Кто как молится 5

5. Будило

Рядом с бабушкой старичок один живёт, Савельич. У него всё старенькое — и избушка, и плетень вокруг огорода, но собака у него знатная. Джолли появилась у него давно, бабушка говорила, что мы с ней ровесники. Она рыжая, и точь-в-точь похожа на лисичку: остренькая мордочка, пушистая шерсть. Я всегда напрашивался с бабушкой, когда она собиралась навестить Савельича. Вот и сейчас, бабушка Тася собирается, а я потихоньку канючу:

— Бабуль... можно с тобой... хочу с Джолькой поиграть...

— Игральшык... а сам-то почо не соберёсся, — ворчит она на меня по-деревенски, заворачивая в полотенце тарелку с горячими пирожками.

— С тобой интересней, баб, посмотрю, как она улыбаться будет. Видишь, сколько разной вкуснятины ей набрал.

— А ну, дай посмотрю... — и бабушка перебирает строгими руками эту «вкуснятину». — Вот эти курячьи кости, трубочками, нельзя, навредить себе в желудке собака может, а эдак-вот, будет хорошо, — приговаривает она и добавляет мясо из супа.

Савельич был стареньким и больным. Жилось бы ему совсем одиноко и грустно, если бы не Джолька.

Она любила всех. Мы только вошли, как она взвизгнула, захлебнулась от радости, вскинулась лапами к бабушке на грудь, молотя хвостом из стороны в сторону... потом меня чуть не повалила, лизнув в нос, потом снова к бабушке, собирая гармошкой боковинки своей весёлой мордахи. Я всегда удивлялся, когда она так улыбалась и радовалась.

— Ну, Джоля, ладно, ладно, погоди, — растроганно приговаривает бабушка, полнясь её радостью, она тоже улыбается, любуясь собакой.

— Видишь, видишь, бабушка, как она смеётся, посмотри какие у неё веселые глазки, — не утерпев, комментирую радостный собачий приём. А та не унимается, и тоже лизнула бабушку в нос.

— Джоля, очумелая, — отбиваясь от собачьих ласк ворчит на Джольку бабушка, — будя, будя тебе, пирожки опрокинешь, давай лучше показывай, где Савельич, не приболел?..

Джолли ведёт в комнату, где в вытертом кресле сидит человек.

— И пошто засел, — с нарочитой строгостью спрашивает она Савельича, — я тут тебе, да подруге твоей хвостатой, пирогов принесла, тебе — с картовкой, капустой, а ей — с осердием, — поглаживает баба Тася тихонько рукой собачью голову.

— С осердием я и сам люблю, — глухо покашливает Савельич и выбирается из стёганного одеяла, — вот, сижу, — виновато оправдываясь говорит старичок, — кровь совсем не греет.

— Да и меня перестала уж греть, — вздыхает бабушка, — дак годы-то наши с тобой каки, посуди сам...

Савельич и бабушка тихонько жалуются друг другу на свои немощи, это, наверное, им помогает, на то, что давно не было дождя, что всё дорожает, но я уже не слушаю их, играю с собакой.

В деревне собаку Савельича знали все и рассказывали про неё занятные истории. У Джольки даже прозвище было — Будило.
А началось всё с того, что Савельич вдруг стал ходить в церковь.

В прошлом веке, когда Семён Савельевич был каким-то большим коммунистическим начальником и разрушал религию, он зло ругался на батюшек, грозился пальцем на кресты и говорил: «В тюрьму, в тюрьму вас всех надо... жалко, не те времена сейчас, а то всех бы к стенке и дело с концом!». — Про это нам с Алёнкой баба Тася рассказывала. Она качала головой и сокрушалась: «Это ж, какое сердце надо иметь, чтобы на Крест Господень грозиться!.. эх, Сёмка, Сёмка!», — и крестилась в угол с иконами.

А потом, когда у него погиб сын в Афганистане и уже никого не осталось, однажды украдкой сходил к нашему отцу Емельяну, священнику. И стал Семён Савельевич ходить в церковь постоянно, каждую субботу, в воскресенье, и во всякий православный праздник: пройдёт в уголок, обопрется на палочку, слушает, правда, не крестится.

А собачка у него появилась, когда друг его приезжал из города: открыл маленькую корзинку, наклонил её набок, и вывалилась Джолька — маленькая, неуклюжая... перебирает лапками, бродит по кухне, дрожит и поскуливает от страха, потом подошла к Савельичу, легла у ног и затихла.

— Вот, видишь, хозяина в тебе сразу признала, — радостно воскликнул Савельичев товарищ, — будет тебе подругой...

Так они и жили — Джолька росла, а дедушка старился. В церковь он её с собой не брал — нельзя собакам в церковь заходить. И вот, выходит он однажды после службы, а Джолька у ворот сидит, ждёт, а сама даже в церковную ограду не зашла, будто понимает — нельзя. Люди смеются и весело говорят Савельичу:

— Ты погляди, Савельич, подруга-то твоя, сидит, ждёт!.. поди, тоже молиться пришла... скажи-ка — за тебя, али за своё собачье племя?..

С той поры, как суббота и воскресенье, Джолька деду покоя не даёт, лает, за штаны тянет: не проспи, мол, Савельич. Идут они по улице: старик опирается на палочку, а рядом пушистым комком собачка катится. Люди в окошки поглядывают и говорят: «Пора и нам в храм идти, вон, Будило уж старика ведёт...».

Так и прозвали в деревне её: Будило да Будило.

Возле калитки собачка сядет и смотрит, как дед на крылечко поднимается. А когда старик заболеет и не может в церковь пойти, то она потявкает, потявкает и прибежит одна к калитке, дождётся, когда все люди после службы выйдут, только тогда домой и побежит, а люди знают: надо Савельича навестить.

— Савельич, — говорит бабушка, — ты ведь раньше и лба не перекрещивал, сколь был в церкви-то, а как собака стала с тобою ходить, смотрю — и ты крестное знамение накладываешь...

Савельич смущается, трёт лоб и говорит:

— Коли и Божия тварь Бога чует, а я-то что?..