Вы здесь

Мне это по-душе

Зима!!! Морозная и какая то даже «отчаянная» в своём морозе! Царицей себя чувствуя, останавливала в тот год автомобильное сообщение между городами, собственно же в городах опустошая холодом неимоверным улицы, парки и скверы, собирала по вечерам в теплых квартирах и домах сплачивая воедино всех, и тем  как бы подготавливая к встрече семейных зимних праздников.         

    Вот в такую именно пору на обочине вдоль трассы, ведущей в город  N- ск остановилась машина. Ну не пугайся дорогой читатель, остановилась не из-за того что случилась какая-то серьезная поломка, что конечно же в описанных мной условиях представлялось  по - меньшей мере неприятностью. Дело тут было совсем в другом…           

  Водитель машины, Святослав Юрьевич Тимонюк, просто с необычайной и можно сказать, что даже с непреодолимой силой был остановлен вовсе не постовым полицейским, и даже отнюдь не усталостью своей, а становившимися всё более отчетливыми и томящими душу воспоминаниями возникшими в его памяти… Свернув на обочину, он уткнулся головой в руль,  с таким напряжением чувств будто щенок еще слабый и слепой, уткнувшись в собаку, ищет грудь ее жадно и настойчиво. Воспоминания будто сдавили грудь его, из глаз вдруг полились слезы…  Взяв немного себя в руки и сдерживая эмоции, водитель решил, что необходимо сообразуясь с обстоятельствами продолжить своё движение, впрочем  решив немного изменить определенный им самим ранее маршрут. Здесь конечно следует пояснить, что конечной точкой «маршрута» являлся дом, а точнее квартира Святослава Юрьевича, в которой его с нетерпением ожидала любящая жена и двое прекрасных детей. Немного же изменить свой маршрут водитель решился для того, чтобы посетить  стоящую неподалеку от его дома Церковь.

        Позвольте дорогой читатель здесь  мне остановить ненадолго своё повествование для того чтобы объяснить Вам каким образом мне довелось узнать описываемую мной историю. Приношу свои искренние извинения за то, что не сделал этого раннее! Все-таки журналистская сущность берёт своё, и подчас, любой разговор теперь начинаешь с главной мысли, или какой-нибудь интриги не позаботившись перед этим подготовить слушателя, или же собеседника!  

Так вот история, о которой начал было повествование, произошла с моим близким другом и от него мной и была услышана. Только вот в ту пору я не придал ей значение, мы оба были еще сравнительно молоды, да и собственно Ваш покорный слуга тогда гнался за птицей счастья, зарабатывая себе «светлое журналистское имя»! Делал это, каюсь, как мне тогда казалось по честному и  «на грани», описывая в нашей местной газете «вопиющие» случаи. Не скрою что часто мои «журналистские расследования» граничили и подчас переплетались со слухами, домыслами и сплетнями. Вскоре после некоторых неимоверно ярко и громко случившихся событий в моей жизни, мне по некоторым причинам «случилось» уйти  надолго из журналистики. Об этих событиях если и следует теперь рассказать, то думаю, сделаю это после того как докончу Вам во всех красках пересказывать ранее начатое повествование. Скажу лишь, что нынешнее мое в каком-то роде «возвращение» к журналистике связано с внутренней моей потребностью обратиться к людям со страниц теперь уже с назидательными словами, пусть и высказанными в легкой форме рассказа. Иначе говоря пусть это будет тем «светлым пятном» в моей «писательской» биографии, до того запятнанной, а точнее полностью составленной из «серых пятен» скандалов и подчас черноты людской души… Ну так что же, объяснившись, вернемся теперь, к «светлому», по возможности, повествованию…     

  Оставив не на долго главное лицо нашего повествования, моего друга, Святослава Юрьевича на подъезде к Церкви, и возвращаясь непосредственному к нему, опять-таки следует пояснить некоторые расположения его души в тот момент, им же самим в определенное время мне на словах описанные. Для всех обычно теперь уже и несколько не удивительно, что люди заезжают во время путешествия в Церковь, чтобы поставить свечку и помолиться о благополучном окончании своего пути,  а также о здравствующих и почивших своих близких. Но не таковой была причина Славы, позвольте мне так по-дружески его называть. Он приехал можно сказать по «месту работы».       

