Вы здесь

Сундук из подвала

Весна наступала быстро. Или это отступала зима? В любом случае окно на ночь я не закрывал. Снег медленно отступал с тротуаров на обочины, оставляя после себя каменную крошку, которой его посыпали зимой. Ночью дождь прошел — прямо на снег, который еще не успел растаять. Утром на балкон прилетела сорока. Но снег на нем лежал, несмотря на ночной дождь. Все, что могло показаться гостье съестным, было скрыто где-то на глубине. Разочарованно прострекотав что-то раздраженное, сорока улетела. Наверное, ей еще повезло: под снегом на балконе не было ничего, кроме окурков.

Берлин. Наступала очередная весна в центре Европы. Сосульки с крыш не падали по причине своего отсутствия: климат здесь был не тот.

Я уже собирался пить чай, как в дверь позвонили. Звонок был осторожным и даже вкрадчивым. В это время я никого не ждал. Кто это может быть? Я осторожно открыл дверь.

— Добрый день!

Это был сосед из квартиры напротив. Средних лет, белобрысый, очкастый.

— Меня зовут Людвиг Майер, я ваш сосед. Недавно переехал, еще плохо ориентируюсь. Сундук в подвале, под лестницей, это ваш? В договоре отмечено, что это подвальное помещение — ваше, а мне этот сундук вход в мой отсек загораживает. Вы не могли бы его забрать?

Я бегло посмотрел на него: вроде, действительно — сосед. Я видел его раз или два. На лестнице. Ничего не поделаешь: немецкий дом — немецкий порядок. Я надел ботинки и вышел на лестницу. Людвиг ждал меня и вежливо улыбался.

— Простите, господин Майер, а вы управдому звонили? Я про сундук ничего не знаю.

Людвиг пропустил меня вперед.

— Управдом был здесь вчера. Он осмотрел сундук, проверил какие-то свои записи, и сказал, что сундук ваш. Его просто нужно перетащить в вашу часть подвала. Думаю, вдвоем мы справимся…

Мы прошагали все пролеты, зашли в подвал, я без особого труда нашел в кармане ключ. Подвал был разбит на клетушки из деревянных реек: на каждую квартиру — по одной. Я сюда заходил крайне редко. Включил свет. Людвиг уже стоял у меня за спиной.

— Вот этот сундук. Видите, мне из-за него дверь в мое помещение не открыть. Управдом сказал, что это ваш….

Сундук. Солидный, из светлого дерева. С выпуклой крышкой и старым заржавленным замком.

— Управдом сказал? Надо будет ему позвонить. У меня даже ключа от этого замка нет. И с чего он взял, что это мой?

Людвиг сморщился.

— Вот позвоните и разберитесь. А мне нужно в свой отсек попасть. Так вы заберете сундук?

Я взглянул на сундук, потом заглянул через речную клетку в свой отсек: он был завален хламом до отказа.

— И куда же я его поставить должен? Господин Майер, если вы настаиваете, чтобы я забрал этот сундук, то помогите мне дотащить его до моей квартиры. Я позвоню управдому, и мы выясним, что это за сундук и чей он.

Людвиг посмотрел на сундук и поморщился.

— Ну же! Он ведь вам мешает.

Сосед вздохнул и взялся за передний край сундука. Я подлез с другой стороны. Ноша оказалась громоздкой, но не очень тяжелой. Мы с кряхтеньем преодолели все четыре лестничных пролета, задевая за перила. Когда мы были перед дверью в мою квартиру, и я полез в карман за ключом, было заметно, что лицо соседа побагровело.

— Еще немного… Заносите внутрь, теперь прямо, в гостиную, ставьте на пол! Все, спасибо, господин Майер!

Мы осторожно поставили сундук посреди большой комнаты.

— Все, теперь проход в вашу половину подвала свободен. Я буду звонить управдому. У меня ведь даже ключа от этого сундука нет… Хотите кофе?

Людвиг помотал головой.

— Спасибо, но что-то не хочется. Надеюсь, что с управдомом вы разберетесь. Кстати, у нас в стране вопросами переездов и перестановок занимаются специальные фирмы. Всего хорошего!

Он откланялся и ушел. Я посмотрел на сундук. Он нагло блестел посреди комнаты, будто незваный гость. Замков было два, оба заржавленные. Я сел на диван и грустно смотрел на них. Ключ. Как я его открою? Задача. Совесть тоже заныла: чужой сундук. Имею ли я право залезать в него? Конечно, я все сдам управдому, но я должен знать, что за сундук стоит у меня в доме! Да, самое примитивное любопытство. Если найду что-то интересное, то… сообщу управдому: он должен разобраться.

