Вы здесь

Зачем догматы? Непривычный ракурс

Догматы указывают точку стояния внутри, из которой виден Бог

Постистория, постполитика, постнаука, постчеловечество, постхристианство...
Чем отличается христианин от постхристианина? У них Христос разный. И какой же истинный? Или это установить невозможно, потому что у каждого свой Христос, как и постистина у каждого своя?
Путаница в головах велика. Ещё бы, время-то, как сегодня говорят,  «постдогматическое», критерии оценивания, что истинно, что ложно исчезают на глазах. Ещё немного, и мало кто сможет даже понять, о чём говорят великие святые. «Три воли руководят жизнью: Божия, вражья и наша человеческая, и никто не освободит человека от борьбы при выборе, за кем последует он» (архим. Иоанн Крестьянкин).  «Многие монахи и девы не имеют никакого понятия о различиях в волях, действующих в человеке, и не ведают, что в нас действуют три воли: 1-я - Божия, всесовершенная и всеспасительная; 2-я - собственная своя, человеческая, то есть если не пагубная, то и не спасительная; 3-я - бесовская - вполне пагубная» (прп. Антоний Великий).
Современные технологии расчеловечивания построены по тому же принципу, что и духовные практики восхождения, только со знаком минус: человека втягивают в некое социальное делание, в социальную роль, функционируя в рамках которой он приобретает ложную личность, направленную в сторону постчеловека со всеми вытекающими. Одно из последствий - невосприимчивость к высокому человеческому, которое только и делает человека человеком. Высокое запрещено, как прежде было запрещено низкое.  Даже книги жечь не обязательно, достаточно просто вести человека из поколения в поколение по таким социальным дорогам, чтобы нейронные связи в мозге формировались только в рамках приземлённых, плоских понятий (уплощение ума). «Вера без дел мертва», потому что только делание создаёт соответствующий деланию мозг - на потребу. 
«Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле?» (Лк.18:8).

* * *

В отношениях человека и Бога быть может самое прекрасное, но мало понимаемое то, что Бог не требует от нас праведности, Он наделяет ею, одаривает - даёт, а не требует предъявить. Требуется от человека только одно - сердечное (т.е. бытийно востребованное, а не умно придуманное) желание принять в себя Бога, а значит и праведность, которая всегда в Нём и от Него (т.е. не от человека - для человека). Всё, что делает человек со своей стороны есть только подготовка к принятию (делами не спасёшься).

* * *

Догматы - это не просто выверенные словесные формулы, в них зафиксирована точка стояния внутри, из которой видна Истина. Догматы дают возможность пережить непосредственный опыт Бога, ибо стояние в догмате - это предстояние перед Богом. Надо только открыть сердце и глядеть во все глаза из ума в сердце, где ждёт у дверей Христос. Догматы - запечатлённый в словах слепок пути к Богу. Смысл догматов - не интеллектуальный, а, прежде всего, духовный.
Когда наш ум устроен правильно, он способен лицезреть истинные смыслы (догматы предлагают уму правильное положение), и через это созерцание истинного в своём уме человек приобщается к той Истине, что превыше его ума. Подлинные образы (представления) реальности в нашей голове - реальны, они не только субъективны, но и объективны. Сквозь догматы просвечивает инобытие, и мы в пространстве догматов можем к нему прикоснуться. Именно такое прикосновение важно в деле духовного становления личности.
Догматы указывают точку стояния внутри, из которой виден Бог и в которой можно к Богу прикоснуться умом - лично, без посредников.
Отказывающие догматам в праве на существование в так называемую постдогматическую эпоху не понимают, что  правильные мыслеформулы несут не просто некую правильную информацию, но содержат в себе живую, действующую в нас память, которая воссоздаёт необходимую для встречи с Богом конфигурацию ума, т.е. говоря современным языком, прописывает пути в мозгу, обеспечивающие последующее восприятие и понимание религиозных истин без искажений.
Аналогичным образом действует в нас поэтическое слово, хранящее в себе слепок состояния автора. Хороший, вдумчивый, жаждущий постижения читатель входит посредством слов в соприкосновение с реальностью автора. Так и догматы хранят в себе слепок состояния тех святых людей, кому открывались эти богословские истины в опыте предстояния перед Богом. Любое достоверное знание о Боге суть Его откровение. Далеко не всякий человек удостаивается такой личной встречи с Богом, но через слово он лично приобщается к опыту, а не просто узнает нечто интеллектуально.

Настоящая мысль не думается, а живётся, и в неё надо вживаться всей совокупностью измерений жизни, чтобы она расцвела в душе.

«Не слушатели закона праведны пред Богом, но исполнители закона оправданы будут» (Рим 2:13).

