Ловцы душ, или Приключения сновидца

О, не знай сих страшных снов
Ты, моя Светлана!
(В. Жуковский)

Человек видит сны и вожделеет,
а Бог вынашивает Свои замыслы,
волей Своей выводит их на свет и вдыхает в них жизнь.
(Джордж Макдональд)¹

В дождливый сентябрьский день по ухабистой дороге, справа и слева от которой тянулись унылые пустоши, окаймленные на горизонте траурной лентой хвойных лесов, медленно, словно крылатое насекомое, прибитое к земле непогодой, двигался автобус, серый от придорожной грязи и пыли, с вмятинами на боках. Вдруг он остановился. Водитель чертыхнулся. Некоторое время он сидел в кабине, пытаясь завести заглохший мотор. Однако все его усилия были напрасными — мотор прерывисто стрекотал и вновь замолкал. Тогда водитель выскочил из кабины…

— Черт возьми! — процедил сквозь зубы пожилой человек с обрюзгшим лицом и пробивающейся на подбородке темной щетиной. — Уже второй раз останавливаемся. Что за чертовщина?

При этих словах сидевший рядом с ним темноволосый худощавый юноша в круглых очках и болоньевой куртке словно очнулся от раздумий, в которые он был погружен всю дорогу, вскочил со своего места и вышел из автобуса. Некоторое время он обреченно смотрел, как водитель, яростно чертыхаясь, копается в моторе. А затем, несмотря на моросящий холодный дождь, быстро зашагал по дороге.

Вскоре автобус нагнал его. Водитель притормозил и даже дважды просигналил пешеходу. В самом деле, зачем топать на своих двоих, если можно ехать? Но юноша упрямо шел вперед, словно не замечая никого и ничего вокруг. Это все они… Они пытаются его остановить. И потому он должен идти один. Только бы успеть!

* * *

Сергей Бусыгин с детских лет ощущал свою ущербность. Ведь, в отличие от своих сверстников, он почему-то жил не у папы с мамой, а у бабушки Клавдии Степановны, в старом деревянном доме на окраине города Михайловска. Мама, Галина Ивановна, навещала его лишь время от времени. Иногда она привозила подарки, больше годившиеся девочке, чем мальчику: шоколадные конфеты в пестрых фантиках, фарфоровую собачку, коробку цветных карандашей или книжку с картинками. Гладила Сережу по голове, наказывала слушаться бабушку. И вновь исчезала, как минувший день. Что до отца, то Сережа никогда его не видел. А бабушка была не настроена рассказывать о нем. «Уехал он», «много будешь знать — скоро состаришься» — слышал от нее Сережа в ответ на вопросы о том, кто его папа и почему он не появляется у них. В таком случае, оставалось лишь набраться терпения и дождаться возвращения отца. То-то будет радости, когда они наконец-то встретятся!

Когда Сереже было лет шесть, бабушка заболела. Несколько дней она еще пыталась бодриться, твердила, что все это от усталости и скоро пройдет, явно пытаясь убедить в этом саму себя. Пока однажды утром, не сумев надеть тапки на распухшие ноги, не промолвила со спокойствием обреченной:

— Похоже, пришло мне время в иные края собираться. Эх, Сережка, Сережка, не дорастила я тебя… Что ж теперь с тобой будет…

В тот же день бабушку отвезли в больницу, а плачущего Сережу увела к себе соседка Раиса, накормила, напоила чаем с вареньем. И при этом все причитала: «ах, жалкий ты мой, да на кого ж ты теперь останешься-то?»

Но недолго пришлось Сереже пробыть у участливой соседки: вечером на такси приехала Галина Ивановна и увезла сына к себе домой. К бабушке Сережа больше не вернулся. Потому что Клавдия Степановна прямо из больницы ушла в дорогу дальнюю, невозвратную, которая суждена каждому из нас, и никто ее не минует… Поначалу Сережа горевал по бабушке, пока новые впечатления не заставили померкнуть воспоминания о ней. Что ж, как говорится, дело забывчиво…

Надо сказать, что теперь Сережино житье стало куда вольготней, чем у бабушки — никто не поучал его уму-разуму, никто не стращал всевозможными бедами и напастями, ожидающими тех, кто озорничает и не слушается старших. Матери просто-напросто не было дела до Сережи. Ибо в сердце ее безраздельно царил другой человек.

* * *

Сережа познакомился с ним в первые дни житья у матери. Однажды зимой, когда он играл в коридоре, воздвигая из обрезков досок, которыми Галина Ивановна топила печь, многоэтажный дом, вроде того, что строили на соседней улице на месте снесенных одноэтажных домишек, в дверь кто-то постучал. Надо сказать, что покойная Клавдия Степановна никогда не запирала на замок входную дверь своей квартиры — лишь на ночь загораживала ее импровизированным засовом из кованой железной кочерги.

— Да чего у меня брать-то? — отмахивалась она, когда дочь или соседи корили ее за доверчивость и беспечность. — Мешок да горшок — кому оно нужно? А может, человек с какой бедой придет, а дверь-то на замке. Где это видано — от людей на замок запираться! Не по-людски это…

После этого неудивительно, что, едва услышав стук в дверь, Сережа со всех ног бросился открывать. За порогом стоял высокий осанистый мужчина лет пятидесяти, в пыжиковой шапке, с крупными чертами лица и бровями, в которых поблескивали нити седины. Сережа сразу догадался, кто это. Конечно, это его папа! Наконец-то он вернулся! С радостным криком Сережа бросился к незнакомцу:

— Мама! Папа пришел! Папа!

Мужчина отпрянул.

В следующий миг мать коршуном налетела на Сережу, схватила его за шиворот, словно нашкодившего щенка, и втолкнула в комнату. Лязгнул замок. И Сережа оказался взаперти.

От неожиданности он даже не заплакал — просто сидел на полу, ероша и снова приглаживая ворс пушистой ковровой дорожки. А за дверью ворковала мать:

— Извините, Глеб Андреевич… Не обращайте внимания… Проходите на кухню… он нам не помешает…

Снова лязгнул замок, и мать вошла в комнату, держа в руках Сережину одежду: пальто, шапку и валенки.

— Одевайся и иди гулять. — вполголоса скомандовала она. — Придешь, когда позову.

Немного подумав, она добавила:

— Вот, возьми на мороженое.

При виде поблескивавшей в материнской руке пятидесятикопеечной монеты, Сережина обида сменилась изумлением. Это же целое богатство! Хватит не только на мороженое, а, пожалуй, и на шоколадку. Впрочем, что шоколадка — съел, и нет ее. Лучше купить коробку солдатиков. Вон, все мальчишки в соседних домах играют в войну, чем он хуже других? Да они от зависти лопнут, когда завтра он покажет им своих новых солдатиков! Вот ведь, не было счастья, да несчастье помогло!

* * *

…Маминого гостя звали Глебом Андреевичем Колосовым. Впрочем, чаще его почтительно величали профессором Колосовым. Он был известен не только в Михайловске, но и в столице. Мало того — даже за границей, куда по нескольку раз в год выезжал на всевозможные научные конференции и симпозиумы. В Михайловском мединституте профессор Колосов заведовал кафедрой госпитальной хирургии. На той же кафедре работала ассистентом мать Сережи. Впрочем, Галину Ивановну связывали с профессором Колосовым не только кафедральные дела… Ведь каждый раз, когда он приходил к ним в гости, мать отправляла Сережу гулять. Ему позволялось вернуться домой лишь после ухода маминого знакомого… или друга, как она его называла при Сереже.

Казалось бы — вот она, свобода! Какой мальчишка не мечтает о ней, когда, сидя за уроками, слышит за окном призывный крик приятелей: «собирайся, народ, кто в прятки идет…» Однако эта свобода была Сергею не в радость. Особенно поначалу. Попытавшись сдружиться со сверстниками из соседних дворов, он вновь ощутил свою ущербность. Ведь он боялся червей и пауков и обходил за версту любую шавку, едва заслышав ее лай. Неудивительно, что, когда соседские мальчишки узнали об этом, Сергей прослыл слабаком и трусом. А таких презирают.

В итоге ему оставалось лишь одно развлечение: бродить по соседним улицам, заходя в магазины и рассматривая содержимое витрин и прилавков. Во время этих походов Сергей иногда находил и подбирал оброненную мелочь, а однажды весной откопал в тающем снегу под газетным ларьком целый рубль. Вдобавок, отправляя его гулять, мать всегда давала ему монетку на сладости или мороженое. Постепенно Сергей привык к одиночеству. Мало того — оно стало ему нравиться. Тем более, что вскоре он открыл для себя новый мир — мир книг.

Как-то раз, зимой, бродя по улицам, он зашел в библиотеку. Первый раз он сделал это просто-напросто для того, чтобы согреться. Однако вскоре зачастил туда. И часами просиживал в читальном зале, проглатывая одну книгу за другой. Майн Рид, Жюль Верн, Беляев… Таинственные острова, затерянные города, иные планеты — чарующие миры, созданные воображением писателей, открывались изумленному взору Сергея, как причудливые узоры калейдоскопа. И, читая о приключения и подвигах книжных героев, он сам ощущал себя героем.

Чтение книг развило ум Сергея — теперь он знал гораздо больше своих сверстников. И потому учеба в школе давалась ему легко. Его дневник пестрел отличными отметками. Время от времени за хорошую учебу его награждали похвальными грамотами и даже книгами. Но главное было не в наградах — в чувстве собственного превосходства над другими. Теперь Сергей свысока глядел на тех, кто считал его слабаком и трусом. Положим, они были сильней его. Но разве сила — это главное? Опять же что хорошего в безрассудной смелости? Нет, главное не сила и не смелость, а ум. Он умнее их. Значит, он лучше.

* * *

Эту уверенность укрепила успешная сдача вступительных экзаменов в Михайловский медицинский институт. Причем даже без особой подготовки. Мало того, со второго полугодия учебы на первом курсе Сергей стал получать не обыкновенную стипендию, а повышенную, так называемую «ленинскую». И вновь испытал головокружительное чувство собственного превосходства. Он — ленинский стипендиат!

Надо сказать, что и институтские преподаватели относились к Сергею иначе, чем к остальным. Казалось, они приглядывались к нему, не делая выводов вслух. Лишь однажды преподавательница кафедры нормальной анатомии, Алла Ивановна Мурцева, одинокая пожилая женщина с волосами, выкрашенными в огненно-рыжий цвет, прокуренным голосом и не по-женски грубыми манерами, наблюдая, как старательно Сережа препарирует на трупе мышцы голени, глубокомысленно произнесла:

— Из вас, молодой человек, может выйти хороший хирург. Сразу видно — наследственность…

Сережа вздрогнул, и едва не выронил из руки скальпель. Потому что он ненавидел хирургию. И виной тому был профессор Колосов.

* * *

Хотя, казалось бы, профессор Колосов неплохо относился к Сереже. Время от времени он интересовался его успехами в учебе, а, завидев у него в руках книжку, любопытствовал, что именно читает Сергей, показывая при этом собственное знакомство с этой книгой. Но при этом в его тоне чувствовалась снисходительность взрослого, забавы ради ведущего глубокомысленную беседу с дитятей. Что до матери Сережи, то та буквально боготворила профессора Колосова, с восторженным придыханием произносила его имя и яростно набрасывалась на каждого, кто позволял проявить хоть малейшее непочтение к нему. Казалось, ей было невдомек, как за глаза зовут ее соседи… Увы, при сыне Галины Ивановны они не стеснялись произносить эти слова, звучащие зло и хлестко, как пощечина. И Сереже было стыдно за мать и за себя… по правде сказать, больше за себя, чем за мать. Ведь матерей не выбирают. В то время как Галина Ивановна сама избрала себе такую судьбу. Как, впрочем, и профессор Колосов. В таком случае, почему Сережа должен отвечать за последствия этого выбора наравне с ними? В самом деле, почему?

Тем не менее, до поры до времени Сережа безропотно сносил свое положение сына профессорской любовницы. И, даже став студентом, послушно уходил из дому, когда к его матери приходил профессор Колосов. Однако двусмысленная фраза о наследственности, брошенная преподавательницей анатомии, стала последней каплей, переполнившей чашу его терпения. Целый день он пробродил по улицам, пытаясь успокоиться. И явился домой уже затемно, мрачнее тучи.

— Где ты шлялся? — недовольно спросила Галина Ивановна, встревоженная не столько долгим отсутствием сына, сколько тем, что сегодня профессор Колосов обещал наведаться к ней после работы, да так и не пришел. С чего бы вдруг? Он еще никогда не нарушал своего слова…

— Тебе-то что? — вскинулся Сергей. — Ты же и так меня из дому выпроваживаешь, как только он приходит.

Хорошо зная характер матери, он ждал взрыва ярости, а то и пощечины. Но вместо этого она холодно и презрительно бросила:

— Не твое дело. Это первое. А второе… Знаешь, чем отличается жена от любовницы?