В квартире я не курил, а посему вышел с сигаретой на балкон. Погода уже это позволяла. Садик здесь был внутренний: никто с улицы без ключа от входной двери попасть в него не мог. Я курил и тупо смотрел на стриженую траву и деревья. Бегали соседские ребята, здесь родители были за них спокойны: машин нет, опасности для детей были минимальные. Чей-то черный пес с белым «воротником» с любопытством бегал вокруг помойки. Вдруг он остановился и присел. Пес смотрел прямо мне в глаза. Я улыбнулся и помахал ему рукой. Пес не завилял хвостом и не залаял. Он напряженно молчал и смотрел на меня. Мне захотелось пожать плечами, но в отношении пса это было бы крайне глупо. А он вдруг поджал уши и завыл. Вой его был громким и жалостным.

Тут мне стало не по себе. Так собаки воют по покойникам. Или он имел в виду что-то другое? С дальнего конца садика чей-то грубый голос властно окликнул собаку. Я перегнулся через перила, но увидеть кричавшего не успел: пес убежал, а хозяина я так и не заметил. Я затушил окурок. Что этого пса могло так во мне заинтриговать? Или дело было вовсе не во мне?

Я вышел с балкона на кухню, собираясь приготовить себе чай. Но ни чашки, ни ложечки на своем месте не оказалось. Около минуты я стоял на месте без движения: вслушивался в каждый звук, доносящийся из комнаты. Странный вор: тайком проникнуть в чужую квартиру, чтобы забрать чашку, налить себе чаю, и… что?! На полке кухонного шкафа лежал последний подарок брата: керамический нож. Он резал не хуже алмаза, но был чрезвычайно хрупкий: мог сломаться, даже если его уронишь на пол. Но сейчас я этого не опасался. Я постарался, как можно тише достать нож, спустить рукав халата так, чтобы его не было видно, и осторожно двинуться к входу в гостиную.

Дверь была приоткрыта. Первое, что я заметил, был сундук, все еще стоявший посреди комнаты. Его крышка была открыта. Значит. У неизвестного злоумышленника был ключ от обоих замков?! Я решительно зашел в гостиную и поздоровался как можно более наглым тоном.

— Добрый день! Извините, что не успел прибраться.

За низким столиком в гостиной сидел незнакомый высокий человек: было видно, что ему приходилось каждый раз наклоняться, чтобы взять чашку со стола. Его длинные ноги высовывались из-под столика.

— Столик низенький, но я вас не звал.

Высокий блондин за столиком нисколько не удивился.

— Меня никто не зовет. Я обычно сам прихожу. Хотите кофе?

— Кофе?! Вообще-то я готовил себе чай. Вы его и взяли. Откуда мог взяться кофе?

Блондин в круглых очках продолжал невозмутимо прихлебывать из моей чашки.

— Ну, а вдруг вы кофе захотите? Только его нет. Да и чай я уже допил.

Он улыбался своими тонкими губами так, что я невольно сжал рукоять ножа в кармане халата изо всех сил. «Он говорит с каким-то странным акцентом… верно, саксонский. Но немецкий безупречен. Что же делать»?!

— Молодой человек, позади вас — полка. Пожалуйста, двумя пальцами, медленно достаньте нож из кармана своего халата и положите его туда. Он вам сегодня не понадобится.

Наверное, я слишком явно сжимал нож. Надо быть осторожнее.

Я заметил, что чашку он держал левой рукой, а правая была спрятана под столом.

— Господин не знаю кто, а что если я этого не сделаю?

Его лицо не переменилось: все та же наглая улыбка. Только его правая рука быстро вынырнула из-под стола, и в лоб мне уставилось дуло пистолета.

Я автоматически отметил про себя: «Вальтер, армейский, образца 1938 года». Спорить было бессмысленно: с такого расстояния…. На полке окажется или мой нож, или мои мозги. Причем, довольно быстро, но не одним куском.

Я сделал, как он велел: осторожно и медленно, держа за лезвие, я вынул нож из кармана и положил на полку. А сам думал, что я не обратил внимания на то, как он одет! Рубашка была коричневая, но что на рукаве? Я медленно повернулся.

Так и есть: плечо руки, сжимавшей пистолет, стягивала красная повязка. На которой был белый круг с черной свастикой.

— Оригинально… Нацист из сундука. С пистолетом. В чужой квартире. И как же я вас должен величать? Этот вопрос я должен был бы задать вам сразу, после предыдущего: какого черта и что вам от меня надо?

Его улыбка оставалась на прежнем месте.

