О том, как мы создаём друг друга

На вопросы отвечает православный психолог Константин Владимирович Яцкевич

— Я бы начала с известного цветаевского афоризма «Любить — видеть человека таким, каким его задумал Бог и не осуществили родители. Не любить — видеть человека таким, каким его осуществили родители. Разлюбить — видеть вместо него: стол, стул». Мне он кажется проникновенным, гениально точным. Если взять крайние две точки: 1) видеть, каким задумал Бог, но не осуществили родители 2) видеть вместо человека неодушевлённый предмет: наверное, можно сказать, что наше отношение к ближнему колеблется как раз между ними?

— Да, так можно сказать вполне, и эти две точки по существу определяют то «поле» роста, в рамках которого происходит формирование личности и института человечности по законам бытия. К большому сожалению, приходится констатировать тот печальный факт, что представление о первой точке, как представление о человеке, каким его изначально задумал Бог, — сегодня попросту отсутствует в области коллективного и индивидуального сознания. Да, как это ни парадоксально, несмотря на всю важность знания о природе человека первозданного и его предназначении в мире, этого знания сегодня попросту нет в системе образования и общественного сознания. Проще говоря, в настоящее время имеет место совершенно иное секуляризированное, утилизированное и рационализированное знание о человеке со второй крайней точки — «неодушевлённого предмета», обладающего набором полезных свойств и функций, которые можно выгодно использовать. В этом и состоит гибельный для нашей цивилизации парадокс: формирование на «поле» душевного роста объекта (не субъекта) вне любви Божьей и человеческой, т. е. формирование «неодушевлённого предмета» с заданными полезными свойствами. Вся социальная система и система образования искренне формируют человека по ложному «шаблону», не зная о том эталонном образе, какой был для человека у Бога. Вот как об этом образе прекрасно высказался епископ Немезий Эмесский: «Кто может достойно оценить благородство этого существа – существа, соединяющего в себе самом смертное с бессмертным и совмещающего разумное с неразумным, представляющего своей природой образец всего творения и потому называемого «малым миром» (микрос космос), удостоенного столь великого промышления Божия, что ради него — всё: и настоящее и будущее. Кто может выразить словами преимущества этого существа ?» (Еп. Немезий Эмесский, О природе человека, Гл. 1).

— Замысел Бога о человеке — это то доброе в нём, что заложено, но не выявлено, не обнаружено, то, что существует как потенция. Вероятно, когда мы любим человека, мы верой своей созидаем его лучшего — того, которым он должен стать?

— Вера — это, вне сомнений, очень мощный созидательный фактор, задающий конечную цель и перспективу процесса любого созидания, но кроме веры в человека и любви к нему, нужна и система совершенного воспитания и формирования человека, как конечного изделия из некой сырой глины. Вы же понимаете, как человеку не нужен дырявый или необожжённый горшок из глины, который начнёт течь или рассыплется, как только в нём появится давление, так и Богу не нужен человек, который не отвечает возложенным на него задачам человечности. Именно поэтому, как человек подходит к получению из глины практического изделия, например, кувшина, последовательно осуществляя целую цепочку технологических действий от размягчения глины водой до обжига готового изделия в печи, так и Бог, создавая человека, предусмотрел целый ряд стадий и этапов формирования личности для того, чтобы на выходе получить совершенный «сосуд» для вмещения, скажем, божественной благодати, которая бы не вытекла через щели и дыры, чтобы «сосуд» выдержал божественное давление. При этом понятно, что любовь и к «сосуду» из глины, и к человеку – это любовь требовательная, а не слепая. И, как гончар с любовью сминает глиняную форму, если она не отвечает форме совершенного сосуда, так и Бог, не теряя любви к человеку, разрушает те формы, которые не отвечают высшему замыслу. Вот почему созидательная любовь никогда не бывает слепой и не требовательной к конечному результату.