Сергей оторопел. И это говорит его мать?! Вдоволь насладившись смятением сына, Галина Ивановна продолжила:

— Жена — это, когда женщина связывает себя с мужчиной навсегда и задарма. Что ж, любовь зла… Зато любовница продает себя задорого. Если бы не профессор Колосов, жили бы мы сейчас в бабкиной халупе. Квартиру-то эту мне он выбил. И кем бы я сейчас была, кабы не он? В лучшем случае, рядовым хирургом в какой-нибудь больнице, если вовсе не в деревне. А он меня на свою кафедру устроил, и диссертацию помог защитить. Да это еще что! Он ведь может меня заведующей кафедрой назначить, когда сам на пенсию уйдет. Не вечно же он будет работать — пора другим место освобождать! Что ты на меня так смотришь? Если хочешь знать, ты ему тоже всем обязан. Благодаря ему в институте учишься. Это Глеб Андреевич тебя туда поступил. Кстати, и «на картошку» тебя благодаря ему не отправили. Все это он устроил.

— Может, мне из-за него и ленинскую стипендию дали? — съязвил Сергей, потрясенный откровениями матери.

— А ты как думал? — усмехнулась Галина Ивановна. — Сам-то ты кто такой? То-то и оно…

Это окончательно добило Сергея. Выходит, ему нечем гордиться. Все устроил профессор Колосов. Что же делать?

Бросить институт? Отказаться от стипендии? Глупо. И все-таки он должен доказать им, что может обойтись без их благодеяний. Вот только как это сделать?

В этот миг Сергею пришла в голову мысль, за которую он ухватился, как утопающий — за спасительную соломинку. Он больше не станет пользоваться благодеяниями профессора Колосова. И осенью поедет «на картошку». Как все. Пусть они убедятся, что напрасно считают его ничтожеством. Он не хуже других. Он лучше.

Когда он объявил об этом матери, та не стала уговаривать его передумать и остаться в Михайловске. Впрочем, иного Сергей и не ждал. Она не верит, что у него хватит решимости выполнить задуманное. Что-то она скажет, когда Сергей вернется домой! Вернется другим человеком.

* * *

Совхоз «Красногорский», куда из года в год отправляли на сельзохработы студентов-медиков, находился в пятидесяти километрах от Михайловска, на берегу Северной Двины. Местность в этих краях выглядела весьма живописно — у подножия невысокого пологого холма раскинулись совхозные поля. Над ними, на холме, виднелась деревня, а еще выше, на самой вершине холма высилось каменное здание с остовами пяти куполов на крыше. С первого взгляда Сергей понял — это бывшая деревенская церковь, судя по ее виду, давным-давно заброшенная. Рядом с ней стоял большой дом, похожий на барак, с двумя входами — справа и слева. Туда-то и поселили студентов — в одну половину — девушек, в другую — парней.

Разумеется, первым делом решено было отметить новоселье. Послали гонца к девушкам. Тем временем долговязый рыжеволосый парень из восьмой группы, тот самый, что в минувшем учебном году занял второе место на студенческом конкурсе политической песни, исполнив по-английски антивоенную песню Пита Сигера про цветы, девушек и солдат², извлек из чехла гитару и стал настраивать ее, мурлыча под нос какую-то мелодию. Кто-то извлек из рюкзака бутылку водки, затем еще одну… И вот уже по рукам пошли эмалированные кружки с водкой, зазвенели струны гитары, чей-то голос затянул песню, которую тут же подхватили другие.

Сергей пытался пить и подпевать, однако и то, и другое выходило плохо: он еще ни разу в жизни не пробовал водки, а слова песни были ему совершенно незнакомы. И на него снова нахлынуло знакомое чувство собственной ущербности. Что же делать?

Кое-как выбравшись из круга участников пьяной пирушки, Сергей направился к выходу. Выйдя на крыльцо, он уселся на ступеньку и подставил лицо свежему прохладному ветерку. И вдруг…

* * *

— Ты что тут делаешь?

От неожиданности Сергей вздрогнул и обернулся. В дверном проеме, как картина в раме, стояла Света Шумилова, бойкая красивая девушка с их курса. По правде сказать, Сергей давно украдкой заглядывался на Свету. Ведь, как поется в студенческой песне, «кто до третьего семестра не нашел себе невесту, разве тот мужчина?» И вот теперь она стояла перед ним…

— Так зачем ты ушел? — вновь спросила она

— Да так… Погулять решил. — небрежно бросил Сергей.

— Понятно… Что ж, пойдем, погуляем.

— А куда пойдем?

— Да хоть туда! — Света махнула рукой туда, где на вершине холма стояла заброшенная церковь. Как же кстати ей пришла в голову эта мысль! Словно кто-то подсказал…

* * *

Света Шумилова была девушкой практичной и целеустремленной. С детских лет она усвоила — в мире царит жестокий закон борьбы за существование. Первый памятный урок этой борьбы она получила, когда была еще маленькой девочкой. В тот день ее мать затеяла большую стирку, а затем пошла во двор, чтобы вывесить сушиться выстиранное белье. Света увязалась за ней. И вдруг увидела, как у крыльца их черный кот Барсик играет с пойманной мышью: то подбрасывает ее вверх, то бьет когтистой лапой. В какой-то миг мышь сделала отчаянную попытку убежать, однако кот настиг ее…

— Мама, мама! — закричала Света. — Смотри, он мышку мучает! А ну, отпусти ее сейчас же! Вот я тебя!

Но мать даже не обернулась в ее сторону. Тем временем кот прокусил мыши шею и продолжал игру с уже мертвой жертвой.

— Мама, он ее загрыз! — плакала Света.

— А тебе-то что? — хладнокровно ответила мать. Нашла, кого жалеть! В этом мире всегда так — сильный поедает слабого, а умный — глупого. Вот и ты не будь слабой, не будь глупой, не то пропадешь. Нам с тобой надеяться не на кого, только на самих себя. Ясно?

Много раз потом Света слышала от матери эти слова вперемежку с сетованиями на то, как хорошо живут другие люди. И все больше верила им. В самом деле, разве мать не права? Вон какие туфли у ее одноклассницы Катьки: белые, лаковые — хоть смотрись в них, как в зеркало! А фартуки у нее не просто с лямками, как у других, а на лямках еще и оборки нашиты. Хорошо Катьке — у нее мать в универмаге продавщицей работает. Достанет дочке любой наряд, хотя смотрится Катька в этих нарядах, как корова в сарафане. Эх, почему одним везет, а другим — наоборот?!

А у Людки мама — врач. Это еще лучше: ведь врачам больные чего только не дарят, даже конфеты и шоколад, которые им с мамой не по карману. Сколько раз на переменах достанет Людка из ранца шоколадку, и жует на зависть всем. Ну да ничего! Когда Света вырастет, то тоже станет врачом. И заживет на хуже других, а даже лучше. Ведь она своего ни за что не упустит. Плевать на слабых и глупых!

Правда, поступить в мединститут с первого раза Свете не удалось: не хватило необходимого количества баллов. Однако к тому времени она хорошо усвоила принципы борьбы за существование. Узнав о том, что младшие и средние медработники пользуются привилегией при поступлении в мединститут, Света устроилась санитаркой в городскую больницу. И проработала там целый год, увидев мир медицины не со стороны — изнутри. Это не отбило у нее желания поступать в мединститут. Однако теперь Света поняла: мало получить диплом врача. Главное — любой ценой остаться работать в Михайловске. Вот только как это сделать, если каждый выпускник мединститута обязан три года проработать в деревне? Впрочем, кто хочет, тот добьется. Она что-нибудь придумает…

Еще не окончив первого курса, практичная Света уже придумала, как она это сделает. Все проще простого. Надо всего-навсего выйти замуж. Поклонников у Светы было хоть отбавляй, благо, красотой ее судьба не обделила. Однако она не спешила с выбором. Потому что искала не красивого, не умного, ни даже богатого, а выгодного жениха. В итоге, когда первый курс был уже на исходе, она приметила невзрачного однокурсника Сережу Бусыгина, слывшего тихоней и зубрилой. Правда, он был ленинским стипендиатом… Но главное состояло не в этом, и даже не в том, что мамаша этого студента преподавала на кафедре госпитальной хирургии. По всеобщему мнению, отцом этого юноши был сам профессор Колосов, известный ученый, человек влиятельный и с большими связями. Разумеется, всесильный профессор устроит будущее своего внебрачного сынка… и его жены. Вот только как женить на себе этого парня, если на уме у него, похоже, одни книги? И все-таки время от времени Света ловила на себе его взгляд… Следовало лишь дождаться благоприятного случая.

И вот случай представился. Теперь она добьется своего.

* * *

Сергей едва поспевал за Светой. И догнал ее лишь у самой церкви.

— Смотри-ка! — воскликнула Света. — Тут открыто! Давай зайдем, поглядим!

Не дожидаясь ответа, она юркнула в полутемный дверной проем. Сергей последовал за ней, как нитка за иглой.

В церкви было полутемно и сыро. Пахло прелыми овощами и плесенью. Судя по всему, руководство совхоза использовало бывший храм в качестве овощехранилища. И сейчас, пользуясь последними погожими днями, его проветривали и просушивали перед тем, как наполнить свежесобранными овощами с совхозных полей.

— Фу-у… — поморщилась Света, оглядываясь по сторонам. — Ничего интересного… Пойдем отсюда!

В это время Сергей, стоя у входа, разглядывал полустертые остатки стенной росписи. Что за странное изображение! Весы, на одной из чаш которых, сложив руки на груди, стоит крохотная человеческая фигурка. Справа — крылатые юноши в старинных одеждах, указывающие куда-то вверх. А слева — черные уродливые, рогатые существа, с перепончатыми нетопырьими³ крыльями, тянут когтистые лапы вниз, наподобие зрителей в древнеримском цирке, требующих добить сраженного гладиатора. Мало того, один из них, держа в лапе кочергу, пытался подцепить ею чашу весов со стоящим человечком. Что все это значит?

— Смотри, здесь лестница! — донесся до него голос Светы. — Давай посмотрим, что там!

По правде сказать, Сергею совершенно не хотелось лезть неведомо куда. Однако ради Светы он был готов на все. И потому первым стал карабкаться вверх по деревянной лестнице, стараясь не вслушиваться в предательский скрип ступенек под ногами… Вскоре впереди забрезжил свет и Сергей оказался в небольшом помещении с круглыми окнами, под самый потолок заваленном старыми досками, ящиками, ржавыми ведрами без донышек и ручек и тому подобным хламом. Как видно, это был церковный чердак. Посреди него находилась деревянная лестница без перил, еще более крутая, чем так, по которой только что поднялся Сергей. Лестница вела вверх. Значит, они прошли лишь половину пути…

Подойдя к окну, юноша провел пальцем по стеклу, чтобы стереть густой слой пыли. И увидел внизу длинный дом, где ему предстояло прожить целый месяц, а за ним — избы селян и совхозные поля. Какая красота! Пожалуй, стоит подняться еще выше — когда еще ему удастся обозреть окрестности с высоты церковной колокольни?! Все-таки не зря он оказался здесь!

В этот миг из люка над полом показалась голова Светы. Сергей протянул ей руку и помог выбраться наружу. Девушка едва держалась на ногах. Что с ней? Впрочем, все понятно — дальняя дорога, новые впечатления — от всего этого немудрено устать. Довольно приключений! Свете нужно отдохнуть. А потом он отведет ее назад.

Осторожно поддерживая девушку под руку, Сергей уложил ее на сундук, прикрытый дырявой мешковиной, подложив ей под голову свою куртку. Вдруг Света открыла глаза, и прошептала:

— Сережа…

Ее тихий голос звучал нежно и призывно, как музыка. Сергей склонился над ней, руки Светы обвились вокруг его шеи, а ее губы… Первый раз в жизни Сергей целовал девушку, первый раз испытывал то чувство, которое подчиняет себе и разум, и волю человека, делая его рабом могучего, страстного желания. И вдруг…

Света вскрикнула, и с быстротой, весьма неожиданной для человека, только что бывшего в обмороке (если конечно, обморок этот был не притворным) соскочила с сундука.

— Что с тобой? — встревожился Сергей.

— Почем я знаю? — буркнула Света. — Там что-то острое…

Сергей сорвал мешковину, и увидел под ней какие-то тряпки. Впрочем, когда он извлек из ящика одну из них, то понял — это ветхие одежды, сшитые из ткани, напоминающей парчу. Подобные одежды Сергей видел в кино и на книжных иллюстрациях — в них облачались священники. Так, а это что такое? Ржавые оклады от икон… промасленные медные цепочки… А вот торчит осколок какой-то чашечки из цветного стекла… похоже, это разбитая лампадка. Теперь понятно, обо что укололась Света. Опа-на! Да тут и книги, и даже какие-то тетради… Интересно, что в них?