«Иуда - не Искариот - говорит Ему: Господи! что это, что Ты хочешь явить Себя нам, а не миру? Иисус сказал ему в ответ: кто любит Меня, тот соблюдет слово Мое; и Отец Мой возлюбит его, и Мы придем к нему и обитель у него сотворим. Нелюбящий Меня не соблюдает слов Моих; слово же, которое вы слышите, не есть Мое, но пославшего Меня Отца. Сие сказал Я вам, находясь с вами. Утешитель же, Дух Святый, Которого пошлет Отец во имя Мое, научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил вам» (Ин. 14: 22-26).

Догматы - не гербарий из сухих цветов, которые хоть и цвели когда-то, но теперь отцвели. Нет, они скорее  гербарий-клумба, они живы и животворят всякого, кто созрел жаждой, чтобы стать живым. Это цветы, которые создают человеческий разум, как клумбу Господню. Ум Христов - это не интеллект, а сердце (умное сердце).

Уподобление мыслью святому - это приобретение навыка мышления, т.е. общения с Мыслью (Мысль мыслит в нас, а не мы сами). Речь не о попугайском повторении чужого, но о вживании, вдумывании, вчувствании в те слова, которые подтверждены святыми людьми как истинные, а значит достоверные и подходящие для опытного приобщения.

* * *

Антихрист не мог бы воцариться в мире без поддержки со стороны своих апологетов в рясах, которые суть своего рода  «дальтоники» в духовных вопросах, т.е. они не способными к восприятию и различению всей гаммы духовных переживаний. Но именно эти «дальтоники» и слепцы станут учителями, они будут учить как «правильно» живописать в себе образ Христов, как смотреть на духовные истины, отказывая подлинным «живописцам» в правоте. И обретут толпы поклонников, которые возрадуются им как оправдателям «слепоты» и «глухоты». Слепые поведут слепцов, и они одолеют зрячих - Св. Писание говорит, что Зверю будет дана власть побеждать святых. Не по природе вещей, конечно, а по причине извращения природных основ и свойств (благодаря достижениям науки, вероятно).

* * *

Христианство прекрасно доносит веру до людей - которым она нужна. Что делать с религиозными «дальтониками» и «слепцами»? В том и суть веры, что слепые прозревают - если уверуют. Но сегодняшние слепцы хотят, чтобы вера уверовала в слепцов, чтобы вера изменилась, а не они. «Музыкальный инструмент» решил, что «камертон» устарел, что всякий шум - тоже музыка, что любое звукоизвлечение достойно равного внимания и уважения. А ведь это значит, что добра и зла не существует - иначе ущемляется в правах зло. В этом суть новейших устремлений к отмене догматов, которая всегда завуалирована красивыми слоганами.

Надо ли пересказать вечное новыми словами? Всегда пересказывается - но не противопоставляя своё тому, что было, а развивая его. По-новому говорить можно только изнутри традиции, вечное не надо путать с новым.

Бог открывается лично и самое непонятное становится понятным - если человек стоит в правильном, уважительном отношении и к вере, и к традиции, и к предыдущим поколениям. Когда же взгляд надменный, сверху - мол, они были дураки, а мы теперь умные, тогда понимания не будет.
Почему важна традиция? Потому что Слово - это  традиция: внутренняя, а не только внешняя. И если внешняя может быть преобразована, то неизменность внутренней - непременное условие веры и верности, а также стержень, благодаря которому возможны внешние преобразования.

Внутренняя традиция - это традиция стояния в свободе от греха - т.е. в свободе от заблуждений, ошибок, злоупотреблений, произвольных домыслов и фальсификаций. Внутренняя традиция - суть стояние в Св. Духе. 

И сказано нам, что хула на Сына простится, а хула на Духа нет -  возможно, это как раз для нас, для наших дней сказано.

* * *

И по поводу «не корректных слов отцов»... Если делать поправку на время, не возникает никаких заморочек потому, что выраженное в словах и читаемое сегодня буквально совсем не обязательно так понималось, как сегодня. Это всё от неполноты человеческого восприятия. Даже еретические высказывания отцов до того, как мы научились нечто различать как следует, не делают их еретиками. Потому что чувство внутреннее, которым руководствовался всякий настоящий святой, ещё не умеет правильно себя выразить. Но живёт человек по чувству, в руководстве внутренним слышаньем Христа. Понимание этого, памятование об этом снимает все проблемы нестыковки сути веры и её неудачного выражения в случайных словах. Только потеря внутреннего слышания приводит к утрате этого понимания. И тогда вопрос времени можно свести к тому можно ли без слышания Голоса Пастыря Христа быть Его «овечкой»? Вероятно, наше время как раз даст возможность положить пределы этому вопрошанию. Лично я считаю, что только слышанье Христа делает христовым т.е. личное общение с Ним. Христос делает христианином, а не катехизатор.