  А дело, в том, что он можно сказать с детства как принято говорить «находился при церкви», причиной тому, как он сам говорил, шутя, были его музыкальный дар и некоторые другие таланты! К известному времени он стал одним из преподавателей детской православной гимназии находившейся при храме. Вот с этим то и связаны были теперь его душевные терзания, так как воспоминания, которые еще на пути растревожили его душу, принимали теперь такой вид и  такое состояние, когда требуют вырваться из сердца и излиться словами в горячей молитве, или же на крайний случай в дружеской теплой интимной беседе! Но только вот при всей своей обходительности и всеобщем уважении окружающих человек он был скрытный и закрытый, что и грозило в тот момент полным крахом, из-за отсутствия искренних и близких друзей надобных для возникавшего всё более  с силой неожиданного монолога-разговора.    

Он тогда зашел в храм совсем как он говорил « в растрепанных чувствах», что за ним никто и никогда из знавших его людей не замечал. Интереснее же всего было то, что в тот день ваш покорный слуга послан был от редакции, чтобы осветить в прессе «Значение Великого поста для православного христианина». Признаюсь, такое название не могло в то время само мне прийти на ум, в числе многих журналистов хватал верхушки, в той сфере, где собственно ничего не понимал, к тому же нужно сказать ярко представлял собой вид «захожан» как сейчас  принято говорить. И название своей статьи полностью позаимствовал из названия книги лежащей в церковной лавке. Что и говорить, о чем писать тогда не знал, но к священникам, как и впрочем, к церковным старушкам испытывал огромное недоверие. К тому времени, когда в храм вошел Слава, моему «бесполезному» (как мной было тогда решено) нахождению в храме минул уж час. Какова же была радость нас обоих, когда мы увидели друг друга.    

Глазами, сделав мне знак о том, что намеревается подойти и приложиться (это слово я уж позже конечно узнал) к иконам, он немного улыбнулся. К тому моменту, вынув, недавно положеные подальше в сумку ручку и блокнот, всем своим видом я воодушевился и даже, наверное, как то изменился в лице. Потому как, подойдя ко мне, Слава иронично произнес: «Как то мой приход видимо на Тебя странно подействовал? Светишься как новогодняя елка! С чем пожаловал?». Обменявшись с ним дружеским рукопожатием и вкратце объяснив цель своего визита, с умоляющим взглядом и тоном просил я, чтобы он помог в написании «нужной» статьи. Он предложил пойти в здание стоящей рядом гимназии в небольшой его кабинет, или «комнатушку», как он ласково его назвал, потому как там обстановка более располагает для беседы. Потом уже спустя много лет он рассказал мне, что в тот момент намеревался не только или даже не столько помочь в написании моей статьи, сколько думал с чего начать свой рассказ, так «теснящий и не вмещающийся» в его душе.       

За пять минут был исписан практически весь блокнот. Так подробно, усердно, искренне, жарко и с любовью о Великом посте признаюсь, мне никто и никогда больше не рассказывал. Казалось, каждое слово было обдумано, взвешено и настолько точно подобрано, что со стороны казалось, будто к этой беседе рассказчик готовился основательно не один день. За окном к тому времени стало практически совсем темно. Слава, возвышено и очень красиво закончив нашу беседу, касающуюся статьи вдруг, почему то приуныл и несколько даже испугался царящей за окном темноты. «А поехали к нам?», - неожиданно немного сконфузившись, предложил он. «Сейчас женушке своей позвоню, и поедем, а?», - последнее предложение он сказал настолько по-детски искренне и просто, что у меня тогда почему промелькнула странная мысль о том, что отказываться именно сейчас нельзя и против правил. Задача моя на сегодня была выполнена вполне и благодаря Славе видимо на пятерку, потому причин нас останавливающих совсем не было.              