Сергей наугад раскрыл одну из тетрадей. И увидел строки, написанные крупным, корявым почерком:

«Встану я, раба Божия имярек, помолясь, пойду, перекрестясь, на перекресток дорог. Там стоит хрустальная гора. На той горе стоит Царица Небесная, держит в руке цвет и траву…»

— Галиматья какая-то… — подумал Сергей. Однако в этот миг до него донесся голос Светы:

— Глянь, что я нашла!

— Что нашла?

— Вон, смотри! Слушай, а вдруг там деньги спрятаны?

На самом дне ящика виднелся небольшой сверток, обернутый в пурпурный бархат. Сергей извлек его наружу, подбросил на ладони…

— Бумага!

— А-а… — разочарованно протянула Света. — Всего-то…

Однако Сергей заинтересовался находкой. Ведь мало того, что она была завернута в бархат, но еще и перевязана витым серебряным шнуром. А какой узел! Он никогда в жизни не видел ничего подобного. Похоже на перевернутую пятиконечную звезду. И не лень же было кому-то накрутить такой узел!

В этот миг…

— Слышишь? — испуганно прошептала Света. — Там внизу кто-то ходит…

Сергей прислушался…

— Да нет там никого! — успокоил он Свету. Однако в этот миг и ему послышалось, что внизу кто-то ходит. Впрочем, что в том удивительного? Двери настежь, заходи любой. Странная, однако, походка у этого человека. Топает, как лошадь…Туп-туп-туп… Похоже, вместо одной ноги у него деревяшка, как у Джона Сильвера из «Острова сокровищ». Нет, скорее, это цоканье копыта. Туп-туп-туп… или это испуганно бьется его сердце? Откуда этот страх? Кто там ходит внизу? Кто?

— Похоже, он понял, что мы тут… — прошептала Света, дрожа, как осиновый лист. — А вдруг он сюда поднимется и нас увидит… Что тогда будет?

— Ничего не будет! — нарочито громко, чтобы заглушить голос собственного страха, сказал Сергей. — Ну, зашли и зашли, ничего такого тут не делали, ничего не сломали. Так ему и скажем, если что. Идем!

С этими словами он первым шагнул вниз, в полутемный лестничный люк, машинально засунув в карман куртки найденную рукопись. Света последовала за ним, уже не думая ни о чем, кроме одного — только бы поскорее уйти отсюда. И зачем ее только понесло сюда? Думала, здесь лучше всего удастся… Ан нет! Экая досада!

Что до Сергея, то в это время он думал совсем о другом — если понадобится, он будет защищать Свету, окажись там внизу хоть сам черт.

Именно поэтому они не удивились, когда внизу не оказалось ни души. Там были лишь нарисованные на стенах крылатые люди и черные рогатые существа, взвешивавшие на черных весах крохотную человеческую фигурку. Да ветер, который гулял по заброшенному храму, скрипя полуоткрытой дверью, гудя в высоте, под самым куполом, там, где еще можно было разглядеть полустертый лик Господа Вседержителя…

* * *

Казалось бы, после стольких приключений за день Сергей должен был бы спать, как убитый. Однако ему не спалось. Да и как тут было заснуть, если с одной стороны до него доносился храп, с другой — скрип кровати, с третьей — те отрывистые звуки, которые непроизвольно издает во сне плотно поевший человек… А потом, когда Сергей уже начал засыпать, он вдруг ощутил на себе чей-то пристальный, изучающий взгляд. Едва сдержавшись, чтобы не закричать от страха, юноша открыл глаза… сквозь оконное стекло на него глазела яркая полная луна, словно удивляясь, отчего он так испуган, и чем именно. Сергей встал и подошел к окну, чтобы приоткрыть форточку, и увидел на ночном небе черный силуэт заброшенной церкви. В какой-то миг ему даже показалось, что на колокольне мелькнул огонек… впрочем, разум Сергея тут же взял верх над его воображением — с какой стати? Нет там никого. Я же сам там был и все видел…

Тут-то Сергей и вспомнил о находке с церковного чердака и извлек из кармана куртки таинственный сверток. Что же все-таки в нем находится? Любопытно взглянуть, тем более, что при такой яркой луне хоть книгу читай. А ему все равно не спится. Осторожно, чтобы не повредить хитроумного узла, Сергей снял шнур, развернул бархатный лоскут… То, что он увидел, повергло его в разочарование.

Это была пачка школьных тетрадок в косую линейку с напечатанными на задних страницах обложек таблицей умножения, метрической системой мер и весов, а также клятвой пионеров Советского Союза. Тетради были сшиты между собой бордовыми ирисовыми нитками. Раскрыв одну из них, Сергей почувствовал, как на него пахнуло серой. Но что это? Убористая вязь строк поблескивала в лунном свете, словно чернила еще не успели высохнуть… Да и чернила ли это? А может, это кровь?

Сергей провел дрожащим пальцем по бумаге. Она была совершенно сухой. Мысленно коря себя за трусость, Сергей улегся на свою койку и начал читать:

«Немилостивые судари и сударыни! Темой моей первой лекции будет человек, как объект нашего воздействия…»

В следующий миг буквы на странице пришли в движение, а затем с резвостью блох запрыгали перед глазами Сергея. Он закрыл глаза…

* * *

Когда Сергей открыл их вновь, то увидел, что находится в одной из аудиторий Михайловского медицинского института. В той самой аудитории, где у них проходили занятия по истории КПСС. В самом деле, вот доска на стене, а над ней — деревянное панно с портретом Ленина и цитатой, которую Сергей помнил назубок: «учение Маркса всесильно, потому что оно верно», вот невысокая трибуна для преподавателя. На трибуне стоял… Поначалу Сергей принял его заведующего кафедрой истории КПСС профессора Смурова, который вел у них занятия. В самом деле, кто бы это мог быть? Конечно же, комиссар Жюв!

Именно так за глаза студенты называли почтенного профессора Смурова. Ибо этот партийный идеолог институтского масштаба весьма напоминал героя известной французской комедии про Фантомаса — такой же низкорослый, суетливый, болтливый и страстно одержимый идеей в грядущую победу коммунизма. Что ж, фанатики всех мастей скроены по одному лекалу. Разница лишь в мелочах.

За столами перед трибуной сидели студенты… Вот только почему-то они были не в белых халатах, а черных… Впрочем, трудно сказать, так ли это на самом деле — ведь он видит только их силуэты, черные, рогатые… Похоже, и у лектора за трибуной тоже рога на голове… Как жаль, что он видит их нечетко, словно через мутное стекло. Вдобавок, откуда-то сверху. Хотя они находятся в одной аудитории. Что за чудеса? Где он? И кто эти странные рогатые существа? Похоже, он уже где-то видел их…

— Темой моей первой лекции будет человек, как объект нашей разработки. — произнес лектор резким и визгливым голосом, напоминающим скрип железа о стекло. — Но что есть человек?

— Жратва! — раздалось с первых рядов.

— Человек человеку волк! — подхватил писклявый голосок. Сергей вгляделся и увидел слева под собой черное существо с рожками, которое ерзало и подпрыгивало на стуле, явно стремясь обратить на себя внимание учителя. Ишь ты, отличница…

— Глупцы! — рявкнул лектор, и прямо над ухом Сергея что-то задребезжало. Так летней порой дребезжали оконные стекла в бабушкином доме, когда во двор, урча мотором, въезжал грузовик в дровами. — Смотрите в корень! Я спрашиваю вас — что есть человек? Червяку понятно, что он — еда… Но я имею в виду не это. Так вот, усвойте самое главное: человек это творение Врага⁴. В этом наши представления о человеке сходятся с концепцией Врага и Его служителей. Однако в отношении к этому существу мы с Врагом расходимся с точностью до наоборот. Если для Врага это — дети (так Он их называет, хотя сами они в большинстве своем знать Его не хотят), то для нас это — добыча. Двуногие говорящие бараны, которых мы, так сказать, пасем на жизненных пажитях. Рыбы, которых мы ловим в житейском море. И всегда на один и тот же крючок. Вот только в каждом отдельном случае подбираем наживку. Существует восемь основных разновидностей этой наживки. Мы разработали их давно. Скажу вам больше — они не являются тайной для людей. Служители Врага называют их страстями. Мало того, они в подробностях описали каждую разновидность этих страстей, их действие на человека и последствия этого. Однако, несмотря на это, наши наживки пользуются неизменным спросом среди людей. Даже среди тех, кто принадлежит к стану Врага. Мало того — даже среди кое-кого из Его служителей. Ну не забавно ли?

А теперь перейдем от теории к практике. Как вы помните, для практической отработки теоретических сведений, полученных на лекциях, ваша группа получила подопечного. Так сказать, учебный материал. С учетом того, что вы являетесь всего-навсего первокурсниками, для разработки вам поручена всего-навсего мелкая душонка. Что морды скривили? Наполеона вам подавай?! Поверьте, ничего особенного… все они глядят в наполеоны. Кроме того, с мелкими душонками бывает весьма любопытно работать — чрезвычайно податливый материал. Без особого труда можно добиться желаемого результата… Итак, удалось ли вам выявить его слабые места?

— Жратва! — вновь раздалось с первого ряда.

— Холодно… — презрительно процедил рогатый преподаватель.

— Гнев!

— Теплее…

— Блуд! — пискнула рогатая отличница, и, не иначе как от восхищения собственной проницательностью, задрала хвост и испустила трубный звук. Сергей брезгливо поморщился. А отличница верещала, как попугай:

— Блуд! Блуд! Блуд! Блуд! Клюнул! Почти клюнул!

— Теплее… — снисходительно ответствовал преподаватель. — И все-таки, какое у него самое главное слабое место? Подсказываю: это присуще всей людской породе…

— Эй, вставай! — раздалось вдруг откуда-то сверху. Сергей поднял голову и в глаза ему хлынул ослепительный свет. Он зажмурился. А когда открыл глаза, то увидел над собой своих однокурсников. Один из них, а именно комсорг их группы Дима Артюхов, тормошил его за плечо.

— Хватит дрыхнуть, вставай! На работу пора!

И Сергей, вскочив с кровати, стал торопливо натягивать на себя брюки, рубашку, свитер… Вперед к трудовым победам!

* * *

Полусонных, зевающих студентов выстроили у крыльца, и какой-то человек неприметной внешности, низкорослый, как Наполеон, стал громко и властно отдавать распоряжения, подкрепляя свои слова энергичными взмахами руки.

— Значит, так! Пятеро — ты, ты, еще вы двое, ну, и еще ты (это относилось к Сергею) — идете вон туда! Еще десять человек — со мной! Остальные — туда! Инструменты получите вон там, на складе!

Кладовщиком оказался пожилой мужчина с бледным, отечным лицом. Оценивающе оглядев студентов и обдав их запахом перегара, он глубокомысленно произнес:

— Значит, приехали сельское хозяйство поднимать? Ну-ну…

Затем он выдал им инструменты — кому лопаты, кому пилы и топоры. После чего Сергей с четырьмя однокурсниками весь день занимался ремонтом совхозного свинарника. Однокурсники Сергея бойко орудовали молотками и пилами. Он старался не отставать от них. Хотя с непривычки работа плотника давалась ему с трудом. Возможно, именно поэтому Сергею подумалось: стоило ли ехать сюда? Не проще ли было остаться в Михайловске и заниматься починкой и рисованием таблиц на какой-нибудь институтской кафедре? Куда легче и спокойнее. Нет! Он не вправе отступать! Грош ему цена, если он проявит малодушие!

Но уже под вечер, когда донельзя усталый Сергей ложился спать, на него вновь нахлынула предательская жалость к самому себе. Поди засни в комнате, где прямо над тобой светится лампочка без абажура, а рядом с твоей кроватью гомонят однокурсники! То ли дело в Михайловске. Вдобавок, он не взял с собой ни одной книги. Не ровен час, однокурсники засмеют…

Тут-то Сергей и вспомнил о рукописи с церковного чердака. Вчера он так и не успел толком просмотреть ее. Только начал читать — и сразу заснул. Что ж, в таком случае, можно сделать это сейчас. Все равно, при таком шуме ему не до сна.

Нашарив под подушкой тетрадки, Сергей раскрыл одну из них и прочел:

«Следует особо выделить несколько основных свойств человека, которыми наделил его Враг. Это разум, свободная воля и способность любить. Вероятно, Враг надеялся, что человек будет любить Его, как сын — Отца и следовать за Ним сознательно и по доброй воле. Однако если перенаправить эти три свойства…

В этот миг буквы перед глазами Сергея стали менять очертания, принимая облик черных рогатых существ, сидящих за учебными столами… Где он мог их видеть?

* * *

Где-где — в своем предыдущем сне. А вот аудитория поменялась. Кажется, это один из практикумов кафедры неорганической химии. Что поделать, если он опять видит все словно сквозь мутное стекло и откуда-то сверху. Жаль. Любопытно было бы разглядеть этих существ поближе…

— …Первым это сделал наш повелитель. — донесся до него голос лектора. — Поняли, о чем я говорю?

— О его великом открытии… — пискнула рогатая отличница.