— «Не любить — видеть человека таким, каким его осуществили родители» — т. е. видеть голый факт, наличность, без учёта скрытых потенций. Отсюда и справедливость — не добрая, ведь, по большому счёту, это и есть справедливость?

— Любовь и справедливость — две вечные подруги,
Никак не могут поделить душевный домострой,
И тщетны в битве за душу их страстные потуги,
Ведь там, где есть одна, нет места для второй.
Да, Светлана, любовь и справедливость — это взаимоисключающие категории. Там, где властвует любовь, — нет места справедливости и наоборот. Если мать любит своего ребёнка, она будет любить его и преступником, понимая тяжесть проступка, но допуская или точнее веря, что у него есть при жизни возможность для покаяния и исправления. Первым в Рай вошёл не праведник, а покаявшийся разбойник, и вошёл он по примату или доминанте закона Любви, а не справедливости. Если бы Бог был законом справедливости, а не любви, то человечество уже давно подлежало бы полному уничтожению за все преступления перед Богом, природой и собой, но Бог нас терпит и воспитывает, как неразумных детей. В данной связи подлинная любовь к человеку, который достоин наказания за свои злодеяния и преступления, приобретает характер болезненного воспитания, а не потакания. Проще говоря, подлинная любовь к заблудшему и преступнику – это не справедливость в виде смерти и не снисхождение в виде прощения, а болезненное исправление и воспитание до восстановления в соответствующем образе. И только воспитавшись, исправившись, любой преступник и заблудший сможет правильно понять и оценить всю ту любовь к нему, которая была сопряжена с болью во имя его исправления и спасения.

— В таком случае, что мы творим с ближним, с его душой, когда даже справедливости ему не даём? По известному выражению: справедливость — это большее, что люди могут дать и чего чаще всего не дают*. Занижение планки, видение человека худшим, чем он есть и может быть, не провоцирует ли развитие дурных качеств? Вот как в рассказе «Ненависть» монахини Евфимии (Пащенко): двое влюблённых разлучены непримиримостью предрассудков родителей. В итоге гибнут молодые (как Ромео и Джульетта, только на новый лад) физически на фронте гибнет сын православного священника и морально — преданная и поруганная дочь его бывшего друга мусульманина. Все исполнены ненависти друг к другу и созидают ею свой и чужой ад.

— Вопрос грамотного применения любви и справедливости – это вопрос правильного использования в качестве инструмента «пряника» и «кнута». Равно как кнутом можно забить человека до полусмерти, так и сладкими пряниками можно закормить до отравления. В жизни нужно и то, и другое, но к месту и в меру. Сама любовь — это, несомненно, более приятный и благодатный инструмент воспитания души, нежели «кнут» любви. Последний нужен только к строптивым, надменным и дерзким душам, поражённым самостью и не восприемлющим ничего иного. Обычно таким «кнутом» для человека становится сама жизнь, которая гонит и хлещет строптивую душу до тех пор, пока та не остепенится и не смирится. Когда «кнутом» справедливости для одного человека становится другой, то это куда более сложная ситуация, поскольку совершенных нет в этом мире и, по слову Псалтири,: «Испыташа беззакония; исчезоша испытающии испытания» (Пс. 63:7), что значит «испытывающие других сами пропадают». Собственно, именно поэтому с проявлением справедливости к другим людям я был бы осторожней, чем с проявлением любви.

— Наверное, мы сильно недооцениваем свою созависимость, недопонимаем, насколько сильно влияем друг на друга? Мы не имеем чувства ответственности за мир, в котором живём именно потому, что не понимаем главного: мир таков, каковы мы. И это не абстрактные слова, а самая что ни есть реальность.