Нужно конечно сказать о том, что в  их семье мне всегда нравилось бывать от царящей и всё пронизывающей там любви. Представьте себе, что привычные для нас и, к сожалению, подчас становящиеся анахронизмами словосочетания-пословицы «женщина – хранительница домашнего очага», «муж – глава семьи и заботливый отец», «дети – счастье семьи и награда от Бога» имеют реальное свое воплощение в нашей современной жизни! Еще раз думаю не лишним будет оговориться, повествуя об их семье я не пытаюсь дорогой читатель ни в коей мере идеализировать или «разукрашивать» свое повествование как свойственно многим из «служителей пера». Просто дело в том, что в этой семье все строилось по закону, данному нам Богом, по Его установленным «правилам». Одно, из которых гласит: «друг друга тяготы носите и этим исполните закон Христов». Вот в таком то «соревновательном доброделании» и проживала семья преподавателей православной гимназии.  Ну да простите опять отвлекся…    

На пороге нас встретила супруга моего друга Злата, или как ее называли многие из знакомых «Добрая Злато-Фея»! Наверное, вы уже поняли или же догадываетесь, отчего она заслужила такое ласковое прозвище. Только мы вошли в квартиру, как на нас очень впечатляюще и заманчиво «пахнуло» домашней выпечкой и уютом. Вместе с  тем картину тепла и уюта дополнили радостные приветственные крики семилетних близнецов Кирилла и Сергея. Дети привыкли к гостям и от родителей видимо научились радоваться абсолютно всем приходящим. После того как я со Славой разделись, заботливая хозяюшка Злата позвала всех к столу. Перед едой меня тоже ожидал небольшой сюрприз, - дети слаженно и совершенно удивительно запели «Отче наш» чуть ли не на два голоса! Дело в том, что оба близнеца обладали музыкальным слухом и потому родителями были определены в музыкальную школу, а петь им очень нравилось! Они казалось, вкладывали всю чистоту своей детской души в пение. За чаем мы очень долго беседовали, настолько, что не заметили как пролетело время, и Злата повела юных отроков  что называется «на боковую». Буквально тут же, как то очень быстро и замечательно хозяевами было решено, что и мне непременно следует остаться в гостях «на ночевую»...       

Прости снова меня дорогой читатель, что прерываю свое повествование, хотя уже вплотную приблизился к его сути… Дело в том, что воспоминания мои о той встрече настолько ценны и трепетны для меня, что не могу не воскликнуть в сердцах: «Берегите дружеские минуты искреннего общения!!! Иной раз, та беседа, которая вначале кажется вам совершенно пустой и незначащей, может обернуться затем теплым воспоминанием и примером Вам на всю жизнь!»… 

Итак мы со Славой остались вдвоем на его маленькой кухне и тут мне стало неожиданно и твердо ясно, что все что было до того лишь «прелюдия» для какого-то серьезного и важного разговора. Мне стало неимоверно стыдно за свое эгоистичное поведение в течение всего дня. Мой репортаж полностью «застил» мне глаза и я не смог разглядеть  и почувствовать то доверие, которое оказал мне  мой друг для того чтобы поделиться со мной чем то действительно не вычурно значимым! Тут то я и замолчал и задумчиво начал всматриваться в глаза Славы, как бы ожидая от него  чего то неимоверно интересного и захватывающего… Мой взгляд смутил видно моего друга… Он тоже замолчал и немного покраснев опустил свою голову… Вдруг резко встрепенувшись, как будто  только что проснулся Слава встал подошел к буфету и достал из него два фужера и бутылку вина… «Ты не против бокала настоящего грузинского вина?», - немного конфузясь, предложил он. «Совсем нет», - отозвался я, впрочем, понимая, что для моего друга вино теперь просто предлог еще раз подготовиться к «чему-то» и «что-то» еще раз обдумать.        

Забегая вперед, скажу, что вино в тот вечер так и осталось стоять у нас в бокалах практически не тронутым, чтобы Вы не подумали что «главная история» моего повествования происходила с двумя слегка подпившими людьми в хмелю. Ведь к сожалению в нашем обществе подчас именно за кружкой чего-либо рассказываются все «искренние» истории, что в последствии самого рассказчика ставит в невыгодное положение. К тому же саму речь вроде бы искреннюю «подпитое» состояние низводит из особой своей нравственной исключительности или же, если угодно «чистоты».         

-«Витя! Ты знаешь, мы вот вроде друзья, а ведем себя как товарищи!», - немного улыбнувшись, произнес он.             

-«В институте общались, потом были друг у друга на свадьбах, только не знаем мы все равно ничего друг о друге», - нетвердым голосом заключил Слава.  