— Правильно! И в чем же состояло это открытие?

— Они яблоко слопали… — пробасил кто-то с передних столов. Сергей узнал этот голос. Похоже, его обладателя интересовало лишь то, что он называл «жратвой».

— Ну-ну… — презрительно бросил лектор. — Глупцы! Дело не в том, что в свое время людьми был съеден некий плод. Да и неважно, какой именно — яблоко или ананас. Главное, что это был запретный плод. Это должен знать и помнить каждый из вас: запретный плод всегда привлекателен для людей. Это и есть тот крючок, на который мы их ловим с тех самых времен… И по той же самой причине они клюют на наши наживки. Все просто. Слушайте в оба уха и мотайте на ус. В душе каждого человека скрыто желание…

— Бабу он хочет…гы-гы-гы… А баба хочет мужика… — прогнусавил кто-то из рогатых студентов.

— Болван! — презрительно бросил лектор. — Оставь это Фрейду. Смотри в корень. Враг сотворил человека по Своему образу и подобию. Но что если это создание вдруг возомнит себя божеством? В самом деле, образ и подобие Вражие, венец творения… Чем не божество? Впервые на эту мысль наш повелитель натолкнул еще Адама и Еву. Он сказал им: будете как боги, знающие добро и зло⁵. И что же? Сами знаете. Именно в этом и состояло его великое открытие, плодами которого мы успешно пользуемся до сих пор. Именно на этот крючок мы их ловим до сих пор. И основной вид приманки подстать крючку. Вы поняли, о чем я говорю?

Это и есть самое слабое место у вашего подопечного. Попробуйте легонько растревожить его, и вы сами убедитесь в этом. Только без излишней прыти. Нам невыгодно, чтобы он впал в отчаяние и наложил на себя руки. Такие случаи бывают, и часто. Растяните удовольствие — это гораздо забавнее. Все равно он никуда от нас не денется. Ведь он ни о чем не подозревает. Вдобавок, подобные люди не видят дальше собственного носа. Где ему! Хотите убедиться в этом? Сейчас увидите! Дом горит — баран не видит! Ну, что я вам говорил?!

— Дом горит — баран не видит! Дом горит — баран не видит! — заверещали рогатые студенты, и их голоса слились в назойливый, дребезжащий звон… И тут сон оборвался.

Первое, что увидел Сергей, открыв глаза, был будильник, стоящий на полу возле койки его соседа. Он-то его и разбудил…

Дом горит — баран не видит!

* * *

Сергею хватило трех дней, чтобы возненавидеть всех и вся. В самом деле — какое унижение! Он, будущий врач, вместо того, чтобы учиться медицине, должен целый месяц горбатиться на стройке или на поле, как какой-нибудь колхозник? Да еще и работать за других! Ведь все, что его заставляют делать — обязанность других. Они тут живут, им за это платят. А эти бездельники палец о палец не ударят, только водку жрут! Взять хотя бы здешнего кладовщика. Вечно пьяный, а, если не пьяный, то с похмелья. И как только земля такого носит!?

Впрочем, его однокурсники не лучше. Только и интересов: пожрать, поспать, выпить. И разговоры у них соответствующие. Нет бы поговорить о книгах, о дружбе, о любви… Но как говорить об этом с теми, для кого слово «любовь» означает совсем не то, что для Сергея. Какая грязь! Какой цинизм! И это — будущие врачи?

А как они работают! При каждом удобном случае беззастенчиво отлынивают, в то время, как Сергей пашет за двоих. И вместо того, чтобы последовать его примеру, потешаются над ним:

— Айрбайтен по-стахановски…

— Труд создал человека…

— Ударники кому-нести-чего-куда…

Вольно им над ним потешаться! Лодыри! Мало того — бессовестные лодыри. Сколько раз Сергей говорил им, что нельзя переваливать всю работу на одного, что это нечестно, не по-комсомольски, и он не намерен пахать один за всех. Однако в ответ неизменно слышалось:

— Тебе что, больше всех надо?

— Выпендриться хочешь? Сам и выпендривайся, а нас не трожь! Достал уже!

Это он-то выпендривается? Хороши комсомольцы, если честность и трудолюбие они считают выпендрежем! За медицину страшно…

А Света! Разве он думал, что эта девушка такая эгоистичная! Со времени их первой и последней прогулки вдвоем она словно не замечает Сергея. А ведь он лучше тех парней, что увиваются вокруг нее. Неужели она не замечает этого? Да где ей! Легкомысленная самовлюбленная пустышка… Мало того — вчера он случайно подслушал обрывок разговора прыщавого Вальки Кушева с Колькой Жабиным. Уж не о Свете ли шла речь? Какой цинизм! И эта девушка могла ему нравиться?!

Одно утешает — он не таков, как они. Но почему он должен их терпеть?

Однако худшее ждало Сергея на четвертый день, когда староста сельхозотряда передал ему приказ бригадира. Узнав, о чем идет речь, Сергей был возмущен до глубины души. Он что, раб? Пахать на какую-то старуху! Да кто она такая?

Откуда Сергею было знать, что бабка Марфа, к которой его отрядили, была в некотором роде местной знаменитостью. Точнее сказать, притчей во языцех.

* * *

В селе ее считали дурочкой. Да и как иначе! Ведь одевалась Марфа словно пугало огородное. Летом носила замызганный фланелевый халат свекольного цвета, ядовито-зеленую шерстяную кофту с заплатами на локтях, стоптанные суконные тапочки, давным-давно утратившие свой первоначальный цвет, и выцветший оранжевый платок в крупный белый горошек из ацетатного шелка. Зимний наряд бабки Марфы был подстать летнему: пальто с выцветшим до желтизны цигейковым воротником, зеленые бурки со сломанными «молниями» и серый пуховый платок, побитый молью и заштопанный вкривь и вкось. Ну, разве будет так одеваться нормальный человек?

Впрочем, от одиночества любой человек разумом тронется. А у Марфы ни семьи, ни родных не было. Перебралась она в Красногорское перед самой войной, выйдя замуж за местного тракториста Федора Ермолина. А вскоре призвали ее мужа на фронт. Ждала его Марфа всю войну, ждала и после, уже не веря в чудо, но все-таки надеясь на него. Вот тогда впервые и пошла по селу молва, что Марфа с горя умом повредилась. В самом деле, к чему ждать понапрасну? Ведь она женка молодая, собой видная, работящая — отчего бы ей, пока не поздно, другого мужа себе не поискать? Нет в том худа — мертвый в земле спит, живой о живом думает.

Однако так и не вышла Марфа снова замуж, и до старости прожила со свекровью, Таисией Осиповной. А та нравом крутенька была, даром, что всю жизнь учительствовала в Красногорском: вот, видно, и привыкла всех поучать да школить. Опять же, не могла она простить невестке, что не родила та ей внуков от Федора. Сколько раз бранила она Марфу, винила ее в том, что из-за нее угас род Ермолиных и потому все — и дом дедовский, и все, что собиралось и наживалось ею для внуков-правнуков, чужим достанется. И другим жаловалась, что наказал ее Бог бесплодной невесткой, знай она о том, ни за что бы не разрешила сыну на такой жениться. Марфа же о свекрови если и говорила что, то лишь хорошее, словно о второй матери. Хотя частенько плакала украдкой, не в силах выдержать обвинений суровой старухи, однако ни разу слова ей поперек не молвила. Немало удивлялись этому охотники и охотницы до сплетен и пересудов. Разве нормальный человек может быть таким безответным? А дураку хоть плюй в глаза — все будет твердить, мол, то Божия роса…

Шло время. И вот уж похоронила Марфа свою свекровь, и сама состарилась. Тут-то и обнаружилась за ней новая дурость. С тех самых пор, как по осени стали приезжать в совхоз «Красногорский» на уборку урожая студенты из Михайловска, являлась Марфа в правление и требовала председателя, чтобы направил он к ней «тимуровцев»: то-се в доме да на подворье поправить да починить, самой ей несподручно, опять же и годы не те. Вот только при этом о самом главном забывала. Ни председателю бутылку, ни его помощнику, ни студентам. А ведь нормальный человек знает и помнит: не подмажешь — не поедешь. Только дурак поступает иначе, оттого в дураках и остается. И поделом ему!

Оттого-то, когда по осени явилась Марфа к председателю со своей неизменной просьбой, крепко призадумался он… Зато староста студенческого сельхозотряда даже думать не стал. Есть у них один такой — за четыре дня всех успел достать. Чем не помощник для чокнутой бабки? Они друг друга стоят.

Как говорится, два сапога — пара…

* * *

— Ну, здравствуй. — промолвила Марфа. — Как зовут-то тебя?

— Сергей.

— Хорошее имя. — задумчиво произнесла старуха. — А на кого учишься-то?

— На врача. — По правде говоря, Сергея уже начало раздражать любопытство этой деревенской бабки. В самом деле, не все ли ей равно, кто он и на кого учится? Хотя какие у нее интересы, кроме вот этого самого любопытства? Никаких! Одно слово — деревня!

— Вот оно, значит как — на врача… — вновь глубокомысленно промолвила Марфа, разглядывая Сергея. — А топором да молотком работать умеешь? А то у меня тут бед невпроворот. Стулья совсем развалились. Один только остался, да и тот шатается, того и гляди, совсем рассыплется. Да дверь на поветь перекосило, да у крыльца доска прогнила — чуть ногу не сломала… Починишь?

— Посмотреть прежде надо. — произнес Сергей.

— Ну, вот и хорошо. А сперва, разу уж пришел, сходи-ка ты, милок, на колодец. У тебя ножки молодые, здоровые, не то, что у меня. Вот тебе ведра. А колодец, как дойдешь до во-он того дома, так сразу налево он и будет. Только осторожней там, ведра на сруб не ставь, не ровен час, сронишь…

Весь день Сергей работал, не покладая рук: носил воду, ремонтировал ветхие стулья, заменил прогнившие доски на крыльце, поправил дверь на повети, починил дверную задвижку. Странное дело — хотя вся эта работа была ему внове, за несколько часов он справился с ней без особого труда.

— Вот спасибо-то, сынок! — обрадовалась Марфа, когда он закончил. — А теперь садись за стол, чайку попьем. Я как раз блинов испекла. А вот варенье — попробуй-ка. Малина-то у меня своя. У вас в городе, поди, такой малины не сыщешь.

Сергей не стал отказываться, тем более что изрядно проголодался. Марфины блины оказались на удивление вкусными, как, впрочем, и хваленое малиновое варенье. После этого старуха, войдя в роль гостеприимной хозяйки, решила показать ему свой дом. Импровизированная экскурсия оказалась весьма интересной. Ведь прежде Сергею никогда не приходилось бывать в деревенских домах.

— А вот здесь зальце. — пояснила Марфа, вводя Сергея в просторную комнату с зеркалами в простенках, с комодом, покрытым салфеткой, на которой красовался вышитый гладью орнамент из красных, розовых и желтых роз, с висевшей над ней выцветшей репродукцией какого-то южного пейзажа. — Посиди здесь, да отдохни, а то и приляг. После обеда-то ко сну клонит…

Однако Сергею было не до сна. У стены в глубине зальца он увидел массивный шкаф со стеклянными дверками, сквозь которые виднелись книжные корешки. А ведь, уезжая из Михайловска, Сергей не догадался взять с собой ни одной книги. Что ж, пожалуй, не зря он оказался у этой старухи… Здесь же целая библиотека!

— А это что за книги? — спросил он.

— Ранешние. — пояснила Марфа. — От свекрови остались. Она учителкой была.

— А можно посмотреть книги?

— Отчего ж нет? Гляди, коли интересно, за погляд денег не берут.

Сергей наугад снял с полки одну из книг, раскрыл ее… Это была подшивка старинного журнала под названием «Нива». Поэтому и тексты в журнале были с «ятями» и «фитами». Не очень удобно, но прочесть все-таки можно. Зато какие иллюстрации! Не хуже, чем в номерах журнала «Огонек», который когда-то выписывала его бабушка. Возможно, даже еще красивее…

Внимание Сергея привлекла гравюра на одной из страниц. Справа была изображена пирующая компания: мужчины в пышных одеждах с чашами вина в руках, полуобнаженные музыкантши. К ним приближалась процессия людей в белых одеждах. А посредине стояла молодая женщина. В смятении, прикрывая рукой нагую грудь, она смотрела на процессию. Точнее, на Того, Кто спокойно и величественно шел впереди, глядя на нее спокойно и пристально, словно читая в глубинах ее души.

Сергей перевернул страницу, стремясь отделаться от странного чувства — он уже где-то видел подобное. Хотя сама картина была ему незнакома… Зато на следующей иллюстрации он узнал сценку из романа про князя Серебряного — пир в боярских хоромах. Любопытная книжка.

— А можно взять почитать? — поинтересовался он.

— Бери, коли интересуешься. — ответила Марфа. — Только на цигарки рвать не моги. Уж больно картинки в них хорошие. Полистаю, бывало, и таково хорошо на душе станет. Словно в раю побывала.