Бывает и так, что современному человеку высказывания известного святого, признанного отца церкви, кажутся противоречивыми, но это только потому, что сам он мыслит линейно. Многогранность истины неминуемо приводит к такого рода противоречиям, которые так же легко разрешаются слышаньем голоса Пастыря Христа. Во Христе человек обретает целостность восприятия и может одновременно созерцать различные грани истины. В этом суть поэтического метода познания и мировосприятия - всё со всем связано. И без этого «всё» полнота понимания оказывается невозможной. Так же как и это «всё» невозможно вне Христа.

Кроме того, как люди, святые, разумеется, тоже ошибались. Но тот, кто слышит Голос Пастыря, очень ясно различает истинное и ошибочное, но не потому, что выискивает ошибки как ошибки, а потому, что увлечён Истиной. Он проходит мимо неистинного, следуя за Истиной. В отличие от тех, кто своей неистиной хватается за неистинное ради самовозношения над другим человеком.

Есть люди, живущие неистиной, как святые живут истиной.

* * *

Нужно ли пересказывать истины веры новыми словами, на доступном современному человеку языке? Конечно, нужно. В этом также состоит усвоение. Но это не значит, что надо отбросить догматы, как нечто устаревшее, не соответствующее времени и непонятное современному человеку. Во-первых, кто может пересказать их? Только тот, кто слышит Голос Пастыря Христа, потому что именно Голос Христа надо облекать в новые формы, а не сами «устаревшие» слова (пустые формы). Во-вторых, во Христе и т.н. «непонятные», «устаревшие» словесные формулы открываются восприятию и приобщают к единому опыту общения во Христе.

Таким образом, пересказать новыми словами старые истины невозможно без уважения к прежде сказанным во Христе словам. То есть, тот, кто говорит, что догматы не нужны, сам обличает себя - свою неспособность слышать Христа, ибо во Христе подобное неуважение невозможно.

* * * 

Мы не знаем что такое Бог, но, если знаем лично Христа, знаем КТО такой Бог. И это важнее рационального понимания ЧТО Он есть - это больше. Если бы не было Христа, мы бы не знали Бога, не могли бы Его понимать должным образом, но Христос есть. И Он всегда один и тот же - т.е. разговоры об ином времени в этом контексте суть лукавство.

* * *

Общецерковная педагогика, вероятно,  не должна ничем иным заниматься, кроме как проблемами новоначальных, ибо дальше каждый отдельно взятый христианин переходит в ученичество непосредственно ко Христу. «Один у вас учитель» сказано не ради красного словца. Формы личного водительства могут быть самыми разными, и никакая внешняя организация тут не нужна - от неё пользы быть не может, только вред.
Кстати, тот же принцип должен осуществляться и в социальной жизни. Рамками закона должна регулироваться не вся жизнь человека, а только минимально необходимая для того, чтобы общество оставалось человечным. Желание всё урегулировать - признак антихристовой системы.

* * *

К сожалению, люди уверовали в свою суету, как в Бога. И они готовы принести в жертву суете не только догматы, но и человека. В этом суть антихристова миропорядка.

Незаметно для себя люди теряют привычку и к мышлению, и к человечности. Во многих уже подменённая человечность - т.е. скрытая бесчеловечность, которая скоро станет явной.

«Настанет некогда время, и человеки вознегодуют, увидев неподверженного общей болезни, восстанут на него, говоря: «ты по преимуществу находишься в недуге, потому что неподобен нам» (прп. Антоний Великий). К этим словам прп. Антония Великого свт. Игнатий Брянчанинов добавлял от себя: «Здесь весьма не лишним будет заметить, что этому одному надо очень остеречься помыслов ложного смиренномудрия, которые не преминут быть предъявлены ему демонами и человеками, орудиями демонов. Обыкновенно в таких случаях плотское мудрование возражает: неужели ты один прав, а все или большая часть людей ошибаются. Возражение, не имеющее никакого значения. Всегда немногие, весьма немногие шествовали по узкому пути: в последние дни мира путь этот до крайности опустеет».

Почему настанет такое время? Потому что умного и опытного вживания в хранимые веками истины не станет. Люди утратят способность понимать высокие смыслы, т.к. бытийно, волей, обратятся вспять - в сторону от Бога и человека.

Личность — это точка стояния в Боге, а не в человеке (в отличие от индивидуальности).

* * *

Павел Евдокимов, ученик о.Сергия Булгакова, в своей книге "Православие" приводит слова святого Илария о причине появления христианских догматов «Злоба еретиков и богохульников вынуждает нас совершать недозволенное: восходить на неприступные вершины, говорить о невыразимых предметах, давать запрещенные объяснения. Было бы достаточно одной верой совершать то, что предписано, то есть поклоняться Отцу, чтить вместе с Ним Сына и исполняться Святым Духом. Но мы оказываемся вынужденными применять наше смиренное слово к самой невыразимой тайне. Чужая вина нас ввергает в ошибку, заключающуюся в том, что мы поверяем случайностям человеческого языка тайны, которые следовало бы скрыть в религиозности наших душ». (P.G. 36, 141 B.)