-«Отчего же, ты мне известен как отличный человек, но а большего мне…», - решил подбодрить я своего собеседника. Но не успел договорить, как он, пристально посмотрев на меня прервал меня странными  и несравнимыми ни с чем по своей значимости словами:          

-«Понимаешь, хочу, чтобы у меня был действительно брат. Искренний и надежный. Нет, я не шучу. Ты скажешь, не поздно ли у меня возникли такие желания? Знаешь, долго размышляя над этим и даже посоветовавшись  на этот счет со своим духовником пришел к выводу, что у каждого человека должен быть хотя бы один  «настоящий» друг! Семья - жена, дети – это особые для меня и неимоверно дорогие существа, но поверь, подчас очень не хватает брата. Потому прости, но именно сегодня хотел бы тебе рассказать одну важную историю из моей жизни и этим сделать первый шаг к нашему братству, если конечно ты не против?»,- тихо договорил Слава.     

     Признаться, такое начало обещавшего быть интересным и долгим разговора, меня немного сконфузило. Представьте себе, журналист готовый, как казалось к любым сенсациям и поворотам сюжета, вдруг неожиданно оказался не готов к простому разговору «по душам». Всеобщее царящее недоверие общественности к нашему «брату газетному писателю», вызвало и у нас видимо ответное постоянное чувство недоверия ко всему обществу и к отдельным его членам. Минут пять мы просто молчали, смотря друг другу в глаза. Знаете если бы в тот момент кто-то смог нас увидеть, то скорее всего этому  человеку  при взгляде на нас, показалось бы что перед ним сидят два человека судьбой на долгие годы разлученные, и которые встретившись уже и обнялись и высказали взаимные слова радости, а теперь вот сидят и если можно выразиться «всматриваются», примечая «следы времени» на лицах друг друга…  

  -«Хорошо! Давай попробуем быть братьями», - произнес я, ломающимся от волнения голосом, вполне тогда не понимая важность для моего собеседника того предложения, которое высказал.         

  -«Тогда слушай мой названный брат!»,- начал уже более воодушевленно Слава. «То, о чем хочу рассказать тебе, произошло  сравнительно давно, а именно в тот момент, когда после выпуска из университета я, неожиданно для многих (и, наверное, для себя самого в-первую очередь), поехал поступать в семинарию. И поступил с первого раза, без каких-либо преткновений. Если ты вспомнишь, то тогда многие меня находили «странным», «замкнутым», а на последнем курсе универа  дразнили даже «отшельником». Признаюсь, таким меня сделала юношеская инфантильность и первая, и она же несчастная любовь. Тогда решив что «нет мне места на этой грешной и полной разочарований земле», а также вняв совету-предложению своего духовного отца, подумал и поехал я в семинарию. Твердо помнится решил посветить себя монашескому служению, потому то и пытался сделать из себя вид «особого молитвенника». Теперь то, понимаю что, кроме прелести  и гордости во мне ничего не было за исключением еще «странного и угнетенного внешнего вида» (он был виден  со стороны, а мне тогда мерещилось, что таким образом я очень сильно соответствовал будущему монашескому виду). Так вот занимаясь таким «обезьянничаем» и при том неплохо учась, провел в семинарии два с половиной года, как мне казалось, преображая не только душу, но и тело. Помнится, в конце курса наш хор собирался в один замечательный мужской монастырь. О том монастыре нам много рассказывали, располагался он в N-ской епархии, граничащей с нашей. Стоит о нем и тебе сейчас услышать, затем ты сам рассудишь почему.    

   Скажу, что в то время меня благословили преподавать на находящихся при семинарии «богословских курсах для мирян», и там одна хотя и пожилая уже, но прилежная слушательница рассказывала мне чудесную историю о посещение этого монастыря. Конечно для каждого православного человека, монастырские уставные службы, трапеза, послушания и посещение «богомзданных пещер» оставляет неизгладимое впечатление в  душе, истосковавшейся по спокойствию в постоянном городском шуме.         

Она с мужем поехав в монастырь, даже и не представляли какое произведет на них впечатление это посещение монастыря. А вот факт  - стены пещер «поглощающие» женский голос, в то время когда голос мужчин звонко в них раздается,  - воистину поразит всяких  что называется «видавших виды» паломников. Группы паломников всегда там разделяют по гендерному признаку, и если у мужчин в группе экскурсовод – монах, то у женщин обычно благочестивая мирянка. Происходит это конечно потому, что монастырь мужской  что и налагает свои условия на формат «путешествий» по монастырю. Так вот та благочестивая слушательница курсов рассказывала, что как не старалась экскурсовод женской группы «громче и четче» (об этом она призналась, просили практически каждые пять минут) рассказывать историю монастыря, но ее голос, словно специально глушился стенами пещер. Эхо же негромкого голоса повествующего монаха, раздавалось буквально с другой стороны пещер. Будто сам Господь промыслительно в этом месте через созданные им творения (скалы и пещеры) научал женщин целомудренному молитвенному безмолвию.