Обрадованный ее согласием, Сергей подошел к шкафу и извлек оттуда еще одну книгу, затем другую… Теперь надолго хватит!

— Э-э… — запротестовала Марфа. — Положь-ка назад! Куда столько сразу нахапал? Бери, да пока только одну. А как вернешь, тогда другую дам. Хорошего понемножку.

Мысленно кляня жадную старуху, Сергей отправился восвояси. Впрочем, поскольку день был погожим и теплым, он решил не возвращаться в импровизированное общежитие, а поднялся на вершину холма, и, усевшись за церковью с книгой в руках, просидел там до темноты, с жадностью голодного человека, наконец-то дорвавшегося до еды, пробегая глазами страницу за страницей. И потом, уже вернувшись в общежитие, он продолжал читать, не замечая никого и ничего вокруг, да так и заснул с книгой в руках.

В эту ночь Сергей спал без сновидений.

* * *

На другой день он снова пришел к Марфе. Прежде всего, за новой книгой.

— Нешто уже прочел? — удивилась старуха.

— Ну, да…

— И чего вычитал?

— Много чего… — уклончиво ответил Сергей.

— А умное что-нибудь вычитал? — настаивала Марфа. И Сергей понял — настырная старуха не отстанет, пока не получит ответа на свой вопрос. Или, чего доброго, рассердится и не даст ему новую книгу. Пожалуй, нужно ей ответить… сообразно с ее недалеким умишком. Ведь где этой деревенской бабке тягаться умом с ним, студентом, ленинским стипендиатом!

— Про всякую старину. — начал он.

— Про это я и сама рассказать могу. А полезное для себя что-нибудь вычитал?

— Конечно. Например, как в старину многие болезни пытались лечить кровопусканиями. Даже делали попытки вернуть старикам молодость, давая им напитки, изготовленные из детской крови. Был один римский папа, Иннокентий какой-то, которому его врач изготовил такой напиток из крови детей.

— Вот злодей-то! — всплеснула руками Марфа. — И что ж, помолодел?

— Нет, умер.

— Туда и дорога! — в сердцах воскликнула старуха. — Вот душегуб!

— А в 17 веке во Франции придворный врач Дени несколько раз переливал больным людям кровь животных. — продолжал Сергей. — В том числе одному бывшему лакею, который сошел с ума от того, что его обошли наследством⁶. Дени перелил ему кровь ягненка. Поначалу ему казалось, что после этого к больному стал возвращаться рассудок. Поэтому он решил продолжить переливать ему кровь, чтобы добиться полного выздоровления. Однако после третьего переливания крови больной умер. Тогда ведь еще не знали ни о группах крови, ни о резус-факторе. — пояснил Сергей, вспомнив о том, что его собеседница — простая деревенская старуха. — Я даже эту историю переписал для себя — пригодится.

— Ну, слава Тебе, Господи. — произнесла Марфа, глядя, как Сергей берет с полки очередной том в выцветшем шелковом переплете. — Хоть кому-то будет польза от этих книжек…

* * *

Тем же вечером, перестилая кровать, Сергей обнаружил под подушкой сверток в пурпурном бархате, перевязанный серебряным шнуром. И сразу вспомнил свой поход со Светой в заброшенную церковь на вершине холма, и то, что случилось потом, на чердаке. А ведь он тогда так и не дочитал эту рукопись…

Сергей наугад раскрыл одну из тетрадок и начал читать:

«Из чего состоит человек? Принято считать, что он состоит из воды и минеральных элементов. Однако…»

В этот миг перед глазами Сергея снова что-то запестрело, принимая все более отчетливые и узнаваемые формы…

* * *

На сей раз это был один из практикумов кафедры нормальной анатомии, размещавшейся в здании областного морга. Стены, облицованные белым кафелем, черная доска с въевшимися в нее следами мела… А посредине — покатый стол, тоже облицованный кафелем, с круглым отверстием для стока в изножье. На этом столе во время занятий обычно лежало то, что называлось «анатомическим препаратом». На самом же деле было мужским или женским телом, сине-зеленым от формалина, в котором оно хранилось, с разрезом посредине живота. Поначалу вид трупа внушал первокурсникам страх и отвращение, особенно девушкам. Однако не зря сказано: ко всему человек привыкает. Так что вскоре студенты, уже всей группой фотографировались возле трупа — на память.

Впрочем, сейчас стол был пуст. А на стене висела таблица с надписью, сделанной готическим шрифтом: «основные составные части человека и пути их распределения». На ней была изображен гроб. На нем стоял человек, от которого тянулись три стрелки — одна вверх, другая — к гробу, а третья — куда-то вниз. Там были еще какие-то надписи, которые Сергей не различал. Потому что опять видел происходящее словно сквозь стекло и сверху, как в прошлых своих снах.

Впрочем, скрипучий голос лектора он узнал сразу. Как и черные силуэты студентов, напоминающие тени на стене.

— …у нас своя анатомия человека. — казалось, лектор только что закончил недочитанную Сергеем фразу. — Вы должны знать и помнить о том, что человек двусоставен, точнее, даже трехсоставен. Однако нам, в отличие от людей, нет смысла вести дискуссии на тему о дихотомии или трихотомии человека. Мы преследуем совершенно иные цели. Конечно, забавно иногда бывает стравить между собой пару-тройку ученых гордецов, уверенных в том, что им-то уж известна истина в самой последней инстанции. Ради того, чтобы доказать собственную правоту, точнее — собственное превосходство, они друг другу глотку перервут! Однако это не имеет отношения к теме нашей сегодняшней лекции. Поэтому для простоты усвойте себе, что человек состоит из души и тела. Тело его смертно. Между прочим, это одно из последствий известной истории с запретным плодом. Именно с тех пор люди стали смертными. В то время как вот душа человека…

Лектор причмокнул и облизнулся, как человек при виде аппетитного блюда. Мелькнул язык, длинный, как у лягушки и раздвоенный на конце, как у змеи. После этого он продолжил свой монолог:

— Душа человека бессмертна. Какой практический вывод из этого следует?

— Он сдохнет, а она нам достанется! — раздалось с передних рядов.

— Сколько раз я вам повторял: смотрите в корень! — рявкнул лектор. — Это лишь одна из частностей. Главное не в этом. А в том, что, работая с человеком, мы ограничены временем, и должны уложиться в краткий срок его земной жизни. Семь-восемь десятилетий по их исчислению, или чуть больше — и все. С одной стороны это хорошо — не вечность же с ними цацкаться! С другой плохо. За эти семьдесят-восемьдесят лет надо успеть довести душу подопечного до такой кондиции, чтобы он нагулял жирок от наших приманок. И в итоге максимально уподобился нам. Мало того — нужно снизить до минимума риск потерять добычу в самый последний момент. Хотя при умелой работе можно выполнить все это за гораздо более краткий срок.

Однако даже с учетом краткости человеческой жизни вам должно проявлять бдительность. Подопечный может задуматься о собственном будущем, и тогда… Сейчас это не так опасно, как раньше, когда подопечные то и дело слышали от служителей Врага о том, что их ждет в вечности. Тогда бывало, что мы теряли их в самый последний момент. И вся наша многолетняя работа шла коту Бегемоту под хвост! Поэтому нашим великим достижением явилось то, что мы сумели внушить людям: нас не существует!

Вы можете сами убедиться в этом на примере вашего подопечного. Заодно попрактикуетесь в отвлекающих маневрах. Это весьма забавно. Вот увидите…

* * *

Утром, по дороге к Марфе, Сергей впервые задумался о своих снах. В самом деле, какие странные сны! Да еще и с продолжением. Ведь вот уже который раз он видит в них одних и тех же существ. Но кто они? Неужели…

Вот так умора! Он видит во сне чертей. Причем не на какой-нибудь чертовой мельнице или у черта на куличиках, а в родном-любимом Михайловском мединституте, где учится он сам. Но это еще не самое смешное. Смешней всего эти лекции, которые многоопытный старый черт читает студентам-чертенятам. Прямо какая-то «Сказка о попе и о работнике его Балде»:

Вслед за тем в памяти Сергея пронеслась целая череда сказочных существ — морские чудища со старинных гравюр, ведьма верхом на помеле, игриво улыбающаяся русалка, качающаяся на ветвях зеленого дуба, черный котище, важно шествующий по златой цепи на дубе том. Кто это? Кот ученый? А может, кот Баюн? Или кот Бегемот, о котором упоминал лектор из его сна? Кот Бегемот⁷… Почему бегемот? Разве кот и бегемот — одно и то же? Но это же сущая нелепица, похлеще пресловутой свиньи в ермолке! В самом деле, разве бывает свинья в ермолке?

И стоит ли обращать внимание на нелепые и глупые сны?!

* * *

Марфа уже поджидала его. Причем с явным нетерпением.

— Ну, здравствуй, милок. А я тебя жду, не дождусь. Спина у меня разболелась. Не иначе, как к погоде. Посмотри-ка, нет у меня тут какой таблеточки от спины? А то я зрением ослабла — еще приму чего не то…

— А где у вас лекарства? — поинтересовался Сергей, на ходу припоминая, чем его покойная бабушка лечила свой ишиас.

— А вот где!

С этими словами старуха указала на нижний ящик комода. Выдвинув ее, Сергей сразу почувствовал густой, терпкий запах лекарств. И увидел посылочный ящик с сургучной печатью на фанерном боку, доверху полный аптекарскими пузырьками, стеклянными и пластмассовыми баночками, коробочками, блистерами. Пожалуй, окажись перед ним пиратский сундук, доверху набитый полновесными пиастрами, он удивился бы меньше, чем сейчас, при виде этого импровизированного аптекарского склада. А это что такое?

— Можно, я на стол их выложу? — спросил Сергей, извлекая ящик наружу. Надо сказать, что он был тяжеленек…

— Сваливай! — согласилась Марфа.

Из ящика, как из рога изобилия, водопадом посыпались пузырьки, флакончики, коробочки, блистеры, крохотные бумажные конвертики… Их было настолько много, что казалось удивительным, как такая гора лекарств могла поместиться в одном-единственном посылочном ящике.

— Так это ж еще довоенные лекарства! — удивился Сергей, взяв в руки промасленную картонную коробочку с черной этикеткой, на которой белыми буквами было напечатано: «Наркомздрав СССР».

— Ну и что? — преспокойно ответила Марфа. — До войны хорошо лечили. Вот, глянь-ка…

С этими словами она протянула Сергею бумажный сверточек, в котором обнаружился серо-коричневый камень — гладкий, заостренный на конце.

— Что это? — спросил Сергей, разглядывая странный камень. Неужели и это — лекарство?

— Чертов палец. У цыгана купила. Сказал — аж с самого Кавказу привезено. Если рана какая откроется — поскобли его да рану присыпь. Одно слово — чертов палец!

Сергей ожидал чего угодно, только не этого. Ведь на дворе уже двадцатый век! А народ все еще верит в чудодейственную силу какой-то каменюки! Надо же придумать такое название: чертов палец! И ведь наверняка есть люди, которые всерьез верят в существование чертей! Как эта глупая старуха…

Возмущенный разум Сергея всеми силами воспротивился подобному суеверию. Возможно, именно поэтому в ту ночь ему снова приснился сон…

* * *

…Это был уже знакомый ему практикум на кафедре истории КПСС. Правда, на этот раз на доске багровела надпись, сделанная готическим шрифтом: будете как боги… Эту надпись Сергей видел четко. Возможно, потому, что она находилась вровень с его глазами. В то время, как все остальное — мебель, окна, черные рогатые тени за столами и еще одну за преподавательской кафедрой, он видел сверху, словно через стекло.

— Сегодня мы с вами поговорим о разработке мелких душонок. — донесся до него голос, знакомый по предыдущим снам. — Думаю, вы уже успели убедиться, как легко с ними работать. Они сами к нам плывут, как планктон — в глотку кита. Конечно, это всего-навсего жалкая мелочь… Но, как у них говорят, курочка по зернышку клюет, и сыта бывает.

Увы, добычу покрупней заполучить нелегко. Мельчают людишки, мельчают… Прежде это бывало куда чаще. Зато и возни с ними было! Помню, как мы потратили почти двадцать лет по людскому исчислению на разработку одного служителя Вражия. Я тогда получил награду за успешное завершение работы. Но сколько трудов было положено ради одной-единственной души! Выявить его слабые места, его интересы (в том числе тайные), подсунуть ему соответствующую приманку. И лишь затем сделать так, чтобы он ее увидел, да не просто увидел, а заинтересовался ею, а потом и попробовал, и вошел во вкус нашего угощения… Но самое занятное даже не в этом — он ведал, что творил. И все-таки твердил сам себе: это в последний раз, я успею покаяться, Враг милостив… Что ж, мы издавна собираем урожаи душ и душонок у самого подножия Вражиих алтарей. Презабавные экземпляры попадаются. И, что забавнее всего, они убеждены, что являются самыми верными, самыми преданными, самыми истинными последователями Врага. Кое-кто из них даже благодарит Его за то, что он не таков, как прочие люди. Разумеется, они презирают тех, кто, по их мнению, недостаточно предан Врагу. Мало того — ненавидят их. Что до Врага — как правило, все они считают Его гневливым, мстительным, беспощадным. То есть, творят себе объект поклонения по образу и подобию своему.

