Пасхальные люди (продолжение)

— Ты о ней говорила в пролётке, да? Это она — пасхальный человек? — догадалась Лёля.

— Да, наша Матушка — удивительная. — улыбнулась Тоня. — Милостивая и милосердная. Говорят, у неё в роду была святая Елизавета Тюрингская, которая славилась своими добрыми делами и заботой о бедняках. Эта святая тайком от мужа помогала обездоленным и даже сама носила в подоле им хлеб. Как-то король застал свою королеву за этим занятием и спросил, что у неё в подоле. Она ответила: «Розы!» Король посмотрел и действительно увидел в подоле королевы душистые розы. Вот как Господь святым помогает! Наша Елизавета Феодоровна носит имя святой Елизаветы и во всём походит на неё. Она всегда очень любила людей и даже будучи замужней дамой, находила время для милосердия. Когда же погиб супруг Матушки, Великий князь Сергий Александрович, она основала эту обитель и всю себя посвятила служению.

— Тоня... — неуверенно начала Лёля. — А можно я тебе задам один вопрос? Личный...

— Полагаю, да. — удивилась Антонина.

— Тоня, скажи мне, а если ты захочешь, ты сможешь выйти замуж?

Антонина ответила не сразу.
— Дорогая моя Лёля! Некоторым хорошо завести семью и заботиться о ней, а другим лучше остаться безбрачными и послужить ближним.

— Вот-вот... — Ольга покачала головой. — Значит, ты все-таки монахиня, да?

За окном зазвонил колокол. Тоня поднялась с кровати.
— Колокол! — с облегчением вздохнула она. — Мне надо идти!

Но Лёля не отпускала руку сестры, ожидая ответа на свой вопрос.
— Тут одним словом не обойдешься, милая моя. — сказала Тоня, аккуратно высвобождая руку. — Скажу тебе только, что я — сестра милосердия. А если ты захочешь, потом я покажу тебе наш устав, и мы поговорим об этом. Сейчас же — отдыхай! С Богом!
Антонина быстро перекрестила Лёлин лоб и вышла из комнаты.

+++

Когда закрылась дверь за кузиной, Лёля вдруг почувствовала страшную усталость. Но что удивительно: к физической слабости примешивалось и иное, неведомое ей раньше ощущение умиротворения. Словно тело устало, а душа обретала покой.

Ольга встала с кровати и подошла к окну. Колокол всё ещё звонил: протяжно и грустно, постовым звоном, собирая сестёр на молитву.

«Такие молодые сёстры, такие красивые...словно голубки ...» - подумала Лёля, глядя на спешащих в церковь девиц в белых апостольниках.

С боем колокола внутри у Ольги исчезали все тревоги, страхи и волнения за кузину, становилось легко и спокойно.

«Бремя Моё легко есть...» — вспомнились слова из Евангелия. Лёля медленно перекрестилась, глядя на золотые кресты церкви. «Легко есть....»

— Все-таки хорошо, что я здесь очутилась! — прошептала девушка. — Хо-ро-шо!
Когда колокол смолк, Лёля отошла от окна и огляделась вокруг.

Комната была небольшого размера. Несмотря на простоту и даже суровость обстановки, она производила впечатление добротности и уюта. В дальнем углу стояла деревянная кровать, застеленная белым ажурным покрывалом. У окна располагался дубовый письменный стол и высокий стул с резными подлокотниками. На столе красовалась толстопузая чернильница рядом с принадлежностями для письма.
Ольга с удовольствием обнаружила медный тазик и кувшин с водой — для умывания на небольшом табурете возле шкафа, встроенного в стену. А также графин с ключевой водой и хрустальный стакан на широком подоконнике.
В красном углу горела лампадка, освещая лик преподобного Сергия Радонежского.

Интерьер комнаты чем-то напомнил Лёле дом её покойной бабушки, Лидии Михайловны. Овдовев, бабушка жила почти затворницей в своём поместье, выезжая только на богомолье в храм. Несколько раз в год, обычно в праздничные дни Рождества или Пасхи Христовой, Лёлин отец навещал свою стареющую мать. В эти поездки он брал с собой и Лёлю. В доме у бабушки царил необычный дух. Там не было ничего лишнего, всё имело своё место и своё предназначение. А ещё у бабушки в каждой комнате висели иконы, украшенные чистыми накрахмаленными рушниками. Возле икон теплились огоньки лампадок. В доме пахло ладаном и смирной. Лидия Михайловна верила в Бога. И вера эта заметно отличалась от теплохладной веры её родителей. Вера бабушки была живой, настоящей. Казалось, бабушка верила не в существование Бога, она верила Самому Богу — и оттого в любых жизненных неурядицах бабушка сохраняла невозмутимое расположение души.

Воспоминания о бабушке захватили Лёлю. Но усталость вновь дала о себе знать: девушку клонило ко сну. Лёля налила себе из графинчика воды. Отпила глоток. Ключевая вода приятно охлаждала.
Превозмогая сонливость, девушка открыла свой чемоданчик и аккуратно повесила праздничные наряды в небольшой шкафчик, не без сожаления полагая, что вряд ли будет возможность пощеголять в них в обители. Затем Лёля умылась. Переоделась во фланелевую рубаху, юркнула в кровать и сразу же заснула.

+++

— Тоня! — удивилась Лёля. Она привстала на кровати. — Тоня, ты давно здесь?
Антонина подмигнула сестре: — Нет, Лёлечка, я только вошла, наклонилась к тебе, а ты и проснулась! Ты, наверное, ужасно голодная. Уже третий час пополудни.

И, правда, Лёля вспомнила, что ничего не ела с вечера прошлого дня.

— А что у вас сейчас обед? — спросила она.
-Нет, ma cherie. Сестры откушали сразу после службы, но Матушка не велела тебя будить, чтобы ты хорошенько отдохнула. Я провожу сейчас тебя в трапезную — постоловаешься. — Тоня весело взглянула на Лёлю и добавила. — А ещё в трапезной тебя ждёт наша сестра Пелагея.

— Какая сестра Пелагея? — не поняла Лёля. — Меня ждёт?

— Да тебя. Пелагеюшка у нас мастерица готовить и личность замечательная — вы с ней поладите. — снова подмигнула Антонина. — Твоё первое послушание будет на кухне, я надеюсь, ты не против?

(Продолжение следует...)