Услышав в красках этот рассказ, конечно, мой внутренний «горделивый монах» всенепременно направил меня в тот монастырь и мою будущность кроме как в ограде такого чудо монастыря я не мыслил вообще. Позвонив, как положено, своему духовнику  для совета пред столь важным делом, я скорее поставил его перед как бы уже свершившимся фактом. И отнюдь не слушал тогда все его речи: о том, что мне еще рано уходить в монастырь, о том, что от природы слишком уж очень чувствителен и восприимчив, в конце концов, о том, что еще родители мои не поставлены в известность о моем серьезном решении.

Единственное в чем убедил меня мой духовник, так это в том, что мне необходим будет очень опытный наставник, в связи, с чем мне и стоит сразу же по приезде обратиться с подобным вопросом к духовнику обители отцу Иннокентию, который был однокурсником моего духовника отца Алексея, еще по Семинарии и Академии. К своему стыду добавлю, что родителям тогда действительно не стал ничего сообщать. Во-первых, понимая, что уже один только мой «уход от мира» в семинарию стал для них непонятной неожиданностью. А во-вторых конечно боясь, что наш разговор разрушит нафантазированную уже в деталях жизнь в монастыре, если не разрушит, так превратит в пытку и «сплошное разочарование».    

         С таким вот настроением вместе с хором отправился в столь желанный путь. Как маленького подобранного на улице котенка, скрывал я от всех свою драгоценную мечту-надежду. Ненадолго задремав в автобусе, мне приснилось, что по послушанию мне доверили водить экскурсию по монастырю, как «самому истинному монаху». И как, неспешно проводя экскурсии по обители, в подряснике и с четками, своим негромким, но убедительным и завораживающим голосом заставлял слушателей задумываться о бренности нашей жизни и о жизни вечной, подвижниках, и небесах.    

      Увы, то мое состояние именно монахами-подвижниками во многих их поучениях к братиям-монахам и мирянам определяется не иначе как «прелесть» и ничего хорошего, конечно же, оно не сулит. Мне очень повезло, что мое душевное расстройство как опытный духовный врач почувствовал отец Иннокентий. Слушая меня со вниманием, старец ни разу не прерывал изложение моего  пространного нафантазированного «плана», по спасению моей грешной души в стенах монастыря.  Но, неожиданно для меня, (в то время и в том моем состоянии это конечно было как «гром среди ясного неба») начал он свою речь. Словами: «Ничего этого тебе не  нужно и впрочем, наверное, и не достичь никогда….». Старец, прошедший войну «от Москвы до Берлина», опытный духовник,  для многих представавший «земным ангелом», для меня в ту пору предстал в образе «Ивана Грозного убивающего своего сына»! Моя душа как будто рвалась на части!         

   «Вот пришел в монастырь!» «Понимаете ли, спастись хочу, а он говорит «не нужно тебе этого»! «Не достичь», а ему-то, откуда известно, неужто еще и прозорливец?», - такие вот и подобные им мысли роились у меня в голове. Более не слушая слов отца Иннокентия, словно на несколько минут оглохнув, я казалось, внутри сам себя рвал на части. Это уже позже понял, что оглох от гордости и «рвали» мою душу та же страсть вкупе с остальным накопившимся «букетом». Помниться лишь последние слова мне показались «не плохим  духовным советом», а  именно те, в которых старец предложил мне три дня пожить в монастыре, попоститься и приготовиться должным образом к  Таинствам Покаяния и Причастия.        