А вот теперь запомните — когда человек творит себе божество по образу и подобию своему, и представляет себе Врага… Неважно, будет ли это грозный громовержец, готовый насмерть поразить за малейший проступок карающей молнией, или томный голубоглазый пастушок с белоснежной кудрявой овечкой на плечах — главное, чтобы наш подопечный молился не Врагу, а этому божеству собственного изготовления, которое ему дорого и приятно именно потому, что сотворено по его образу и подобию. А там — пусть его постится, бьет поклоны и верит, что шествует прямым путем в Царствие Вражие. Тем любопытнее будет, когда он увидит конец своего пути!

Но это лишь одна сторона. Есть и другая, не менее занятная: взять двух единоверцев, каждый из которых представляет Врага на свой лад, и стравить их между собой… О-о, с какой яростью они рвут друг друга в клочья, ратуя о защите того, что каждый из них считает истиной в последней инстанции! А как они честят своего противника! Лжебрат, неверный, нечестивый! Эпитетов много, но суть их одна — ненависть. Они так и пышут, и брызжут ею! Ибо самым искренним образом считают, что отстаивают правду Вражию! Ну-ну… Одно слово — потеха!

Однако у этой потехи есть еще одно забавное и выгодное для нас следствие. Ведь люди судят об общем по частностям, не удосуживаясь проверить, правильно ли это. В итоге мы регулярно получаем тех, кто в свое время составил представление о Враге по верующим в Него. И в итоге создал в своем уме тот же самый образ Врага, которому всей душой противился. Также мы получаем и тех, кто отрекся от Врага по той же самой причине. Видите, как выгодно, когда человек творит себе Врага по образу и подобию своему!

Впрочем, вернемся к нашей сегодняшней теме. На примере вашего подопечного вы имели возможность убедиться, что не нужно прилагать особенных усилий для работы с мелкими душонками. Они легко клюют на наши приманки. Еще бы! Ведь, как я уже говорил вам на предыдущих лекциях, мы сумели внушить людям, что нас не существует. Как не существует и Врага. А потому, как сказал один их писатель, все дозволено.

Сколько усилий мы тратили в былые времена, чтобы заставить их клюнуть на наши приманки! Бывало, мы даже лично предлагали их подопечным, разумеется, предварительно приняв иное обличье. Этой практикой мы время от времени пользуемся до сих пор. Хотя для ловли мелких душонок пользуемся способами попроще.

В свое время мы постарались распространить среди них идею о том, что человек — это двуногое говорящее животное с соответствующими инстинктами и потребностями. Кто говорит о чревоугодии и блуде? Это же естественная потребность животного под названием человек! Что может быть естественней потребности в еде или инстинкта размножения? Сребролюбие? Полноте — это же следствие инстинкта самосохранения, присущего любому живому существу! И так далее…

Разумеется, мы не ограничились этим. Ведь не все готовы поставить себя на одну доску с псом или макакой. А вот насладиться, получить удовольствие… «Есть, пить, купаться, … — значит, жить». Эта методика была разработана давно. Мы применяли ее не только в Содоме и Гоморре⁸, но еще в допотопные времена. Что ж, она имеет неизменный успех во все времена и во всех странах. Думаю, вы поняли, в чем суть ее успеха. Кстати, как и в предыдущем примере, для пущего успеха требуется всего-навсего поиграть словами. Удовольствие — звучит притягательно. И побуждает их, так сказать, откушать запретный плод. А затем войти во вкус и делать это снова и снова… пока не наступит конец.

Завтра я представлю вам результат нашей работы. Плод созрел. И завтра ночью сам упадет в наши руки.

— А как же наш подопечный? — спросил кто-то. — Он не догадается?

— Где ему! Впрочем, несколько профилактических отвлекающих маневров не помешают. В прошлый раз вы успешно справились с ними. Однако желаемого эффекта можно добиться намного проще. Ведь вам известно его слабое место. И имя ему…

В следующий миг над ухом у Сергея что-то задребезжало. И все-таки сквозь этот оглушительный звон до него донеслись иные звуки: туп, туп, туп… Это напоминало шаги человека, у которого вместо одной ноги — деревяшка. Нет, скорее, это напоминало глухое цоканье копыта. Знакомый звук… Впрочем, он становился все тише и тише, словно существо, которому принадлежали эти шаги, удалялось прочь. И тут Сергей проснулся.

* * *

Первой его мыслью после пробуждения было разбить проклятый будильник. В самом деле, опять его сон прервался на самом интересном месте. Ну и сон! Сплошные тайны и недомолвки! И эти постоянные разговоры о какой-то мелкой душонке, которую они разрабатывают. Что это значит? Галиматья какая-то…

Придя к такому выводу, Сергей постарался не думать о своем странном сне. А вскоре и забыл о нем.

Весь день они убирали на совхозном поле морковь и свеклу. Затем им велели отвезти мешки с овощами в хранилище. В итоге Сергей снова оказался в заброшенной церкви. Уже уходя оттуда, он вновь заметил странную фреску у двери. И застыл перед нею, как вкопанный. В самом деле — вот они — черные, рогатые существа из его снов! А он-то гадал, где бы мог их видеть!? Что ж, теперь все понятно — сказочные персонажи, плод фантазии художника, обрели новую жизнь в его снах.

В этот миг Сергею вспомнились загадочные слова, услышанные им во сне:

Плод созрел и завтра ночью сам упадет в наши руки…

Что это значит? Кого они имеют в виду?

Впрочем, стоит ли думать об этом? Ведь это всего-навсего сон — нелепый, глупый сон, плод его фантазии…

* * *

После работы Сергей отправился к Марфе. Увидев его, старуха просияла:

— Здравствуй, сынок! А я думаю, придешь ты сегодня или нет. Я ж тебя жду, как соловей лета. Не мог бы ты мне-ка помочь на повети прибраться? Ведь сколько годов там не прибрано, может, что уже и выбросить пора. Уж ты мне помоги, сынок. А я тебя за это чайком напою.

Раскопки на повети затянулись до позднего вечера. Чего там только не отыскалось! Целый сундук старых школьных учебников, письменный прибор из белого ангидрита с изображением белого медведя, старая керосиновая лампа весьма необычного вида. В самом деле, по чеканным изображениям на ее подставке можно было изучать историю кораблестроения. Вот парусник, вот галера, а вот чудо из чудес — паровая яхта вроде тех, что описывал в своих романах Жюль Верн. Впрочем, остальные находки не представляли никакого интереса — множество стеклянных банок и бутылок из разноцветного стекла, серых от покрывавшего их слоя многолетней пыли, дырявые ведра и кастрюли, сломанная мебель, пачки газет и журналов, рваная одежда и тому подобный хлам, который годился лишь на выброс. Однако Марфа рассудила иначе:

— Да пусть его и дальше лежит. Места не пролежит, а после меня найдется, кому выбросить. Вот спасибо тебе, сынок. Теперь хоть знать буду, что где лежит. А теперь садись-ка за стол. Я ради твоего прихода пирожков испекла, с изюмом да с брусникой… ведь сколько уже не пекла, а тут думаю: дай-ко…

Разумеется, Сергей догадывался — неспроста Марфа так расстаралась. Ведь в его лице она имеет и дармового помощника, и собеседника. Впрочем, и он ходит к этой хитрой старухе только ради того, чтобы взять почитать очередную книгу из библиотеки ее покойной свекрови.

Каждому свое…

* * *

…Вернувшись в общежитие, усталый Сергей рухнул на кровать и даже не заметил, как провалился в сон. И вот он снова в знакомом практикуме на кафедре нормальной анатомии. Вот и стол, облицованный белым кафелем, и таблица с изображением человека, стоящего на крышке гроба. Однако на сей раз на анатомическом столе стоял какой-то предмет, покрытый черной тканью, под которой его очертания угадывались весьма смутно. Не то какой-то сосуд, не то птичья клетка с закругленным верхом. Что это?

— Я обещал представить вам результат нашей работы. — оборвал его раздумья знакомый голос, похожий на торжествующее карканье вороны, дорвавшейся до вожделенной падали. — Вот он!

Резким движением руки рогатый лектор с ловкостью заправского фокусника сдернул черную ткань. И с издевательской любезностью произнес:

— Ну, здравствуй, душенька…

В следующий миг Сергей увидел на анатомическом столе стеклянный сосуд с закругленным верхом. Некоторое время он раздумывал, как называется эта разновидность химической посуды, пока не вспомнил — это так называемый колпак, которым прикрывают приборы, препараты, а иногда — и подопытных животных. Под колпаком билось какое-то существо. Поначалу Сергей решил, что это белая бабочка. Хотя для бабочки это существо выглядело крупновато. Тогда, может, это птица? Нет, не птица… Это же крохотная человеческая фигурка, точь-в-точь как та, нарисованная на церковной стене! Но почему она так отчаянно бьется о стенки стеклянного колпака?

— Боится… — самодовольно констатировал лектор, постучав по стеклу когтистым пальцем. — То ли еще будет, голубчик! Ну что, как он вам, а? Местный кладовщик. Мелкая душонка, и пасти-то особо было не надо. Сначала пил так сказать, для веселья (разумеется, это мы им нашептываем, что без выпивки и радость не в радость, и беседа не беседа), потом пил, потому что все-де пьют (тоже наша идея), потом пил, потому что хотелось, потом пил по привычке… А сегодня так напился, что спалил собственный дом и себя вместе с ним. И теперь он наш! Что, душенька? Дом сгорел — баран увидел!? Ха-ха-ха!

— Дом сгорел — баран увидел! Дом сгорел — баран увидел! — со злорадным хохотом подхватили черные фигуры, стоящие вокруг анатомического стола. В следующий миг они сомкнулись над стеклянным колпаком, под которым отчаянно билось существо, похожее на белую бабочку. И… Сергей проснулся.

Некоторое время он сидел на кровати, прислушиваясь к храпу соседей и биению собственного сердца. Или это был звук чьих-то шагов? Туп-туп-туп… Знакомые шаги. Он уже слышал их дважды. Первый раз — в заброшенной церкви. А потом снова, ночью, под своим окном…

Сергей встал с кровати и подошел к окну. То, что он увидел, заставило его похолодеть от ужаса. Внизу, там, где под холмом раскинулось село Красногорское, полыхал огромный костер, метались черные тени.

Пожар! Пожар!

* * *

Все следующие дни в Красногорском обсуждали страшную новость: гибель совхозного кладовщика Василия Бубликова. Впрочем, ничего удивительного в этом не было — ведь уже который год Васька пил, не просыхая. Вот, как видно, забыл по пьяни потушить сигарету… И теперь на месте дома Василия чернеет пепелище, а сам он, точнее, то, что от него осталось — спит непробудным сном на местном кладбище. Да сколько уже местных мужиков туда снесли, а все эта водка проклятая виновата, хоть бы запретило правительство ее продавать, что ли? Сколько бы народу можно было спасти…

— Причем тут водка? — возражали другие. — Не в водке беда, а в людях. Люди сами пьют. А отчего? Оттого, что жизнь стала не такая, как раньше. Раньше был порядок, а сейчас все хуже и хуже. А если вернуть порядок, все само собой образуется.

— Да, вот ведь оно как… — вздыхали третьи. — Живешь-живешь, и не знаешь, что будет завтра. Да что о том думать? Наш век, как у травы цвет — живи, пока живется, о будущем не загадывай.

Однако Сергей думал совсем о другом. Выходит, в своих снах он видит будущее. Несомненно, что загадочные слова рогатого лектора: плод созрел и завтра ночью сам упадет в наши руки, относились к погибшему кладовщику. Мало того, в них содержалось указание на время его расставания с жизнью, и даже на то, что он погибнет по собственной глупости. И никто — ни односельчане злосчастного кладовщика, ни однокурсники Сергея, не знал об этом. Это было известно ему одному! Точнее, открыто. Ему было открыто то, о чем не знал никто!

Однако уже в следующий миг Сергей задумался о другом.

О предстоящей гибели Василия Бубликова он узнал из своего сна. Но ведь сны — это всего-навсего результат физиологических процессов, происходящих в организме спящего человека. Головной мозг продолжает работать и во сне. И итогом его работы являются сновидения. Сергею не раз приходилось читать книги, в которых разоблачались так называемые «вещие сны», и с научной точки зрения объяснялось, почему тому или иному человеку мог привидеться такой сон. Поэт, которому приснилось гениальное стихотворение, ученый, увидевший во сне решение проблемы, над которой он безуспешно размышлял наяву, композитор, услышавший во сне оригинальную музыкальную тему — их сновидения были просто-напросто итогом долгих поисков и раздумий при свете дня. Ничего чудесного — физиология, биохимия — и только. Все объяснимо.