Записывать или не записывать то, что открылось? Вопрос в этом ведь. А откуда он вырос? Открывается лично - т.е. кому-то одному, и этот кто-то один может так же лично это передать. И то не всякому. Отсюда школа ученичества. Но! Тогда и книгопечатание - ошибка, распространение книг - зло. И можно найти немало аргументов в пользу такого мнения. Однако книга - величайшее благо, потому что она даёт возможность всемирного распространения именно знания, т.к. готовый ученик легко может встретиться с учителем через книгу. И это факт! Хотя и книги по-разному влияют на готового и неготового. С Библией в руках идут на подвиг, творят милостыню, закабаляют умы в сектах и даже есть такие, кто находит оправдание для ненависти, для убийства в Св. текстах. Читатель - всегда соавтор того, что прочёл. И догматы - не исключение. Это всегда было понятно тем, кому поняты и книги, и толкования - кому открылось. Кому же не открылось всегда всё понятно не по-настоящему, ложно. Вот главная проблема. Она была есть и будет.
Что до догматов, то есть в них и ещё один ракурс - желание обсудить нечто открывшееся. И это обычное, природное человеку желание. Те же стихи пишутся для этого - в надежде на понимающего (а разве таких много?)
Чем больше читаю на эту тему (нужны или нет догматы), тем больше понимаю, что всё горе от ума. Настоящего ума нет в человеке, он только в Боге, к которому надо приобщаться. Как? Вот ради такой возможности и нужны догматы. Путей приобщения несколько, и все они нужны - человек многоэтажен.
Книги не делают умными дураков, в мире огромное количество дураков с несколькими высшими образованиями, полно дураков-интеллектуалов, но это же не повод жечь книги, не причина доказывать, что книги вообще не нужны.

* * *

Человек — это тот, кто реализует невозможное и так (только так!) становится собой. Если он дерзит мирозданию, хамит и грубит Творцу и Его творению — это результат остывания его дерзания, его желания стать невозможно прекрасным, каким его задумал Бог. Человек становится ужасным, когда перестаёт стремиться к прекрасному, идеальному, невозможному, которое создаёт его человечность, растущую из Бога в Бога.

* * *

Мы слишком недооцениваем наше социальное. Нет внятного понимания, что оно такое в нас. А ведь Христос тоже - в нас. И антихрист будет - в нас. Социальное входит в личное и влияет на него (оно часть личного, а не наоборот - духовно). Подменённый Христос будет подменён через социальное в нас. Наша ответственность в том, чтобы осознать значение социального, через которое взламывается сегодня человек для превращения его в постчеловека.
Социальное - наш сад, который надо возделывать, его нельзя бросать на произвол  всевозможных проходимцев. Передавать из поколения в поколение истины веры - это не просто перекладывать пыльные бумажки с одного исторического стола на другой (как музейные реликвии) или проводить экскурсию среди неживых словесных древностей... Живые слова сами животворят душу, их надо только суметь сохранить живыми, а значит реально действующими на всякого, кто открыл своё сердце их воздействию.

Истина — это и есть искомая всеми радость. Блаженство! Из равнодушия к истине ничего по-настоящему радостного не вырастает.

 

ВОПРОС-ОТВЕТ:

Вопрос: Но время-то давно уже постдогматическое...

Мой ответ: Невосприимчивость к высокому - метка времени, но время - это люди. Одни люди тянут время в одну сторону, другие - в другую, в этом смысле я как раз понимаю время отделения зёрен от плевел. Кому что дорого - «где сокровище ваше, там и сердце ваше». Люди самоопределяются именно в связи с ослаблением внешнего влияния ради освобождения для внутреннего. Но это не значит, что любая внутренняя чушь уравнивается с истиной.

Вопрос: Иными словами, высоким может быть только догматическое мышление?

Мой ответ: Откуда такой вывод? Догматическое - это точное, выверенное. Камертон не надо путать с оркестром.

Вопрос: Точным может быть и критическое мышление.

Мой ответ: Самая точная вещь на свете - поэзия.

Вопрос: Насчет того, чтобы считать догмат поэзией, у меня возражений нет. Это, собственно, и есть постдогматическое отношение к догмату.
Но претендуют-то сплошь и рядом не на символическую силу, а на протокольную истинность догмата: Бог это буквально единство трех субъектов и пр.
Проблема-то в том, что это поэзия о том, чего принципиально нельзя знать.
И отсюда задача думать, на выражение чего (какого возможного опыта) эта поэзия может претендовать.