  Стоит ли говорить что все те три дня для меня стали словно «днями мытарств». Казалось все монахи словно сговорились и специально чересчур уж «смиряли» меня. Послушания были «невыполнимыми в принципе», службы «неимоверно долгими и скучно-утомительными», пение хора «гугнивым и непонятным»… В общем все чем раньше душа моя будто бы «жила и надеялась», нынче вызывало лишь осуждение, брезгливость и даже какое-то чувство внутреннего отторжения…        

   Три дня «кое-как» прошли и мне предстояло после грядущей вечерней службы исповедоваться у известного уже отца Иннокентия. Находясь в стадии «кипящего и выплескивающего через края котла» ждал я своей очереди, нужно сказать специально став самым последним как бы показывая тем свое «смирение с обстоятельствами», на самом же деле желая использовать исповедь еще и как возможность «переубедить» старца. Вот уже новый план возникал и формировался в моей голове, как незаметно дело дошло до меня…   

Отец Иннокентий, предложил мне пойти с ним в его келью, сославшись, на то что в храме никого не осталось, да и храмовых сторожей надо «побаловать одиночеством», как он выразился. Вновь входя в его келью, после трех дней проживания в гостинице для паломников, все мое существо, испытывало какое то смущение и неудобство, меня буквально бросало то в жар, то в холод. Представлялось, что звук, производимый от содрогания всех моих суставов, был слышен даже и вне кельи. Неспешно помолившись пред иконами, отец Иннокентий попросил меня присесть и сказал, что перед исповедью должен сказать мне о чем-то очень для меня важном. Буквально рухнув на стул, я приготовился слушать… Точнее мое состояние было таковым, что я смирился и внимал всему тому,  что мне в тот момент говорили бы, настолько какая-то «немощь непротивления» окутывала мой организм.       

Старец рассказал как в юности, будучи молодым послушником все пытался «выпросить» благословение у духовника обители, на то чтобы его постригли в схиму и он ушел в затвор. «Ревность у тебя не по разуму, да и в прелести ты», - ответил тогда ему духовник. И отправил на недельку домой погостить к матери, т.к. она была тогда не здорова. «Ты хочешь получить от Бога дар любить всех людей, весь мир и молиться за них, а сам не спешишь сломя голову к самому родному тебе человеку – матери, когда она находится на одре болезни!», -строго напутствовал его в дорогу старец. Так получилось, что жалея единственного сына, и не желая его расстраивать, мама не полностью изложила всю правду в письме. Приехав домой, он нашел её практически уже «угасающей» как огарок восковой свечи на церковном подсвечнике. Врачи оказывается, еще год назад  сообщили ей о том, что у нее последняя стадия рака, потому то она, отпуская и благословляя сына в монастырь, вызвала свою вдовую свою сестру из другого города. Совсем не для того, чтобы «со скуки не умереть»,  и не потому что «вдвоем и молиться и трудиться легче», как она тогда этот поступок объяснила любимому сыну. Умирая на руках горячо любимого сына, она прошептала: «Ты хочешь быть монахом, для этого нужно научиться сердечно и бескорыстно любить Бога и всех людей, не требуя и не ожидая порой от них взаимности! Это очень трудно, но с Божией помощью думаю у тебя получиться!». Когда он похоронив любимую свою матушку вернулся в монастырь, то уже совсем иначе смотрел и на монашеский подвиг и на окружающий мир. Отец Иннокентий заканчивал свой небольшой рассказ, -«Всецело предавшись воле Божией, понял я что гордостью, самомнением и непослушанием дьявол ополчается в монастыре на любого монаха, или послушника. И обрушивает на них всю свою «тяжелую артиллерию», в отличие от мирских людей, с которыми если можно так сказать он быстро расправляется и подсобными средствами. Противостать ему можно только имея послушание, смирение и постоянное молитвенное трезвение».  Он замолчал и как то по особенному смотрел мне в глаза, словно бы спрашивая: «может и ты, не зная совершенно ничего, или не догадываясь, вступил самовольно и в одиночку в подобную битву с врагом рода человеческого?» Слезы рекой струились у меня из глаз, конечно, я осознал тогда, какое поражение потерпел в неравном сражении и как чуть не погиб духовно! Господь, попустив мне впасть в  бесовское искушение, Сам же как милосердный Врач послал сразу же на моем пути и опытного лекаря способного определить степень ранений мне нанесенных и исцелить их в Таинствах. Исповедавшись и на следующий день, причастившись Святых Таин, отправился я сразу домой минуя семинарию, отпросившись как положено у вышестоящего «начальства». Впрочем, после той поездки мы в любом случае должны были «свои стопы направить в своя селения», да и таким именно было благословение отца Иннокентия.       