Только то-то и оно, что не совсем объяснимо. Ведь Сергею не было никакого дела до покойного кладовщика. Тогда что же могло стать причиной его странных снов? Рукопись, найденная на церковном чердаке? Но ведь он так и не прочел ее… Загадочная фреска на церковной стене? В самом деле, на ней нарисованы почти такие же существа, каких он видит во сне. Но это же всего-навсего сказочные персонажи!

Впрочем, если даже это и сказочные персонажи, то, в отличие от того, как о них повествуется в сказках, отнюдь не глупые. Напротив, очень умные. Чертовски умные — так и просилось на язык. Мало того — существа из его снов враждебны людям. Кажется, они питаются ими, или что-то в этом роде. И ради этого ловят людей, словно рыбаки — рыбу. Точнее, ловят не самих людей, а… Бред какой-то! Только невежественные люди могут верить, будто у человека есть душа!

Тогда по какой причине ему снятся эти странные сны?

То-то и оно, что без всякой причины. Однако как приятно ощущать свою непохожесть на других. Ведь все люди живут настоящим и прошлым. В то время как ему открыто будущее.

Такого пьянящего чувства собственного избранничества Сергей еще никогда не испытывал.

Вечером он заглянул к Марфе. У старухи, как всегда, нашлась для него работа- сломанный радиоприемник «Спидола», который проще было выбросить, чем чинить. Однако Марфа считала иначе:

— Это у меня память. Мне это радио за работу на ферме дали. Ему уж годов тридцать, а все работало, только сейгод сломалось. Сейчас так хорошо уже не делают. Ты уж попробуй, сынок, его как-нибудь сделать. А я тебе за это пирожков испеку.

Потом они долго сидели в зальце у Марфы, пили чай и разговаривали о книгах, о жизни, о том и о сем. Эти беседы уже стали для них привычными. Сергей удивлялся, отчего его тянет к этой хитрой и скуповатой деревенской старухе. Впрочем, глупой ее не назвать. А сколько она знает всяких былей и небылиц из старинной жизни! Где еще ему удастся встретить такую интересную собеседницу, как Марфа?

Надо сказать, что и Марфа радовалась приходам Сергея. Такого внимательного собеседника у нее еще не бывало никогда. А ведь парнишка-то городской, ученый! Вот повезло-то ей!

Много ли нужно людям, чтобы почувствовать себя счастливыми?

* * *

В ту ночь Сергею вновь приснился сон. В этом сне, где реальность причудливо мешалась с явью, Сергей вновь оказался в стенах своей альма матер — Михайловского мединститута. Правда, в этом практикуме они еще не занимались ни разу. Потому что занятия по общей хирургии у них должны были начаться со следующего, второго курса. Тем не менее, мать Сергея несколько раз приводила его сюда, явно желая заинтересовать сына хирургией. Посредине практикума, расположенного в аккурат над операционной, находилось круглое окно, через которое можно было наблюдать за работой хирургов. Вот и сейчас Сергей стоял у этого окна. Однако внизу вместо операционного стола виднелись учебные столы, за которыми сидели уже знакомые Сергею по предыдущим снам черные рогатые существа. Голос лектора он тоже узнал сразу — да и как было не узнать этот зловещий голос, похожий на хриплое, торжествующее воронье карканье! Или на скрежет металла по стеклу. В этот миг Сергей вспомнил свой вчерашний сон… Как хорошо, что они не видят его! Ведь разделяющая их стеклянная преграда так ненадежна!

Впрочем, похоже, Сергея просто не замечали. Лекция шла своим чередом. Он прислушался…

— Как вы уже не раз успели убедиться, мелкие душонки чрезвычайно глупы. — донеслось до него. — Это — следствие их самомнения. Ваш подопечный — тому пример. Вы не раз могли убедиться, что…

Конец фразы потонул в злорадном хохоте студентов.

— Цыц! — рявкнул лектор. И, выждав, когда в аудитории воцарится тишина, спокойно и невозмутимо продолжил свой монолог:

— Впрочем, самомнение присуще почти всей людской породе. И в этом, как я уже не раз говорил вам, залог того, что мы никогда не останемся без улова. Мелкие душонки пытаются корчить из себя богов. Самое забавное, что среди таковых есть даже те, кто верит во Врага, называет себя Его рабом, тщательно соблюдает все предписания Его закона — но лишь до тех пор, пока Враг исполняет его просьбы и желания. Любопытная категория людей. При желании из них можно культивировать неплохих вероотступников. При этом они даже не догадаются, что будут отрекаться не от Врага, а от собственного представления о Нем. Я уже говорил вам об этом свойстве людей — воображать себе Врага…чаще всего по собственному образу и подобию. Чрезвычайно выгодная для нас вещь. Вам не раз встретятся люди, которые не верят во Врага именно потому, что в свое время их мамаши и бабушки успешно вбили им в головы собственные представления о Враге. Запомните — иной верующий во Врага может принести нашему делу гораздо больше пользы, чем неверующий. Особенно, если он ослеплен гордыней и сознанием собственной правоты.

Однако чаще вам придется работать с теми, кто не верует во Врага. Глупцы! Мы-то знаем, что Он есть⁹… Хотя мы приложили много усилий, чтобы, с одной стороны, дискредитировать в сознании людей образ Врага. Инквизиция, гонения на Коперника и Галилея, убийство Гипатии, и так далее, и в том же духе. К нашей выгоде, люди судят об общем по частностям, а о Враге — по делам людским А уж мы стараемся, чтобы они увидели прежде всего то, что выгодно нам. И этим ограничились.

С другой стороны, мы приложили не меньше усилий, чтобы распространить среди людей другую нашу идею. А именно — что Врага не существует. Надо сказать, что мелкие душонки чрезвычайно охотно клюют на эту идею. Ведь, как сказал один людской писатель, если нет Врага, то все дозволено. В стране, где вам вскоре предстоит работать, мы, благодаря внедрению этой идеи, собрали неслыханный урожай душ. Особенно в двадцатые годы по их летоисчислению, когда они стали разрушать церкви, убивать служителей Врага, и даже вознамерились вовсе покончить с верой в Него. Однако выполнить этот проект им не удалось, хотя мы, со своей стороны, оказывали ему содействие. Более того, в ряде людей мероприятия, направленные на выполнение этого проекта лишь укрепили веру во Врага. Многие из них ради нее пошли на смерть… нам, как всегда, достались лишь мелкие душонки, в то время как настоящие, великие души вошли в Царство Вражие. Мы проиграли! Мы опять проиграли!

Но сейчас мы намерены изменить тактику. И, наряду со старой методикой, заключающейся в убеждении людей в том, что Врага-де нет, будут введены несколько новых. Согласно одной из них существование Врага допускается. Но при этом утверждается, что все религии — от христианства до веры племени людоедов Мумбо-Юмбо чтят под разными именами одного и того же Врага. То и занятно, что при этом одна религия заповедует: не убий, в то время как, согласно другой, нет ничего слаще, чем сердце врага и кровь детей его. То-то и оно…

Другая методика заключается том, чтобы попытаться подменить веру неукоснительным исполнением ритуалов. Мало того, убедить их в том, что в этих ритуалах и заключается истинная вера. Пусть они не ищут Врага и истины Его, а заботятся лишь о том, чтобы неукоснительно вычитать положенные молитвы, не вникая в их смысл, отбить положенное число поклонов, плюнуть не через правое плечо, а через левое, и, главное, считают всех несогласных с этим — врагами веры. Фарисеи всех мастей чрезвычайно полезны для нашего дела. Вдобавок, ничто так легко не заставляет человека клюнуть на наши приманки, как искреннее убеждение в собственной праведности и непогрешимости.

Третью методику мы успешно применяем на Западе, где верить во Врага не возбраняется никому, но храмы Его при этом отчего-то пусты, а заброшенные монастыри и их святыни продаются с молотка. Суть ее заключается в том, чтобы заставить как можно больше служителей Врага клюнуть на одну из наших приманок. А именно — на так называемое сребролюбие. Разумеется, это имело место и раньше, чему примером — их сказки, где поп непременно жаден и корыстен. Те, кто их слагал, наивно надеялись, что смешное и мерзкое не найдет подражателей. Как бы не так! Скольких людей соблазнительный вид наших приманок заставлял забыть не только о скрывающихся под них крючке, но и Самом Враге!

Разумеется, поначалу мы будем преподносить им эту приманку под самыми привлекательными соусами — «на возрождение духовности», «на восстановление храмов», и.т.п. Потом, когда храмы будут восстановлены, а слова о возрождении духовности напрочь забыты, мы сменим тему. Мы будем нашептывать им, что упитанный священник в шелковой рясе, едущий на черной «Тойоте-Лендкрузер» — живое свидетельство истинности веры, служителем которой он является. Ну, а потом им и вовсе не нужны будут оправдания для того, чтобы набивать свои карманы… на маленьких колесиках монет можно уехать весьма далеко. А народ пойдет в храмы не как в дом Вражий — как в магазин духовных услуг, где за деньги можно купить… Судя по вашим ухмылкам, вы все поняли.

Но и это еще не все. Четвертая методика, тоже апробированная на Западе, заключается в предложении людям всех наших приманок сразу под девизом — «возьми все радости жизни». Мы успешно применяли ее и раньше, применяем и сейчас, однако не в полной мере. Заповеди, моральные кодексы и прочая подобная нравственная дребедень не дают нам развернуться в полной мере. Но близок час, когда мелкие душонки будут с жадностью пожирать наши приманки, не думая о пресловутой морали. Эту страну вскоре ждут великие перемены, и ваша задача — воспользоваться ими для нашей выгоды.

Усвойте главное — работая с душами и душонками, привлекайте, увлекайте, развлекайте их, чтобы им и в голову не пришло задуматься о существовании Врага. Тем паче — обратиться к Нему.

Впрочем, на сегодня довольно. А завтра я представлю вам весьма любопытный улов. Профессор хирургии. Хотя душонка, мягко говоря, средненькая. Всего-навсего блудник, да и то не Казанова, а так себе, мелкий ловелас. Предпочитает сотрудниц кафедры, которую возглавляет сам. Сейчас завел очередную милашку, и завтра собирается съездить к ней на свидание. А вместо этого его ждет другое свидание — с нами. Все будет быстро и внезапно — автокатастрофа, и, как они говорят, «экзитус леталис». Вы увидите, как он удивится, оказавшись у нас.

Но это еще не самое любопытное. Параллельно с этим… Эти мелкие душонки такие потешные существа! Ха-ха-ха!

Его смех был так громок и злораден, что Сергей проснулся. Тем не менее, он продолжал слышать хриплый, зловещий хохот лектора. Что за чудеса?

Он подошел к окну. На покосившемся деревянном фонарном столбе напротив окна сидела крупная серая ворона, оглашая окрестности хриплым карканьем, похожим на хохот театрального злодея, смеющегося над неведением своей будущей жертвы.

Никаких чудес. Однако…

* * *

Сергей не сомневался, о ком идет речь. Выходит, профессор Колосов должен погибнуть. Но он не знает об этом. Да и никто не знает. Кроме Сергея. Ведь ему, в отличие от остальных людей, открыты тайны будущего. Очередное подтверждение тому — этот сон.

Но это еще не самое любопытное. Вы увидите, как это будет забавно!

Забавно?! Нет, как ни ненавистен Сергею этот человек, он все-таки не желает ему смерти. Разве профессор Колосов настолько плохой человек, что недостоин жить? Хотя сколько горя Сергей вынес по его вине! Но все-таки он не держит зла на любовника своей матери. И великодушно спасет его от гибели. Сделать это легче легкого — сейчас он позвонит матери и попросит, чтобы та отговорила Колосова от роковой поездки. Разумеется, профессор Колосов так и не узнает, что был на волосок от смерти. Но разве это важно? Главное в другом. Мать постоянно твердит, будто Сергей всем обязан профессору Колосову… Что ж, теперь он с лихвой рассчитается с Колосовым за все его благодеяния. Ведь есть ли у человека что-либо более дорогое, чем жизнь?

Отпросившись у старосты отряда, Сергей побежал на почту. К счастью, там оказался телефон, по которому можно было дозвониться до Михайловска. Окрыленный этой первой удачей, Сергей набрал номер своей квартиры и стал вслушиваться в доносившиеся из трубки длинные гудки. Постепенно его уверенность сменялась тревогой — на другом конце провода отчего-то не спешили снять трубку. И вдруг…

— Алло?! — голос матери был странно резок, даже зол. Но Сергею было не до этого. Главное, она дома! Все идет по его плану. Теперь профессор Колосов будет спасен!

— Здравствуй, мама. — начал Сергей, на ходу придумывая, как объяснить матери причину своего звонка. — Это я…

— Что случилось? — строго спросила Галина Ивановна.