Мой ответ: Поэзия - это целое, т.е. не отсебятина, прежде всего, а некое совместное пребывание в единении с Богом в некоей форме - стихотворения или догмата, или афоризма. В этом смысле догмат отличается вероучительным предназначением. Его задача носит конкретный характер - как таблица умножения в математике, например. И потому точность словесная важна.
Наоборот, поэзия и есть знание, но другое - не рациональное, не дробное, а целое, и там действует другая логика приобщения.

Вопрос: С этим утверждением в принципе я бы не стал спорить. Но дистанция между этим опытом приобщения и вербальным содержанием догмата или мифа от этого никуда не девается. Не случайно это вербальное содержание в разных религиях очень разное, при том, что опыт приобщения вряд ли зависит от этих исторических моментов.

Мой ответ: Здесь как раз о связи конкретики слов и состояния, которое ими внушается. Слова важны как указание пути внутри, пути для ума - внутреннего расположения, позы (отсюда и всё это позёрство, имитирующее нечто, чем не обладает - поза, как некое положение в пространстве внутреннем, имеет значение). Это похоже и на то, как штангист поднимает штангу. От того правильно или нет он стоит зависит возьмёт он вес или нет. Так и с умом - догматика говорит уму как надо встать, чтобы прикоснуться к истине. 

Вопрос: Этот-то подход мне и кажется проблематичным. Взять хотя бы: "догматы предлагают уму правильное положение". Здесь же полно вопросов. Почему и за счет чего? Почему именно они, а не другая религиозная метафизика? Ведь размышление над этими вещами и есть стремление к той самой выверенности и точности мышления.

Мой ответ: Думаю, здесь горе от ума. Рациональный метод прилагается к тому, что не рационально решается. О стихах часто спрашивают - это про что? Но в стихах важно: верю или не верю, а не понимаю или нет. Так и в догматах - если смотреть с той стороны, откуда я говорю. Сердечное восприятие нужно - только оно знает ответы на поставленные вопросы. И оно либо есть, либо нет. Имитация не спасает, как и чисто рациональное принятие веры. Именно поэтому вера без дел мертва - в делании мы реализуем себя делающего в том направлении, в каком избрали умом. Точно так же сердечное делание. Сначала войди в него, а потом увидишь - останутся вопросы или нет. Стоять на пороге и умничать - бессмысленно, а когда вошёл, таких вопросов не остаётся, там уже чистое созерцание и полное знание, которое твоё ровно в той мере, в какой актуализировано бытийно, а не умственно.

Вопрос: Но я не вижу, что к догмату это применимо: ведь догматы это вполне рациональные формулы: философски насыщенные, продуманные, обсужденные. Я, пожалуй, слишком поспешно согласился отождествлять догмат и поэзию: всё-таки догмат это поэзия плюс философия.

Мой ответ: Философия и есть поэзия - в высшей точке. Поэзия — это прыжок через бездну человеческой ограниченности. Поэтический метод познания — это узнавание вещей не извне, а изнутри.
Выверенность слов важна именно в том смысле, что указывает правильное положение ума. Это как идти след в след. Человек становится похож на того, кто подбирает отмычку к замку, и ему предлагается слепок, готовая форма - войди в эту форму и видь, знай, понимай... Сложность в том, что догматы надо воспринимать не по отдельности, а все вместе - в единстве, а это достигается только во Христе.

Вопрос: "Готовая форма" - нет ли здесь некой избыточной статики?

Мой ответ: Нет. Статика - это шаблон, возведенный в абсолют, зацементированный. Но это происходит только в том случае, когда нет цельного восприятия, когда одно отделено от другого. Абсолютизация фрагмента. Но она всегда зло. Догмат как целое - это форма приобщения к запредельному, уже поэтому никакой статики. Какова форма целого? Она спасает от статики, одаривая динамикой. Бог Троица в общем о том же - никакой статики. Там же Вечность - т.е. Жизнь, Полнота жизни, а не узколобость. Ты взял один фрагмент, а сквозь него струятся все остальные.

Вопрос: >>догматы надо воспринимать не по отдельности, а все вместе - в единстве.<<
Конечно: они же все христологичны.
>>Бог Троица в общем о том же - никакой статики.<<
Да, есть основания считать, что в том числе и это.
Но проблема не в одном и не в другом. Она даже не в том, чтобы признать за догматами определенную и значительную силу. Она в том, чтобы признать а) символический, т. е. неописательный и б) исторический характер этой силы.

Мой ответ: Это уже не ко мне, не со мной разговор. Здесь поэзия заканчивается.

Вопрос: Поэзия заканчивается там, где в игру вступает Единственная Правильность. Во всех других случаях, думаю, поэзии ничего не угрожает 

Мой ответ: Поэзия - это метод смотрения, точка из которой я смотрю и мыслю. Изнутри поэзии не возникают рациональные вопрошания. Рациональность помогает описывать нерациональный опыт, анализировать его, осмыслять, передавать рациональным путём. Так она может позвать на свои пути. Но поэзия получает ответы только на свои живые вопрошания, а рациональные вопрошания рождаются вне поэтического русла.