  «Слава! Помните, вполне возможно, что для вас Господь определил путь служения Его благой воле, в миру, в дали от монастырских стен! Но, это совсем не значит того,  что в  том возможном своем положении Вы не можете и не призваны, как и все православные христиане к тому, чтобы  стараться отражать в себе Его святой Образ! Добрыми делами, целомудренной и праведной жизнью!», - в моем сердце, словно на камне высеченными, остались последние прощальные слова старца N-ского монастыря. Приехав домой, первым делом буквально побежал в храм, настолько мне хотелось поделиться  со своим духовником всеми моими переживаниями от всего увиденного, услышанного и прочувствованного «на собственной шкуре». Вечерняя служба тогда закончилась. Пользуясь возможностью продолжительного летнего вечера, с Батюшкой Алексеем, настоятелем нашего храма, который на счастье и был моим духовником, мы общались буквально до глубокой ночи, сидя в уютной беседке в церковном дворе. И вот, наверное, в-первый раз в жизни действительно начал не просто осознанно, а с рассуждением и христианской любовью рассматривать православную веру. Конечно учась в семинарии, многое становиться понятным с чисто внешней стороны и если можно так сказать ты становишься «богословом-теоретиком», а вот осознаваемые небольшие и несравненно медленные шаги  в духовной жизни начал мне кажется делать именно с того дня.       

Впрочем, еще один из удивительных случаев следует здесь упомянуть. Тогдашние каникулы уже подходили к завершению, и мне оставалась последняя неделя пребывания в так теперь неожиданно горячо полюбившемся родном городе. До самых рождественских каникул не петь мне в хоре на службах в родном храме. Не услышу долго проповедей отца Алексея, и  останется только вспоминать о теплых беседах с ним. Оставались последние дни перед «очередной» разлукой с любимыми родителями и озорной и веселой маленькой сестренкой. В общем, тогда мои мысли были заняты лишь размышлениями и тихой тоской над тем, как же мне будет этого всего не доставать в семинарии, хотя справедливости ради нужно отметить, что в глубине души мне вместе с тем, конечно же, хотелось вновь увидеть своих однокурсников семинаристов, преподавателей и Владыку Ректора. Помнится, именно тогда, очень полюбились мне вечерние одинокие прогулки по скверу недалеко находящемуся от родного дома. Взяв какую-либо «не ученую» (преимущественно с поучениями Старца Паисия Святогорца) книжку из дома, выходил я в сквер и, забравшись в беседку находящуюся на пригорке, или же облюбовав сравнительно далекую от шума скамейку, садился и действительно «отдыхал душой».   

  В один из вечеров по началу было все, как и обычно для меня. Только вот окунувшись в чтение, я не заметил как в беседке против меня села молодая девушка, перед этим учтиво поинтересовавшись, не помешает ли она мне своим присутствием. Не обращая особо на нее внимания, продолжая читать, краем глаза мне все-таки удалось случайно увидеть в ее руках тоже книгу. Признаться, название книги меня сильно удивило, да и иначе быть и не могло. На новой еще обложке витиеватыми буквами значилось: «Закон Божий». Закрыв свою книгу и оставив чтение, долго и внимательно смотрел я на девушку старательно и очень эмоционально старающуюся понять новые и необыкновенные вещи, описанные в этой «элементарно-азбучной» как мне представлялось книге. Вдруг она оторвалась от чтения, видимо почувствовав мой пристальный взгляд. Чтобы не выглядеть в ее глазах странным мной была предпринята попытка начать разговор: «Здравствуйте! А знаете, могу кое-что из книги пояснить, если непонятно (начал почему то с гордости)! Перед вами так сказать живой семинарист (попытался скаламбурить)!».        

     Сразу же после того как закончил сою тираду, тысяча раз в голове пожалел что начал этот разговор!  Во-первых, сам для себя ответить с какой целью мной было нарушен покой девушки не мог! Во-вторых, мне сразу же на ум полезли мысли о том, что вот мол только несколько недель назад в монастырь просился, а тут на тебя знакомиться со случайной девушкой на улице! Все эта вереница мыслей, крутящаяся в моей голове, следует заметить, «варилась и кипела» во время всего нашего  последующего разговора.    

