Василевс (16 глава)

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
О том, как я предпочел несбыточное

Наконец, мы добрались до «родового гнезда» Лукия, и я увидел высокий узкий дом, похожий на скворечню, со всех сторон зажатый заборами. В каком-то смысле его можно было даже назвать скромной виллой: во дворе торчали несколько деревьев, и виднелся угол заброшенного мраморного бассейна.

А на плоской крыше так и вовсе обнаружился прекрасный зимний сад, выращенный руками Капитолины. В расписных кадках и горшках повсюду зеленели тонкие деревца и благоухали цветы, как будто сестре было мало весны в городе. Под диковинными кустиками, как в шалаше, стояло низкое ложе и мраморный столик с разложенным на нем женским вышиванием. Я узнал знакомую отцовскую чернильницу в виде бронзовой лилии, разноцветные клубки ниток, вазочку с засахаренными орехами…. Капитолина с детства была сластеной и любила от всех прятаться. Судя по всему, это было ее любимое место в доме.

По крайней мере, стало ясно, почему моя сестра, как добродетельная матрона, в своих письмах подробно описывала каждую новую фиалку в своем зимнем саду. Собственно говоря, больше здесь и смотреть было не на что. Это дом был в пять меньше нашего, треверского, и примириться с таким жилищем можно было лишь, сравнивая его, с многоквартирными кособокими инсулами в нищих римских кварталах.
К счастью, «родовое гнездо» Лукия хотя бы находилось в довольно тихом прибрежном районе, и с его крыши открывался вид на мутные воды Тибра.
Увидев меня, Капитолина сначала приняла меня за горевестника и побледнела от страха. Что-то с отцом? С матушкой? Почему я заранее не предупредил о своем приезде? Но потом облегченно вздохнула, и, как теплый крольчонок, прижалась к моей груди.
– Она так и осталась твоей сестрицей больше, чем моей женой, – ревниво заметил Лукий. – И еще маменькиной дочкой: все время просится домой.
Капитолина, действительно, выглядела теперь как-то иначе, но я никак не мог понять, что в ней изменилось. Повзрослела? Сменила прическу? Немного пополнела и стала более угрюмой? Может быть, ждет ребенка? Сестра была одета в просторную серую паллу, скрывающую фигуру, и я склонился к последнему предположению.
Больше всего Капитолина обрадовалась письмам из дома, и прижала их к груди, как какую-то драгоценность, пропустив мимо ушей мое обещание подыскать ей достойный подарок в Риме.
– Когда у нас будет большой дом, Ромул, мы снова будем жить все вместе, – похвасталась она, сама расставляя на столе охлажденное вино и закуски. – Отец ведь всегда мечтал вернуться в Рим. И скоро его желание исполнится…
Каким-то образом сестра умудрялась хлопотать по дому, ни на минуту не спуская с меня счастливых, преданных глаз.
– Ну, уж нет! Толкаться под одной крышей? – возразил ей Лукий. – У нас будет несколько домов. И один, так уж и быть, я отдам тебе по старой дружбе. Пора бы тебе, дружище, тоже перебираться из своей дыры в столицу…
Неожиданно за моей спиной раздался такой пронзительный, истошный крик, что я вскочил с места, схватился за меч и заслонил собой сестру.
Взглянув на мою воинственную позу, Лукий откинулся на ложе, захохотал, не в силах долго остановиться.
– Это всего лишь павлины, да, да, безобидные птички в нашем саду… Неужели тебе не нравится их пение? – наконец, сказал он, отсмеявшись.
– Они загадили весь сад, – передернулась от отвращения Капитолина, – И орут по ночам, как гиены… Скорее бы нам от них избавиться.
– Обещаю, милая женушка: в новом доме мы заведем слонов или жирафов, – улыбнулся Лукий. – Вам, провинциалам, не понять: эти птички роскошны, когда распускают свои хвосты. Моему взору они заменяют рабов с опахалами. Вот когда за обедом нам будут прислуживать чернокожие мальчики в набедренных повязках…
– Пока что вижу только свою сестру, – заметил я, глядя на его мечтательную физиономию. – Рим изменил тебя. В тебе вдруг развилась несвойственная прежде мечтательность.
– Наоборот, я научился все далеко рассчитывать наперед, – живо возразил мне Лукий. – Тебе известно, что мясо павлинов довольно вкусно и питательно. И этих птичек можно будет при случае зажарить для какого-нибудь важного гостя.
– Для меня можешь не трудиться. Мне сойдет и простая куропатка.
– Договорились! Этой роскошной дичью я накормлю какого-нибудь консула, сенатора или другую важную птицу.
– Потому что они тоже привыкли друг друга клевать без разбора?
– Слышал бы ты еще их голоса в сенате! Придется припасти им подкрепление: мы с тобой все равно уезжаем и не успеем дождаться к ужину жаркого….
Капитолина слушала нас с серьезным, вдумчивым видом, пытаясь найти в нашей болтовне хоть какой-то смысл. А когда поняла, что я тоже собираюсь в Никомидию, вдруг тихонько всхлипнула от разочарования. Прежде она все же не была такой слезливой.
– Перестань хныкать, – строго заметил Лукий. – Ты прекрасно знаешь: мы отправляемся не на прогулку. Ты сама только что говорила о переезде.
Но Капитолина вопросительно смотрела на меня.
– Как же так, Ромул? Я так хотела показать тебе солнечные часы на площади! Помнишь, мы с тобой мечтали об этом в детстве?
– А еще алтарь Марка Августа, и мавзолей на Марсовом поле, и неугасимый огонь в храме Весты… – подхватил я ей в тон. – Все это от нас никуда не денется. Мы скоро вернемся – и ты все мне покажешь. Клянусь, я без тебя никуда не пойду, и буду закрывать глаза, если случайно наткнусь вечером на какую-нибудь достопримечательность…
Но Капитолина не оценила моего остроумия и сразу насупилась, как маленькая.
– Ну, вот, полюбуйся, теперь будет молчать, – кивнул мне Лукий. – Такая уж мне жена досталась. Почему ты сам до сих пор не женился, любезный Ромулий? Все ждешь свою Валерию? Ах, да, поздравляю, она теперь уже августа!
Наверное, я покраснел, потому что Лукий внимательно на меня посмотрел, и снова рассмеялся:
– Угадал! Надо же, попал… Ткнул наугад – и попал прямо в цель! Ты бы видел сейчас свое лицо. Что ж, тебе осталось лишь немного поднатужиться и стать богом, чтобы получить Валерию. Но стоит ли так надрываться! Нет, она не в моем вкусе. Здесь, в Риме есть такие богини любви, с которыми никакая августа не сравнится. Но теперь не время: в путь, скорее в путь!
Лукий с сестрой отправились вниз собираться в дорогу, и на какое-то время, наконец-то, я остался один, продолжая раздумывать о своем выборе. Остаться все-таки с сестрой или поехать с другом в Никомидию? По всей видимости, Капитолине хотелось со мной о чем-то посекретничать, или же она здесь просто маялась от скуки? Должен ли я потакать женским прихотям и ради них отпускать Лукия одного? Дороги теперь опасны…
Но, положа руку на сердце, я должен был признаться, что даже самому себе не говорил сейчас всей правды. На торжественной церемонии отречения от престола должны были непременно присутствовать жена и дочь Диоклетиана.
Значит, я снова смогу увидеть Валерию, хотя бы издали. Разве могут с этим сравниться любые солнечные часы и мавзолеи?