Вопрос:  Да, можно выбрать такую личную позицию. Проблема в том, что рациональные вопрошания возникают у других людей, возникают в принципе - и это уже системная проблема того христианства, которое привыкло к взгляду только "изнутри". Это и есть ситуация broken myth, констатированная Тиллихом и органичная плюралистической культуре. Тот фарш, который невозможно провернуть назад.

Мой ответ: Когда ты вошёл в реку, ты погрузился в воду и твоя кожа или одежда полны влагой. Это объективная реальность, а не выбор. Кто-то выбирает войти в реку, кто-то выбирает сидеть на берегу и думать, что будет, если я войду. Кто-то ещё не пришёл, не дошёл, а кто-то даже не намеревается идти - он спешит в лес, за грибочками. И у любителя грибов в голове кружится масса теорий на тему, однако пока он не вошёл в реку, о многих вещах говорить с ним бесполезно. Более того, пока он не встал на путь к реке, он не в состоянии даже понять вопрошания, которые обуревают тех, кто идёт к реке. Точно так, сидящий на берегу не понимает многое из того, что знают только погрузившиеся. Поэзия - это пребывание в реке, и она не обязана объяснять любителю грибов, как хороша река. Поэзия - делится с теми, кто жаждет, а жажда у всех разная. Желающий посредством поэзии может приобщиться к опыту, которым не обладает - вкусить даром то, что ищет, но ещё не нашёл и не приобрёл. Но надо желать этого...

Вопрос: Так современное христианское сообщество это, хотим мы того или нет, сборище грибников, купальщиков, велосипедистов, альпинистов и много кого еще. Просто потому, что жизнь давно такая. И где у них (у нас) общий знаменатель, еще думать надо.

Мой ответ: Христианин - это тот, кому нужен Христос. В том и смысл ведь. Красота Христа должна привлекать к Нему, т.е. поэзия Его образа. Догматы не для привлечения, они для тех, кто уже привлёкся, кто идёт к реке. И только такие понимают смысл догматов и цену им понимают. Беда, когда грибники, которым грибы дороже, начинают реформировать догматы под себя. Именно такие разрушат все пути, какие до наших дней сохранились. Догматы картируют пути, указывая на опорные точки при движении ума и то, как именно в них стоять умом, чтобы видеть, а не грезить или фантазировать по своему усмотрению. Даже если  отменить их внешнюю императивность,  смысл и содержание остаются истинными.

Вопрос: "Реформировать" догматы, конечно, невозможно, просто в силу того, что время нынче не догматическое. Но и оставлять их предметом несомненной веры для всех христиан - тоже и в силу того же. Они уже далеко не всем будут что-то говорить о красоте Христа. Как, например, можно продолжать верить в то, что у Бога есть "природа", ведь "божественная природа" это примерно "программа Бога", "то-чем-Бог-должен быть" (коли уж мы решили понимать слова точно и выверено)? Кстати, это и отцы осознавали и делали "на полях" соответствующие оговорки, просто чисто исторически были вынуждены выдать на-гора эти формулы. Остается путь - интерпретировать их в категориях возможного опыта, т.е. стремления понять, что они на языке, свойственном эпохе их создания, говорят о человеческой вере (а не о Боге - ведь Он же предельная Тайна). В этом смысле мифы и догматы имеют только форму сказанного о Боге, говоря на самом деле о человеке и опыте его веры. Так, думаю, догматы и могут существовать в постдогматическое время, если только мы всерьез отдаем себе отчет в том, что время меняется, и сакрализация формул более невозможна.
Списать на поэзию пополам с философией это в данном смысле хорошо, но мало: нужно именно сопоставление с возможным опытом.

Мой ответ: Здесь некоторая логическая ошибка. Догмат - это матрица, силовое поле, в которое я могу войти и ощутить в себе токи, которые сформировали формулу как форму для мысли. Эти же токи пронизывают в момент стояния там моё вещество, мой опыт, и я рождаюсь в этом опыте - не похожей ни на кого другого, особенной, но вписывающейся в матрицу. Тут важно не спорить, не самоутверждаться, а благодарить - и тогда будет принято бытие. Иначе ведь ничего не родится свыше. А человеческое слишком человеческое само по себе, от себя, ничего настоящего не родит. В этом кошмар постчеловека - он по сути духовно бесплоден, но свято место пусто не бывает...

Вопрос: Поговорим о другом. У Данте, Бальзака, Гете, Достоевского почти постоянная мысль в образах, но часто и в прямых высказываниях: женщина изначально находится там, куда с большим усилием поднимается мужчина. Профессия закладывается гениальными мужчинами - но хоть как-то соответствовать этому уровню массово могут только женщины. И вот тут большая беда христианства в отказе от женского священства...