     А  разговор действительно был интересный, мне радостно было на практике что называется показать свои знания. Одно дело курсы  при семинарии там заданная тема лекции, внимательно слушающая аудитория, но от этого практически не подвижная эмоционально. А вопросы зачастую вообще не относящиеся к теме и относящиеся к разделу псевдо наук «ОБС»(так мы, да и не только мы называли пласт вопросов, источником которых послужили суждения около церковных старушек. А начинались все эти вопрос обычно с словосочетания «Одна бабушка сказала…», что и послужило поводом для такой аббревиатуры определяющей эту псевдонауку ). То ли дело разговаривать с равным себе по возрасту человеком и к тому же действительно интересующимся православием. Желающим не просто ознакомиться, а именно как можно сильней попытаться понять суть, внутреннюю и внешнюю жизнь. С жаром и усердием рассказывая и рассуждая, сам себя тогда я поймал на мысли, что в принципе с Божией помощью мне неплохо дается катехизаторско-ораторское искусство.  Наверное, именно такая беседа нужна мне была, чтобы осознать, что всему свое время, и «каждой вещи место под солнцем».     

Проговорив достаточное время и решив, что наша беседа не может остаться не оконченной и требует продолжения, мной был любезно предложен адрес семинарии, куда она на мое имя могла бы присылать письма. О, сколько раз потом сокрушался я и переживал по поводу этой встречи, данного адреса и писем, находясь уже в семинарии. И если пересылка и получение писем не представляли особую проблему, так как я помогал по послушанию в канцелярии Епархии. То вот кипа вопросов разделившихся как бы на две группы не давала покоя не голове, не душе и сердцу. Первую часть моих сомнений можно было бы озаглавить так: «Это все бесовское искушение и надо бороться!», а вторую соответственно: «Произошедшее Божий дар и надо его принять. Господь укажет, затем, как с ним следует распорядиться». Вопросы  и сомнения увеличились, когда в одном из своих писем Злата (так звали ту девушку) отвечая на мой вопрос, сообщила мне, что работает администратором в … НОЧНОМ КЛУБЕ!!! Рождественских каникул я ждал как избавления, чтобы о всей этой ситуации рассказать всенепременно своему духовнику и не потерпев «душевное кораблекрушение» как в первый раз, предстать так сказать «во все оружия».

И вот каникулы… Момент истины настал… Каковым же было мое изумление, когда мне в нашем храме Батюшкой Алексеем после службы была как бы случайно и невзначай представлена новая молодая преподавательница детской воскресной школы …Злата! Изумление мое стало еще больше когда оказалось, что она почувствовав в нашей переписке «нотки моего недовольства» от выбранного места ее работы, начала отчаянно искать работу по своей специальности, а она нужно сказать была из  небольшой, но все же династии болгарских художников (вот ответ на вопрос почему она носила такое красивое имя, часто встречающееся в Болгарии). Отчаявшись, она вспомнила мой же совет о том, что в случаях растерянности и кажущейся безысходности необходимо «бежать в ближайший храм и искренно молиться». Видимо не без промысла Божия, она зашла именно в родной для меня храм, и вся заплаканная была тепло встречена, утешена и обнадежена нашим настоятелем. И вот через неделю она уже стала преподавателем иконописи в школе по воскресеньям и иконописцем нашего храма в будние дни. Храм был старинный, и давно уже роспись требовала некоторого аккуратного и богобоязненного вмешательства. Стоит ли говорить о моей радости. Все сомнения полностью улетучились и пропали после моей беседы с отцом Алексеем. А спустя еще два года, после успешного окончания семинарии, Батюшка меня с Златой венчал в обновляемом помощью Божией и ее усилиями моем родном великолепном храме!» 

Слава замолчал,  в окнах уже брезжили первые лучи рассвета… «Ну а потом при нашем храме появилась гимназия. Где мы с женой теперь и преподаем. Об этом ты уже хорошо и в деталях знаешь», - уставшим, но было видно, что по-настоящему довольным голосом завершил он свой рассказ. Обоим нам нужно было спешить на работу потому мы, быстро умывшись и выпив по кружечке горячего кофе, попрощались, буквально со слезами на глазах. С тех пор наши встречи стали частыми и можно сказать регулярными. Благодаря им, вместе со своей семьей и Ваш покорный слуга пришел к осмысленной вере в Бога, посещению служб по праздникам, а затем и к нынешнему своему Божией милостью положению. Ну это уже другая история.