория литературного стиля»). В Лермонтове Лосева привлекает и поэтическое мастерство, и умение восходить от реального к неземным, доступным лишь религиозному сознанию вершинам, как, например, в стихотворении «Когда волнуется желтеющая нива…».

«<…> лермонтовская малиновая слива и ландыш, приветливо качающий головой, уже не есть просто только метафора, но содержит некоторый символический момент, поскольку последняя строфа данного стихотворения говорит об исчезновении тревоги в душе поэта, о разглаживании морщин на его челе…»
Лосев А.Ф. Проблема символа в реалистическом искусстве

***

«Золотисто-зеленый аспект Софии, движущейся около Бога <…>, <это> аспект, который мелькал, но не находил себе выражения в первоначальных замыслах Лермонтова»
А.Ф. Лосев «Диалектика мифа»

***

В письмах из лагеря появляются реминисценции из стихотворения «Тучи» («Тучки небесные, вечные странники…»): лермонтовская строка «Нет у вас родины, нет вам изгнания» трансформируется в обращение к жене в формулу – «Нет у нас родины, нет у нас убежища». Причем само лермонтовское стихотворение, по лосевскому мнению, «самый настоящий символ <…>, поскольку эти “тучки небесные” берутся здесь не сами по себе, но являются символом одинокого странствования поэта» (Лосев А.Ф. Проблема символа в реалистическом искусстве)

Однако в лагерных письмах Лосев цитирует Лермонтова не для того, чтобы поговорить о символах, а о том, чтобы найти наиболее АДЕКВАТНОЕ ВЫРАЖЕНИЕ СВОЕГО ДУШЕВНОГО СОСТОЯНИЯ в минуты ГЛУБОЧАЙШЕГО ОТЧАЯНИЯ, он вспоминает «КАЗАЧЬЮ КОЛЫБЕЛЬНУЮ ПЕСНЮ», которую воспринимает как «САМОЕ последнее и ДОРОГОЕ, самое милое и ВЕЧНОЕ, РОДНОЕ И ВСЕЛЕНСКОЕ», как стихотворение про себя, «казака, лишенного коня и оружия, прикованного цепями за руки и за ноги», и про свою покойную мать, «со слезами провожавшую меня в последний раз в Москву, летом 1917 года»

***

Лермонтов притягивает Лосева не только как поэт. Он видит в нем гениального романиста, характерно лосевское ощущение внутренней близости двух художников – ЛЕРМОНТОВА и ДОСТОЕВСКОГО. Лермонтовская проза оказала существенное влияние на ранние повести самого Лосева. В «Женщине-мыслителе» прослеживаютя мотивы – то лермонтовские, то идущие от Достоевского. Недаром и в лосевских письмах к М.В. Юдиной по поводу «Женщины-мыслителя» ссылки на Достоевского соседствуют с цитатой из лермонтовского стихотворение «Договор» («Была безрадостна любовь, / Разлука будет беспечальна»)

***

«Она не очень внимательно подала мне руку, и я взглянул в ее глаза… Когда я смотрю на женщину впервые в самые ее глаза, я сразу определяю: может ли она когда-нибудь любить меня или нет. Тут я резко почувствовал: нет, никогда эта женщина не будет меня любить!.. Что-то холодное, безразличное, даже я бы сказал, пустое мелькнуло в этих глазах, черных и серьезных, но как-то невыразительных...»
А.Ф. Лосев «Женщина-мыслитель» (1933—1934). (Описание первой встречи главных героев – Вершинина и Радиной)

***

В этой сцене каждая деталь принципиальна важна для автора. Здесь и указание на странное противоречие ее ума («серьезные глаза) с внутренней опустошенностью («пустое мелькнуло»), которую в конце романа герой определит, как отсутствие главной «тайны» – веры в Бога; тут и возникающее еще без каких-либо фактов интуитивное прозрение будущего конфликта («не будет меня любить»).

Кроме того, данный текст имеет и еще одну сверхзадачу, которую можно выявить лишь в ЛЕРМОНТОВСКОМ КОНТЕКСТЕ. Утверждение Вершинина – «Когда я смотрю на женщину впервые в самые ее глаза, я сразу определяю: может ли она когда-нибудь любить меня или нет» – не что иное, как парафраза дневниковой запись Печорина от 23-го мая из повести «Княжна Мэри»: «Знакомясь с женщиной, я всегда безошибочно отгадывал, будет ли она меня любить или нет…» Возможность случайного совпадения текстов тут исключена. Достаточно сравнить эпизод из романа Лосева с фрагментом из «Диалектики мифа»:

«Печорин у Лермонтова с первого взгляда на женщину знает, будет ли тут взаимность или нет. Тот же Лермонтов гениально пронаблюдал, что у солдата, который должен быть убит в сегодняшнем сражении, уже с утра появляется какое-то особенное выражение лица, не замечаемое обычно ни окружающими, ни им самим. <…> Но точно таково же и МИФИЧЕСКОЕ ВОЗЗРЕНИЕ, и прозрение в вещи. Миф тоже вырывает вещи из их обычного течения <…> и погружает их, не лишая реальности и вещественности, в новую сферу, где выявляется вдруг их интимная связь, делается понятным место каждой из них и становится ясной их дальнейшая судьба».
А.Ф. Лосев «Диалектика мифа»

В «дневниковости», присущей лосевскому роману «Женщина-мыслитель» отзвук жанра «романа-дневника», в котором написан лермонтовский «Герой нашего времени». Интересен и выбор имени для приятеля Вершинина, ― МАКСИМ МАКСИМОВИЧ Телегин, еще одно указание на лермонтовского «Героя нашего времени». Эта реминисценция призвана и поддержать «печоринство» Вершинина, и подчеркнуть простоту и духовную чистоту одного из тех, кто окружает «героиню нашего времени».

Душа лосевского «наивного и благодушного студента» Максима Максимовича Телегина также чиста и проста, как душа лермонтовского штабс-капитана Максима Максимовича. Примечательны и некоторые совпадения. У Лермонтова именно Максим Максимович идет заказывать гроб для Беллы, которую он будет хоронить вместе с Печориным и которую он искренне и по-своему любит. Он же молится у постели умирающей Беллы… Поведение лермонтовского Максима Максимовича помогает понять и то, что делает лосевский Максим Максимович рядом с умирающей Радиной: «Телегин рыдал у ног Радиной, приговаривая какую-то глубокую философию, в которой я так-таки и не мог ничего разобрать». Становится ясно, что это та «глубокая философия молитвы», которую отстаивал Максим Максимович в спорах о Радиной…

ИСТОЧНИКИ:
1. Лосев А.Ф. Диалектика мифа/ сост., общ. ред. А.А. Тахо-Годи, В.П. Троицкого. М.: Мысль, 2001. (Философское наследие).
2. Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. М.: Искусство, 1976.
3. Тахо-Годи Е.А. Художественный мир прозы А. Ф. Лосева. М.: Большая Российская энциклопедия, 2007.
4. Тахо-Годи А. А. Лосев. М.: Молодая гвардия, 1997. (ЖЗЛ)
5. Лосев А.Ф. Я сослан в XX век. Т. 2. Роман «Женщина-мыслитель», дневники, письма, мемуары, беседы. М.: Время, 2002.

Дом-Музей М.Ю. Лермонтова в Москве

Алексей Лосев - Последний идеалист. Гении и злодеи.

Больше, чем любовь. Космос и хаос Алексея Лосева

А. Ф. Лосев: О Мире, Боге, Судьбе (фрагмент из док фильма Косаковского)

Комментарии