— А как Глеб Андреевич? — вопросом на вопрос ответил Сергей. — С ним все в порядке? Где он?

— Почем я знаю? — вскинулась Галина Ивановна. — Тебе-то что за дело?

Она и впрямь не знала, где сейчас профессор Колосов. Знала лишь одно — в последнее время Глеб Андреевич заметно охладел к ней. Причем это охлаждение совпало с приходом на кафедру молодой аспирантки Машеньки — полненькой, белокурой девушки, которую профессор Колосов обучал премудростям хирургического мастерства так рьяно и увлеченно, что по кафедре шли слухи — заведующий кафедрой, наскучив старой пассией, завел себе новую, молоденькую. И многие из тех, что прежде заискивали перед Галиной Ивановной, теперь изменили свое отношение к ней. А сама она стала всерьез страшиться своего будущего. В самом деле, что ее ждет, если она лишится такого влиятельного покровителя, как профессор Колосов? Прощайте, надежды на успешную защиту докторской, на то, что в свой черед она станет преемницей Колосова и возглавит кафедру общей хирургии. Чего доброго, скоро ей придется унижаться перед наглой соплячкой, новой пассией своего бывшего любовника! Черт бы подрал их обоих!

— Я слышал, он собирается куда-то ехать… — растерянно пробормотал Сергей.

— Почем я знаю? — визгливо крикнула Галина Ивановна. — Да пусть едет хоть к чертовой бабушке! Подонок! Чтоб им обоим пусто было!

В следующий миг из телефонной трубки послышались отрывистые гудки. Сергей стоял и слушал их, не решаясь повесить трубку. Ему казалось, что в тот миг, как он сделает это, жизнь профессора Колосова оборвется. А он-то надеялся его спасти!

Напрасно…

* * *

— Что с тобой, сынок? Уж не заболел ли ты часом? — встревожилась Марфа, увидев Сергея на другой день после этого телефонного разговора. — На тебе лица нет…

— Марфа Егоровна, а можно я сегодня переночую у вас? — спросил Сергей. Нет, скорее попросил, почти не надеясь, что старуха согласится на это. В самом деле, как он объяснит ей причину столь странной просьбы? Но может ли он рассказать Марфе о том, что вчера видел во сне? Ему страшно даже вспоминать об этом. Чего доброго, старуха сочтет, будто он рехнулся. Но Сергей видел весь этот кошмар своими глазам, только словно сквозь стекло и откуда-то сверху. Операционный стол, стеклянный колпак с отчаянно бьющимся под ним существом, похожим на большую белую бабочку, торжествующий хохот черных рогатых теней. «Дом согрел — баран увидел! Дом сгорел — баран увидел!»

Бедный профессор Колосов! Но кто будет следующим? Отчего Сергея все больше тревожат постоянные упоминания об успешной разработке некоей мелкой душонки? Кого они имеют в виду?

— Отчего ж не пустить-то? — оборвал его раздумья голос Марфы. — Дом большой, места хватит. Да и веселее вдвоем: поужинаем вместе, поговорим. С хорошей-то беседы слаще спится, и сны райские снятся.

Ее слова успокоили Сергея. В самом деле, здесь он будет в безопасности, не то, что в общежитии со сломанными задвижками и форточках и одной-единственной дверью на хлипком замке. То ли дело у Марфы — дом за забором (он сам его чинил), калитка на засове. Вдобавок, в самом доме — две двери, обе на крепких засовах.

Тем не менее, лежа на скрипучей кровати в маленькой боковой комнатке Марфиного дома, Сергей долго не мог заснуть. Он чутко вслушивался в каждый звук. В треск рассохшейся половицы, в мышиную возню под полом, в мерное тиканье часов, в безмятежный храп Марфы. Но во всех этих звуках не таилось никакой угрозы. И, успокоенный этим, Сергей заснул.

* * *

Поначалу ему снилось то же, что и много раз аудитория, учебные столы, рогатые тени за ними, лектор за трибуной. Как всегда сверху и словно сквозь тусклое стекло…

Сквозь стекло! Отчего-то на сей раз это заинтересовало Сергея. В самом деле, что за странность? Почему он которую ночь безнаказанно наблюдает за этими существами? А они словно не замечают его. Хотя, казалось бы, им он должен быть виден, как на ладони. Ведь их разделяет всего лишь окно… или это не окно, а стена? Сергей огляделся, затем, холодея от недоброго предчувствия, взглянул вниз, потом вверх, даже умудрился прочесть буквы на пергаментном ярлычке, приклеенном снаружи и разглядеть предметы, находящиеся по соседству… Открытие оказалось настолько неожиданным и страшным, что Сергей в ужасе забился о стенки стеклянного колпака. Вот оно что! А он-то думал, что наблюдает за ними. В то время как для них он сам — объект наблюдения и разработки, мелкая душонка, помещенная в шкаф для учебных пособий, под стеклянный колпак, словно в ловушку, из которой невозможно выбраться. И в любой момент они…

Вдруг лектор за трибуной резко крикнул что-то, указывая лапой на Сергея. Черные рогатые тени вскочили со своих мест и бросились к шкафу. Сергей понял — они заметили… Теперь ему конец!

И тут ему вдруг пришла в голову безумная мысль… В самом деле, не безумие ли — звать на помощь Того, о Котором знаешь лишь одно — Он — их Враг?!

Сергей даже не знал, успел он закричать или только подумал о том, чтобы позвать Его на помощь…

Черные тени отпрянули. Где-то вдали вспыхнул свет. Сергей открыл глаза и увидел… Марфу в надетом наизнанку фланелевом халате. Старуха стояла в дверях, держа в руке латунный подсвечник с зажженной свечой, и испуганно бормотала:

Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его…

* * *

Сергей сидел на краю кровати, тупо и обреченно глядя перед собой. В самом деле, что еще ему оставалось? Ненароком он столкнулся с силами зла, в существование которых поначалу не верил. Пока на собственном горьком опыте не убедился — бесы существуют. И против них у человека нет защиты. Разве нет так?

Погруженный в свои раздумья, он не услышал, как в комнату вошла Марфа.

— Плохо дело, милок. — сказала старуха, сочувственно глядя на Сергея. — Не иначе, как это тебя враг донимал во сне. Я аж испугалась…

— Какой враг?

— Бесы. — пояснила Марфа. — Ты ж, поди, некрещеный. А над некрещеными им большая власть дана.

— И что же мне делать?

— Креститься тебе надо. — спокойно ответила Марфа, словно подытожив его размышления. — Вот только далеконько ехать придется. Церкви-то у нас все давно позакрывали. Только одна осталась — в Красном. От нас дотуда километров тридцать. А батюшка там хороший — отец Михаил. Поезжай-ка ты к нему да крестись. Глядишь, тогда тебе легче будет.

— А как туда доехать? — спросил Сергей,

— Автобусом. Как дойдешь до дороги, увидишь навес. Там остановка. Ну, поезжай с Богом, сынок!

* * *

Однако осуществить задуманное оказалось не так-то просто. Прибежав в общежитие, чтобы взять деньги на автобус, Сергей долго искал кошелек. И нашел его там, где не клал — под подушкой, рядом с рукописью, найденной на церковном чердаке. Как он сюда попал?

Но в этот миг мысли Сергея вдруг изменили свой ход. Забыв о кошельке, о том, что ему стоит поторопиться, чтобы, чего доброго, не опоздать на автобус, он взял в руки рукопись. Как странно… Ведь он стал видеть свои странные сны с тех самых пор, как нашел ее. А что если все дело в ней? И, как только Сергей избавится от своей загадочной находки, его страшные сны прекратятся сами собой, и не нужно будет никуда ехать. Его жизнь вернется в прежнюю колею.

Вот только куда приведет эта дорога? Ведь у всякой дороги есть конец…

И потому он должен поехать к отцу Михаилу!

Но кто этот отец Михаил? Поп… В воображении Сергея мгновенно нарисовался образ пузатого, краснорожего бородача в черной одежде до пят, с лукавой ухмылкой на румяной, разъевшейся физиономии, перед которым очередью выстроились старушки. Они по очереди подходили к бородачу, похожему на сказочного Карабаса-Барабаса, и с поклоном вручали ему деньги, которые он прятал в бездонный карман своего черного балахона, а взамен давал поцеловать им свою пухлую волосатую руку. Сергей содрогнулся от отвращения. Нет, он никуда не поедет! Он останется здесь!

Однако… не этого ли добиваются те, для кого он всего-навсего объект разработки?

В следующий миг Сергей уже бежал по склону холма к змеящейся внизу серой ленте дороги так быстро, словно за ним гналась сама смерть.

* * *

Да, Сергей чувствовал за собой незримую погоню. Именно поэтому, когда по дороге автобус сломался вторично, он решил идти пешком. Так надежнее. Только бы успеть!

Сергей не знал, сколько времени он шел по обочине дороги. Но вот, наконец, впереди показался церковный купол, увенчанный Крестом. А вслед за тем — и сама церковь. Она стояла на холме, под которым змеилась узкая серая лента небольшой речки, или, скорее, ручья. Вокруг церкви раскинулось кладбище, утопавшее в зелени деревьев. И Сергей обрадовался, как радуется обессиленный пловец, завидевший спасительный берег. Он дошел, он успел, он победил их! Что, рогатые ловцы людских душ, чья взяла!? Я не ваш, я ушел!

Окрыленный сознанием своей победы, Сергей ускорил шаг. Вот он уже взбежал на холм, не спеша подошел к церковным дверям…

И увидел висящий на них большой амбарный замок.

* * *

— О чем задумался, сынок?

Поначалу Сергей решил, что это ему чудится. В самом деле, откуда здесь взяться живому человеку? Вокруг закрытой церкви — одни лишь могильные кресты. Может, он спит и видит сон про то, чего нет и не может быть на свете? Однако перед ним не во сне, а наяву стоял невысокий седобородый старик в сером костюме старомодного фасона. Сквозь расстегнутый пиджак виднелась кримпленовая рубаха с изображением мелких разноцветных квадратиков. Близоруко прищурив серые глаза, старик разглядывал Сергея. Казалось, он не мог взять в толк, что здесь понадобилось этому незнакомому парню в форме бойца студенческого сельхозотряда. В самом деле, весьма странное зрелище — комсомолец, сидящий на церковном пороге…

— Дедушка, а вы не знаете, где найти отца Михаила? — спросил Сергей.

— И зачем же он тебе понадобился?

— Мне сказали, что я должен креститься. А тут закрыто…

Старик улыбнулся.

— Не велика беда. Может, поп и бывает в отпуске, да Бог-то не в отпуске. Погоди-ка…

Пошарив в кармане своего пиджака, он извлек оттуда ключ, вложил его в замочную скважину… Через миг Сергей уже стоял перед распахнутой дверью.

— Входи, сынок, не бойся. — сказал старик. — Ну, давай знакомиться. Я и есть отец Михаил.

* * *

— Вот, значит, как… — задумчиво проговорил священник, когда Сергей рассказал ему о своих страшных снах и о том, что им предшествовало. — А где эти тетрадки, что ты там нашел?

— Вот они. — Сергей протянул священнику сверток в пурпурном бархате. Он был уверен, что отец Михаил заинтересуется его находкой. В самом деле, как и откуда эта рукопись могла попасть на чердак заброшенной церкви? И что она собой представляет? Плод пылкой фантазии писателя? Бред безумца? Или подлинную запись тех лекций, которые Сергей слышал в своих страшных снах? Что-то скажет отец Михаил, когда прочтет ее?

Однако, к изумлению Сергея, священник даже не развернул пурпурного бархата. Подойдя к круглой, обитой железом печи в углу церкви, он молча бросил туда рукопись.

Дальнейшее Сергей помнил смутно. Он пришел в себя лишь в тот миг, когда отец Михаил со словами «крещается раб Божий Сергий…» трижды смочил его голову водой¹⁰. А затем надел ему на грудь маленький алюминиевый крестик. Потом он услышал пение.

— Кто это поет? — спросил Сергей.

— Да кому ж тут петь? — спокойно ответил отец Михаил. — Я, сынок, среди своих прихожанок, почитай самый молодой.

Однако Сергей готов был поклясться — оттуда, сверху, где на обитом досками церковном потолке были нарисованы крылатые юноши — кто с копьем, кто с цветком лилии, кто с зеленой ветвью в руках — все-таки слышалось пение. Оно было тихим, как бабушкина колыбельная, и ликующим, как победный гимн. Никогда, ни прежде, ни даже после, Сергей не испытывал такой радости, как тогда, слыша этот незримый хор.

Первое, что увидел Сергей, выйдя из храма, было солнце. Оно заливало все вокруг своим, не по-осеннему ярким светом. Возможно, именно поэтому Сергею показалось — за то время, пока он был в церкви, мир вокруг изменился, став иным — ярким и радостным.

Тогда Сергей еще не знал, что Бога называют Солнцем Правды. Как не знал он и того, насколько преображает каждого из нас встреча с Ним.