— А вот вопросы здесь задаю я. Находясь под прицелом, нужно быть вежливее. Если я здесь, значит мне это нужно. Тащить сюда сундук вас никто не просил.

Не выпуская из рук пистолет, он поднялся и довольно потянулся. Это был настоящий немецкий блондин, высокий и статный. Поднявшись, он чуть не доставал макушкой до потолка. На нем были круглые очки, которые замечательно сочетались с его наглой улыбкой. Коричневая рубашка и повязка со свастикой. Будто страшилка из старого советского фильма. Как он мог уместиться в этот сундук?!

— Простите, как мне к вам обращаться?

Вальтер все еще смотрел мне в лоб.

— Обращайтесь, как хотите. Я к вам вообще обращаться не собираюсь. Притащил сундук — считайся с последствиями.

Уж лучше получить пулю в лоб, чем терпеть такое.

Я постарался улыбнуться с такой же наглой самоуверенностью.

— Если я буду называть вас просто «Херр Шайсфриц», вы не обидитесь?

Его улыбка куда-то пропала. Но вместо того, чтобы спустить курок, он отложил пистолет на край стола и попытался улыбнуться иначе. Его улыбка стала нарочито доброй. Как на иллюстрации в книжке про доктора Айболита.

— Меня зовут Конрад Альтхаус. Я врач….

Так. Это становится и вовсе непонятным.

— Интересно. Врач-шурмбаннфюрер из сундука. С вальтером в руке.

Альтхаус сел на диван и чуть не заплакал от обиды.

— «Штурмбаннфюрер»? С вашего позволения, я ШТАНДАРТЕНФЮРЕР! Должностям ниже сундук не полагается….

Я не ошибся: любого служаку ошибка в чине или звании может довести до слез.

— Итак, штандартенфюрер Альтхаус, зачем вы залезли в сундук и проникли в мою квартиру?

Немец в очках снова надел добрую улыбку и начал разминать пальцы с омерзительным хрустом. Я понимал, что он внимательно следит за моими движениями и в любую минуту готов схватиться за вальтер.

— Сначала вы обстоятельно объясните мне, что вы делаете в этой квартире и с какой целью находитесь на территории Германии.

Незваный гость снова наглел.

— Господин Альтхаус, я нахожусь в своей квартире. А вот что здесь делаете вы и с какой целью забрались в этот сундук?! Я уже не спрашиваю, как вам это удалось.

Альтхаус расправил плечи.

— За эти рубашки нас когда-то дразнили «золотыми фазанами». Она красивая, но уж очень летняя, а еще весна. Спешат они на складах отчитаться: выдали, а не соображают, что холодно еще. Вы говорите, что находитесь у себя? Неправда. Квартира это не ваша. Она съемная. И платит за нее немецкая биржа труда. Равно как и пособие, на которое вы живете. Не являясь немцем. Наш народ своим непосильным трудом оплачивает ваше безделье. Из вас такой же ариец, как из меня папуас. И вам придется держать за это ответ. Много вы сегодня насчитаете настоящих немцев на улицах наших городов?!

Как я залез в этот сундук? Как залез, так и вернусь. Вы ничего не слышали про организацию «Анненэрбе»? Нам в свое время удалось сделать немало открытий. Журналисты много писали про наши «летающие тарелки» и базу нацистов в Антарктиде. Все это бред. Но наши экспедиции в Тибет позволили нам приблизиться к разгадке бесчисленного количества тайн мировой цивилизации. Многие секреты лежат гораздо ближе, чем Антарктида. По сравнению со многими из них мое появление из сундука похоже просто на безобидный балаганный фокус. Но этот трюк бывает очень эффективным.

Я покосился на его вороненый Вальтер.

— «Анненэрбе»? Наследие предков. Помню. Они не только в Тибет путешествовали, они еще каким-то «космическим льдом» занимались. Гиммлер был от них в восторге. Пытались воссоздать языческие культы древних германцев. Но зачем все это сейчас? Гиммлер давно умер.

Альтхауса распирало самодовольство.

— Вы считаете, что Гиммлер умер? Я беседовал с ним вчера, и он выглядел моложе меня. За здоровье могу ручаться: я ведь врач. Но я передам ему ваше интересное мнение. В медицине наши открытия очень даже пригодились. В НАШЕЙ медицине, конечно. А она делала и делает настоящие чудеса. Особенно с такими недочеловеками, как вы.

Непонятно было, что страшнее: вальтер или его улыбочка? Пистолет лежал на столе, а гость потирал руки, будто разминаясь перед операцией.