— В известной мере мы все играем в эту игру, становясь друг для друга и «пряником» и «кнутом» любви одновременно. Что поделать, зависимость и созависимость, как издержки этой игры, дают о себе знать лишь после того, как разовьются в нас во всей полноте, начав причинять нестерпимую боль душе.
С точки зрения православной психологии это происходит именно по той причине, что мы не имеем неизменного внутреннего ориентира или образа, к которому нужно стремиться и с которым следует поверять себя, а стараемся приспосабливаться к жизненным обстоятельствам или чьим-то прихотям, слабостям и привычкам. Так проще жить в мире иллюзий. Сложность в том, что приспосабливаясь или потакая, мы проявляем в действительности и не любовь, и не справедливость, а угодничество и малодушие, которые выполняют роль внутреннего «компромисса» или душевного сговора: «ты закрываешь глаза на мои слабости и проблемы, а я закрываю глаза на твои. Я подпитываю твои страсти и иллюзии, а ты ублажаешь мои. В итоге нам с тобой комфортно». К сожалению, это путь усиления взаимной лжи и ухода от сермяжной и болезненной правды, которая только и лечит. В итоге этот «комфорт» становится для созависимых, любезно потакающих собственным порокам, тяжелейшей каторгой и пыткой, которую можно сравнить с привязанным к самому себе «трупом», которого нужно таскать за собой без возможности помочь ему и от него отвязаться. Собственно именно по этой причине работа с созависимостями – это одно из наиболее сложных в психологии направлений.

— Вот у Пришвина в дневниках есть такое обращение к жене: «Тот человек, кого ты любишь во мне, конечно, лучше меня: я не такой. Но ты люби, я постараюсь быть лучше себя…». Прямо по апостолу Павлу: вера — уверенность в невидимом и осуществление ожидаемого. Для этого и надо любить, вероятно, чтобы человек мог осуществить себя лучшего? Чтобы мир, в котором мы живём, становился таким, каким его задумал Бог?

— Гипотетически это так, а вот практически не совсем так. Если бы в природе человека не было эгоизма, как само-ума и системы питающих его порочных качеств (страстей), — то соответствовать и образу Божьему, и своему идеалу в глазах другого человека было бы несложно. Но ведь именно эгоизм и внутренняя порочность не позволяют человеку в жизни быть целостным и целомудренным, а вынуждают его жить по двум законам – любви и греха и делать совсем не то, к чему лежит душа по слову того же апостола Павла: «Ибо мы знаем, что закон духовен, а я плотян, продан греху. Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю» (Рим. 7:15).

Иными словами, стремиться соответствовать образу своей любви – это красивая и благая иллюзия, которая наталкивается в реальной жизни на жестокое сопротивление и лукавую природу страсти к которой как врагу, нужно быть непримиримым. В итоге не может быть одного лишь «пряника» любви без «кнута» и об этом всегда говорили святые отцы, перечисляя лечебные инструменты для души.

— Не потому ли Господь соединяет воедино две взаимно зависимые заповеди: о любви к Богу и любви к ближнему — воедино? Мы привыкли мыслить о них абстрактно, как о метафоре, но это иное, совсем иное — это стратегия сотворчества с Богом, это метод жизни во Христе. Как научить себя мыслить о другом не вообще, а конкретно и созидательно, позитивно, чтобы создавать его рай, а не ад своими чувствами, мыслями и делами?

— Кстати, соединение этих двух заповедей в одну является самой большой иллюзией по святоотеческому учению. В этих двух заповедях сокрыт очень глубокий смысл, о котором знают не все, кто их пытаются применять в жизни. Нам с момента прихода в храм говорят о них, как об одном и целом и зачастую даже вторую заповедь о любви к ближнему ставят на первый план наших повседневных отношений, но… Тут есть один секрет, о котором упоминает один из величайших святых отцов — святой Макарий Великий:

«Ведь первое должно поставляться на первое место и о нем следует иметь попечение как о первом; второе же, следующее за ним, должно и осуществляться в соответствующей последовательности. Если бы кто-нибудь захотел пренебречь великой и первой заповедью — заповедью любви к Богу, которой присуще образовываться из внутреннего благого расположения и совести в сочетании со здравыми мыслями о Боге и, разумеется, с помощью благодати Божией, и вместо неё устремился бы ко второй заповеди, только внешне радея о служении [ближним], то для него будет невозможно осуществить неповрежденно и чисто и эту [вторую заповедь]» (Преп. Макарий Великий, Великое послание, VII, 3).

