Воды тихие

— У тебя глаза красные! Ты плакала? — спросила Даша, отрываясь от компьютера и глядя на младшую сестру поверх очков.

— Потом расскажу! Ты работай, не отвлекайся!!! — отозвалась Лиля.
Даша должна была на днях сдать отчёт, а потому безвылазно просиживала за письменным столом в своей комнате, здесь же перекусывая и поглощая бесчисленное количество чашек кофе. Лиля поставила поднос с очередной партией кофе и печенья на письменный стол. Даша заглядывала ей в глаза пронзительно, испытующе.
— Спасибо! Что бы я без тебя делала!!! — поблагодарила она, погладила сестру по руке и с тяжелым вздохом вернулась к работе.
Лиля кормила больную бабушку, удобно устроившуюся в своей комнате на сделанной для неё под заказ кровати. Старушка с удовольствием поглощала манную кашу, обильно сдобренную сливочным маслом.

— С краёв бери! С краёв!!! — командовала бабушка, — Горячо!
И Лиля зачёрпывала кашу с краёв тарелки, дула на ложку, а по щекам её катились редкие слезинки.
Глаза бабушки, потускневшие и обычно ничего не выражавшие, вдруг засветились искрой внимания. Она спросила:
— Почему ты плачешь?
И Лиля неожиданно для самой себя, даже не надеясь на понимание со стороны давно уже больной и почти потерявшей память бабушки, заговорила. Как пошла она на встречу с одноклассниками. Как тщательно готовилась, выбирала платье, причесывалась, подбирала сумочку и туфли. Какое у неё было чудесное, приподнятое настроение!
Встречались на квартире Вадика Смирнова, известного путешественника и ведущего телепередачи. Радостно было увидеть после двадцатилетней разлуки такие родные и знакомые лица. Они сидели за общим столом, беседовали, ели и пили за здоровье друг друга и вспоминали тех, кто не смог прибыть на встречу. Рассматривали фотографии, делились впечатлениями, говорили о жизненных достижениях. Поминали тех, кто уже ушёл из жизни.
— Понимаешь, бабуль, — вытирая слезинки, — говорила Лиля, — все они такие успешные! Половина нашего класса за границей, все живут интересной, насыщенной жизнью, а те, что здесь остались, занимаются такими важными делами!!! У всех дети, у некоторых даже внуки!!! А мне и рассказать то не о чем. Работаю в аптеке провизором. Была замужем. Развелась. Сын — погиб в 18 летнем возрасте. Никаких увлечений кроме домоводства и вязания — нет. И это всё. Я будто муха за мутным стеклом в пыльной пустой комнате. Бьюсь, бьюсь об эту прозрачную преграду, а проникнуть туда, в сверкающий, яркий и такой интересный мир никак не могу!! Они смотрели на меня так сочувственно. Понимаешь! Они меня жалели!!! И мне стало так плохо от этого!!! Так плохо!!! Что и говорить!!! Не удалась у меня жизнь. Пустая она. Никчёмная. Ничего я не достигла. Жанна Козлова так и сказала девчонкам про меня: «Пустоцвет!» Она тихо сказала, но я услышала. Я и есть этот самый пустоцвет…
Бабушка глядела на внучку пристально, и казалось, она видит своими старческими глазами нечто большее, чем просто маленькую, черноволосую женщину с красными от слёз глазами и недоеденной тарелкой манной каши в руках.
— Ты не за стеклом. Ты — здесь! Это и есть твоя жизнь! — живо молвила она.
— Я — здесь, — прошептала Лиля.
— И жизнь твоя — преисполена! Не думай, я не совсем с ума сошла. Многое помню. И мужа твоего, охламона. И сыночка Мишеньку, которого Господь забрал к себе так рано. И дочку мою, непутевую. И отца вашего, беспечного мечтателя. Вам с Дашей доcталось. Ты сама столько пережила, что другим на три жизни хватило бы!!
— Хватило бы! — соглашалась Лиля.
— А что похвалялись они, так хвались не хвались, закончится жизнь! Будешь перед Богом стоять, ответ за все дела держать… Всё ли честно делал, чем похвалялся? Эх, грехи наши тяжкие…. Я вам тоже в тягость, всё никак не помру… Не забирает меня Господь… — тихо говорила бабушка.
— Бабуля! Ты что?!!! — воскликнула Лиля, схватив её за руку и крепко сжимая.
— А парень у тебя сейчас есть? — строго спросила бабушка.
— Нету! — сказала Лиля обреченно.
— Плохо! — констатировала бабушка, — А чай с молоком будем пить?
— Будем! — отозвалась Лиля.
Она принесла кружку, перелила чай в поильник, поднесла к губам бабушки. Та глотнула, потом заговорила своим старческим низким голосом:
— Вот, послушай… Мне лет 8 было. А старшей сестре — 12. Война шла, гражданская. Жили мы в деревне на Смоленщине. Теперь уж её нет. Потом, в войну фашисты сожгли её до тла. А хорошая была деревня. Старинная. Сады яблоневые знаменитые на всю округу…