— Анненэрбе. Мы пришли к выводу, что войну можно и проиграть. Но что противник может сделать с МЕДИЦИНОЙ?! Врачи в Германии — одна из самых высокооплачиваемых групп населения. Им не нужны ни танки, ни авиация. Доказать, что в больнице вам поставили неправильный диагноз, удалили не ту почку или отрезали не ту ногу, будет очень трудно. В проверяющих комиссиях тоже врачи сидят. Они здесь пострашнее любой мафии!

По статистике журнала «Шпигель», каждый третий диагноз в стране — неправильный. В среднем в немецких больницах гибнет 17 тысяч человек в год. И что? И ничего!

Он сладострастно засмеялся.

Я огляделся по сторонам: никаких идей. Что делать с этим психом? С Гиммлером он вчера беседовал…

— Скажите, Альтхаус, а Гитлера вы не встречали?

Он резко ударил по низенькому столику кулаком.

— Я запрещаю вам этот мерзкий тон! Увидеться с фюрером мне не довелось: звание не то. И не заслужил еще. Но я постараюсь. Может быть, вы мне в этом и поможете.

— Ясное дело! Вы еще и врач. Немецкие врачи-убийцы известны всему миру. Айхман, Менгеле. Всю жизнь мечтал вам помочь. Заниматься национал-социализмом русским запретил сам Гитлер. Он разогнал русскую крошечную группу нацистов, сказав: «Национал-социализм — не товар для экспорта»!

Вальтер снова был нацелен на меня.

— Штандартенфюрер, не надо нервничать. Ваша форма скорее подходит для двадцатых-тридцатых годов. В конце войны эсэсовцы носили серую форму. Так что вам от меня нужно? Как врач вы давно могли отправить меня в лучший мир. Или случая не подвернулось, и вы заявились ко мне лично, со своим любимым вальтером? Предупреждаю, здесь стены тонкие: народ сбежится на выстрел.

Он снова передумал спускать курок.

— В обычное время я ношу белый халат. Для вас сойдет и форма старого образца. Я просто пришел сказать: ВАМ ЗДЕСЬ ДЕЛАТЬ НЕЧЕГО!

— Странно, в России я слышал то же самое…

В дверь настойчиво позвонили. Я осторожно, чтобы не нервировать гостя, развел руками.

— Я должен открыть. И что скажет вошедший, когда увидит у меня нациста с вальтером?

Альтхаус быстро спрятал пистолет.

— Отоприте. Но помните: врачи всем нужны. И мы еще встретимся. Тем более в Германии. Таких врачей, как я, вы здесь не найдете! А уйти от нас вам не удастся. Нельзя безнаказанно заглядывать в чужие сундуки.

Я поднялся и подошел к входной двери. На пороге стоял лысый управдом.

— Добрый день, мне передали, что сундук под лестницей — не ваш. Могу я его забрать?

Я улыбнулся.

— Кто передал? Я ведь вам позвонить не успел, только собирался… Это точно не мой сундук. Заберите его, и как можно скорее. Он не тяжелый, но у него очень вонючее содержимое.

Управдом удивился и зашел внутрь. Я заглянул в комнату из-за его спины: так я и думал! Штандартенфюрера не было, пистолет тоже исчез. Сундук стоял на прежнем месте. Закрытый на оба замка.

— «Воняет»? Я ничего не чувствую.

— Это не та вонь, которую чувствуют сразу. А куда вы его отнесете?

Управдом поднял сундук за ручку.

— Действительно, не тяжелый… Куда? Приезжала служба, которая мусор сжигает, хотела забрать. Если он вам не нужен, сдам на уничтожение.

Я с облегчением потянулся.

— Отлично! Пусть сжигают, и побыстрее…

Комментарии

Марина Алёшина

У Вас очень хорошие рассказы!
Этот же прочла с удовольствием, посмеиваясь в особенности над Людвигом — ведь Вы, описывая его, подшутили над немецким характером, верно?
А вот человек из сундука был совсем не смешон.
Скажите, откуда идея рассказа?
Вы видите подобное воскрешение? Открываются сундуки?
 

Андрей Окулов

Спасибо за отзыв. Этот Людвиг - типичный немец, понячалу я даже не понял вашего удивления. Стандартное немецкое поведение. Вероятно, вы не бывали в Германии. Идея рассказа - из местной повседневности. Все приведенные факты - из реальной жизни. Местная пресса полна таких случаев.  К сожалению, подобные сундуки иногда открываются, чему я свидетель. Мы ведь очень разные. К счастью, сегодняшний состав населения Германии таков, что последствия подобных явлений не могут быть такими же, как в 1933 году. Только русскоязычных в Герамнии - более 5 миллионов. Не говоря уже о прочих. Только в Берлине более полумиллиона русскоговорящих.