Преподобный здесь совершенно конкретно говорит о том, что невозможно неповреждённо для души исполнить вторую заповедь, не исполнив прежде первой, т.е. не полюбив прежде Бога всем сердцем, всей душой и всем помышлением. Мы же, зачастую, пытаемся чуть ли не силой выдавливать из себя любовь к ближнему, не имя для этого предпосылок, получаемых от исполнения первой заповеди. Вот как всё непросто в любви к ближнему.

— Да, важное уточнение. Любовь к ближнему — это плод любви к Богу, а не наоборот. В том и смысл: кто любит Бога, тот любит и ближнего, а если говорит, что любит Бога, а ближнего ненавидит, то лжёт сам себе, как минимум. Что ж, если не можешь помочь другому, старайся хотя бы не навредить. Давайте попробуем сформулировать: чем и как мы обычно вредим нашим ближним, чем можем мешать развиваться в них богоподобной личности? И насколько важно учитывать половые психологические различия при этом: ведь женская и мужская психика — это две большие разницы?

— Это весьма не простой и не однозначный вопрос в действительности, поскольку, опять же, в силу разности внутреннего состояния разных людей (телесных, телесно-душевных, душевных, душевно-духовных и т.д.) средства «вреда» и средства «помощи» могут быть разными и даже меняться местами. Если всё же попробовать выделить какие-то наиболее общие, то применительно к личным отношениям и семейным можно отметить крайне негативную роль эгоизма и чувства собственной значимости в виде стремления к лидерству и соперничеству с неуёмным желанием владеть, властвовать и возвышаться над другим или другими. Эгоизм убил и продолжает убивать в человеке душу Адама и для возвращения к Богу, всем нам нужно учиться искусству безусловной и жертвенной любви с умением не только властвовать, но и служить, смиряться и подчиняться. Это не значит, что нужно растаптывать собственное достоинство, нет. Это значит, что нужно в равной мере владеть искусством и лидерства, и самоуничижения, находя между ними баланс и равновесие, которое и есть счастье от всего величия и всей ответственности быть человеком. Второе, что можно отметить, – это крайне негативная роль лжи и лицемерия, как форм защиты эгоизма. Ложь – это одно из порождений эгоизма (демонизма) и основа любой порочности, а лицемерие – изысканная форма защиты и маскировки эгоизма и лжи. Чем меньше в личных отношениях будет эгоизма, лжи и лицемерия, тем чище будут отношения, и тем больше они будут соответствовать отношениям людей, а не хищников. На третье место среди врагов души современного человека я бы поставил недостаток общения и душевного внимания, как неспособности глубоко понять и почувствовать душу близкого человека, чтобы знать, как её не травмировать и как доставлять ей радость. Что греха таить, сегодня огромное число не просто сожительствующих, но даже семейных людей, всю жизнь проживают в браке с однажды надетой маской супруга или супруги, так и не узнав и не раскрыв до глубины души потенциал своего мужа и жены. А ведь это потенциал любви, которая просто не была задействована, т.е. воспламенена и потому не смогла реализоваться для блага и счастья.

Так что, по большому счёту, вы абсолютно правы, говоря о том, что только своими мыслями и делами мы сами создаём для себя на земле и свой личный рай, и свой личный ад. И если мы не можем создать на земле и в семье полноценного рая, мы обязаны хотя бы не допустить ада ни там, ни там…

-----

* «В молодости думаешь, что самое малое, чего ты вправе ожидать от других, это справедливость. В зрелом возрасте убеждаешься, что это — самое большее» (Мария фон Эбнер-Эшенбах).

Беседовала Светлана Коппел-Ковтун