Мой ответ: Священство подлинное, высокое, не ритуальное - не может быть массовым. Существует например богословское мнение, что священником вообще может быть только человек, имевший личную встречу с Богом - чтобы приобщать и на мистическом уровне, иначе начнётся профанация. Есть ещё один нюанс, который стоит внимания. Мужчина ХУ, женщина ХХ, потому и сказано «да прилепится муж к жене», а не жена к мужу. Я думаю, что ребро, из которого создана Ева - это недостающее к У ребро, и когда муж прилепляется к жене, она восполняет его, недостающее ребро встаёт на своё место в виде преображенного до ХХ. И ещё есть одна мысль в Св. Писании: женатый будет служить жене. Момент стоящий внимания. В этом смысле мужчина - служитель, не зря же семья - это малая церковь. Об этом надо мыслить не на бытовом уровне (хотя и сквозь бытовой всё это просвечивает). Женская природа и мужская - по-разному устроены и приспособлены к служению. И хотя во Христе нет ни мужеского пола, ни женского - это сказано не о бытовом уровне, а о личностном. Личность превосходит пол - это другой бытийный этаж. Как на собрании директоров школ, скажем, нет учащихся и учителей, но школа в лице директора присутствует. Так и во Христе личность присутствует, а не половой этаж. Но здесь мы все носители того или иного пола - личность и пол неразрывны (эрос - познающее начало). И познал Адам Еву, а не Ева Адама - хотя Ева ведь тоже познала. Это не только риторический оборот, но иллюстрация природного устроения, которое сегодня хотят забыть. Равны личности, а на половом уровне М и Ж различны. В этом кстати заблуждения нынешних гендерных заморочек (или манипуляция, рассчитанная на наше неразличение). Так что корни мужского священства, я думаю, искать надо на мистическом уровне. Это глубокая тема. Для того, чтобы её поднять, стоило бы сравнить мужское и женское в различных религиях. А затем посмотреть на уровне нейробиологии - различия в мозге (он ведь функционально различен - предназначение разное). Почему так устроено, а не иначе? Мужское и женское - это как операционная система, которой пользуется личность, и это разные операционные системы - их предназначение различно.

Вопрос: Великий инквизитор не со Христом, но Христос-то с великим инквизитором...

Мой ответ: Путаница понятий. Инквизитор - это антихрист по сути. То есть не быть с Инквизитором и означает быть со Христом. То, что Христос никому не противник, совсем не означает, что Он с Инквизитором. Христос с человеком как таковым, а не с Инквизитором, как и не с фарисеями, торговцами в храме и пр. - это другое. Иначе ведь исчезает смысл понятий добро и зло. Христос не против человека, но против зла в человеке - любого, а всё противное Богу и есть зло.
Человек приобретает смирение, обнаруживая свои немощи при исполнении заповедей. Глубина смирения - лицезрение Христа. Это познание себя, своей природной немощи и преодоление её во Христе. Только из Христа и видна вполне моя собственная немощь - в сравнении. Христос во мне отличает добро от зла (не я сам) и действует Христос во мне, когда я делаю выбор. Он действует во мне не без меня. То есть, это я действую во Христе, а не Он сам без меня (синергия). Незаметная подмена сути осуществляется сегодня на этом уровне - в сторону бездействия и всеприятия, которое возникает вместо необходимого осуществления ожидаемого Царства Христового («вера - осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом»). Христовы осуществляют Христово - целенаправленно и осознанно, а антихристовы - антихристово, даже когда не понимают, что делают, когда пребывают в обольщении.

Вопрос: В православной традиции, как мне кажется, принято чрезмерно уповать на святых, отцов, духовников, Богородицу, пост, храм, предание, писание и т.д. и т.п. Ключевое слово «чрезмерно».

Мой ответ: Я думаю, традиций больше, чем одна. Один понимает одно под традицией, другой - другое... Традиция есть которая жизнь, и традиция, которая смерть. Суть верного понимания слова «традиция», мне кажется, - это как бы база данных, которую надо загрузить в себя, чтобы актуализировались необходимейшие смыслы. Традиция оживает в личном опыте её актуализации. Традиция - как «Нить Ариадны», как маяки, традиция как цепи и оковы, традиция как чужие слова, которые надо в опыте жизни сделать своими, а не тупо украсть или повторять по-попугайски.... К чему приложить «чрезмерно»? Я не вижу, честно говоря. Всё, что напоказ, что врёт, то и чрезмерно. Всё, что подлинно, что живо - там нет чрезмерности. А если посмотреть ещё внимательнее и под другим углом, то человек по определению - чрезмерность, он должен восходить из меры в меру, чтобы оставаться живым. Но это уже о другом, о другой чрезмерности...

Вопрос: Бог не в уме, а в сердце - верно?