Отец наш на войну как ушёл так и пропал. Остались мы, шестеро мал, мала, меньше с мамкой. Олимпиада мою мамку звали. Красивое имя. Я то тогда не понимала, что это имя значит. Но оно мне очень нравилось. Мамка то наша была огонь-баба. Маленькая, черноглазая, быстрая да сноровистая. Ты на неё похожа.
Тяжело ей было без мужа то. Совсем в доме есть стало нечего. Собрала она кое-что в мешок, да подалась в город, обменять вещи на еду. На вокзале патруль большевицкий схватил её и арестовал. Посадили в тюрьму, как спекулянтку. Сидит она там и знает, что дома дети одни, старшей — 12, а младшему — 5. И сделалось ей нехорошо от этого, в голове как будто всё перемешалось. Села она на корточки возле холодной и сырой стены, обхватила голову руками.
Одна сокамерница, цыганка, дала ей папироску и сказала:
— Ты покури, а то с ума сойдёшь…
Закурила мамка впервые в жизни. Кашляла, плакала, задыхалась от дыма ядовитого. А через три месяца её выпустили. Вернулась она в деревню. Видит, все дети живы и здоровы. Сами картошку посадили, овсом надел засеяли. Соседи, дай Бог всему их роду самого лучшего на этом свете и на том, цыплят им подарили, мясом да потрохами от зарезанного телка поделились, мешок овса дали. Не пропали без неё дети. Выжили.
А там и отец с войны вернулся. Без ноги, правда. Инвалид. А всё равно, мужик в доме. Только вот курить мамка не смогла бросить. Каялась, понимала, что здоровье своё губит, а ничего сделать не могла. Так и курила до смерти. Вот как в жизни бывает! Какие времена были! А сейчас почему не жить? Сейчас можно жить… — и бабушка повернулась на бок, прикрыла глаза, — не плачь. Не кручинься. Приведет тебя Господь к водам тихим….. Водам… Тихим… Посплю я….Устала…
И бабушка задремала, а Лиля стала убирать посуду. Умылась ощутимо ледяной струёй из под крана.
Прошлась по комнатам старой квартиры, прикасаясь к знакомым с детства предметам. В своей комнате долго стояла перед фотографией сына, висящей на стене. На ней он смеялся, держа в руках теннисную ракетку. Юный, красивый. Лиля прикоснулась пальцами к деревянной рамке. Поправила горящую лампадку перед иконой Божьей Матери.
В коридоре хлопнула входная дверь. Зашумели, заговорили вошедшие племянники.
— Мама-Лиля, — кричали они, — мы есть хотим! Умираем с голода.
Она вытерла слёзы, перекрестилась, вздохнула, расправила плечи и вышла к ним с ясной улыбкой на молодом и красивом лице. Наливала полные тарелки ароматного борща, щедро сдабривая его сметаной, нарезала хлеб. Прислушивалась к разговору племянников. Их жажда жизни передавалась ей. Они если с отменным аппетитом, обсуждая свои проблемы.
Потом пришёл Славик, Дашин муж. Усталый и голодный. Заулыбался, увидев её, накрывающую на стол.
— Спасибо тебе, свесточка¹, за руки твои золотые, — поблагодарил он её после сытного ужина.
Поздним вечером, переделав сотню дел, Лиля забралась в кресло, взяла в руки любимую книгу. Умиротворяющая ночная тишина разлилась по квартире. Сестра Даша возникла на пороге её комнаты. Небольшого роста, черноглазая, улыбчивая. Они были так с ней похожи!
— Всё! Закончила отчёт!!! Наконец то! Хорошо то как!!! — радостно возвестила она, — завтра поедем на дачу! Славик машину заказал. Едем — все. Бабуле пора на свежий воздух!! Поедешь с нами? Отчего ты плакала?
— От жизни, — отозвалась Лиля. Сёстры смотрели друг на друга любящими и понимающими взорами.
Даша вздохнула и грустно улыбнулась.
— Поедешь с нами? — переспросила она, — Сосед наш Иван Иванович всё время про тебя спрашивает! Когда, мол, я свою сестру черноглазку привезу. Он такой хороший, работящий…
— Я знаю! — сказала Лиля.
— Поедешь?
— Поеду! — твёрдо ответила она, и добавила, — Да не беспокойся ты! Всё хорошо! Иди, отдыхай!
Перед сном она вышла на балкон. Подняла глаза к небу. Стремительные тучи проносились по нему, временами открывая бархатную черноту звёздного неба. В воздухе чувствовалось приближение грозы. Она ощущала, как успокаивается её душа, ужаленная жалостью. Ветер трепал Лиле волосы, и она тихо шептала слова молитвы, запомнившейся ей со времени похорон сына:
— «Господь — Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться: Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего. Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня. Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих; умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена. Так, благость и милость да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни».²

Июль 2008 г.

1 Свесточка, свояченица, сестра жены

2 Библия, Псалтырь, Псалом 22