Мой ответ: Бог и в уме, у того, чьё сердце умно. Бог и в теле у того, чьё сердце, бьющееся в теле, отдано Богу. И Бога нет в сердце, если оно не знает Бога (осуетилось), ибо больше увлечено своими представлениями. Знать Бога - это любить Бога и служить Богу (три в одном).

Вопрос: Ещё один необычный ракурс... Как же всем нам хочется оправдать необходимость жертвы Христа! Мы почти перестали замечать её нелепость... столько богословских оправданий её неизбежности!

Мой ответ: Нелепость Жертвы Христа? Смотря откуда смотреть. Ракурс, откуда она выглядит нелепой, нелеп по отношению ко Христу - как минимум. Жертва - это предельное самоумаление (чего? самости!), без которого нельзя быть человеком. Чтобы понять Христа - даже отчасти, Вам надо уподобиться Ему. Принесите себя в жертву Истине. Иначе самость ваша уведёт Вас в ад самолюбования и самодурства. Вопрос ведь не в том, чтобы сказать новое о... Вопрос в том, чтобы сказать истинное. Нет? Истинное может звучать по-новому, да. Но может звучать и по-старому. Это не проблема: истинное всегда истинно, даже когда кажется кому-то неистинным. На самом деле настоящее новое - это именно истинное, а не новое. Всегда нов тот, кто истинен.
Неизбежность трагической судьбы Христа-Спасителя - в людях и в той любви к человеку, которую явил Сын миру, и в той свободе, которой Бог наделил человека. «Давать миру можно не иначе, как расплачиваясь за это страданиями и гонением», - слова о. Павла Флоренского, которые стоит здесь вспомнить.

Вопрос: Если православие - способ обретения Бога, может ли оказаться, что православие - способ потери Бога?

Мой ответ: Для начала важно осознать, что потерять что-либо может только тот, кто этим сначала владеет. То есть, не имеющий не может и потерять. Можно ли потерять Бога, считая себя православным? Конечно можно! Но причина потери в таком случае не православие, а его ложное понимание, толкование и, как результат первой лжи, ложная жизнь, ложная бытийная трактовка. Бога теряет всякий, кто бытийно лжёт (бытийно, а значит и умственно - одно с другим связано). В Боге невозможно лгать. Обретший Бога перестаёт лгать бытийно, т.е. начинает жить подлинной жизнью и становится подлинной личностью. 
Можно ли ложными трактовками православия не приблизиться, как происходит в случае верного понимания сути, а, наоборот, заслониться от Бога? Конечно можно. Ложное понимание православия - это идол, а идол всегда противостоит Богу. Идолы - это суть вместобытие, вместоприсутсвие. Идол - это ложь, через идолизацию происходит подключения к дьявольскому иллюзиону, к ложным реальностям. Подключиться просто, а отключиться крайне затруднительно, а для духовно незрелого - даже невозможно. 

Вопрос: Можно ли защитить себя от такого сценария?

Мой ответ: В Боге всё возможно. Только в Боге человек может устоять в дарованной Христом свободе. Потому важно не цепляться за иллюзии, а идти сквозь всё кажущееся к истине. Скажу утешительно: тот, кто по-настоящему жаждет истины и только истины, кто не готов к торгашеским сделкам на тему, кто имеет достаточно устойчивое устремление найти себя истинного, тот спасётся от иллюзиона. Беда человека в том, что он податлив на суррогатные заменители.

Март-апрель-май 2021

koppel.pro

Комментарии

Инна Сапега

непростое чтение, думаешь поначалу, но потом читываешься, и получается просто. догматы также поначалу пугают почему-то, кажутся сложными, а на самом деле они - суть простота и красота. это очень интересно. спасибо, что заставляешь думать.

догматы хранят в себе слепок состояния тех святых людей, кому открывались эти богословские истины в опыте предстояния перед Богом. Любое достоверное знание о Боге суть Его откровение. Далеко не всякий человек удостаивается такой личной встречи с Богом, но через слово он лично приобщается к опыту, а не просто узнает нечто интеллектуально.

Социальное - наш сад, который надо возделывать, его нельзя бросать на произвол  всевозможных проходимцев. Передавать из поколения в поколение истины веры - это не просто перекладывать пыльные бумажки с одного исторического стола на другой (как музейные реликвии) или проводить экскурсию среди неживых словесных древностей... Живые слова сами животворят душу, их надо только суметь сохранить живыми, а значит реально действующими на всякого, кто открыл своё сердце их воздействию.

Поэзия - это целое, т.е. не отсебятина, прежде всего, а некое совместное пребывание в единении с Богом в некоей форме - стихотворения или догмата, или афоризма. В этом смысле догмат отличается вероучительным предназначением. Его задача носит конкретный характер - как таблица умножения в математике, например. И потому точность словесная важна.
Наоборот, поэзия и есть знание, но другое - не рациональное, не дробное, а целое, и там действует другая логика приобщения.