Хочу смотреть на мир добрыми глазами

Статья написано давно, но в «Омилии» её не было. Пусть будет...

Тайна каждой личности есть тайна того, как, с какой глубиной
ищет любви и любит человек (Прот. Василий Зеньковский)

Ничего не любить и быть ничем — это одно и то же (Л. Фейербах)

Ну кто из нас согласится назвать себя злым человеком? Разве только духовно зрячий мудрец, ибо такими мудрецами сказано: БЫТЬ ИСТИННО ДОБРЫМ — это НЕ ЗНАЧИТ БЫТЬ СПОСОБНЫМ НЕ ТВОРИТЬ ЗЛОЕ, а значит НЕ БЫТЬ СПОСОБНЫМ СОТВОРИТЬ ЗЛО. Однако каждый из нас, вглядевшись в себя духовными очами, сможет убедиться в скрытой, если не явной, злобе своего сердца. Увидеть это есть первый шаг к духовной жизни, которая и начинается-то с покаяния.

«Покайтесь, ибо приблизилось Царствие Небесное!», — призывал Иоанн Креститель в преддверии проповеди и служения Самого Спасителя. Почему «ИБО»? Неужели до того покаяние было излишним? Думаю, скорее всего, оно было крайне затруднительным. Заповеди, данные Богом во времена Ветхого Завета, относились не столько к внутреннему человеческой личности, сколько к внешним ее проявлениям. Лишь приход Бога во плоти принес нечто новое: и не только в мистическом плане, но и в чисто психологическом — появился более глубокий критерий для самооценки. Собственно говоря, христиане не иначе, как по заповедям Христовым распознают (осознают) в себе злую закваску, и выскребают ее из сосудов сердца исповедью, а после вытесняют злой навык делами любви. Без зрения своих грехов покаяние, исповедь и добрые дела просто невозможны. Надо сказать, что великие святые оплакивали даже свои добродетели, как грехи, ибо видели нечистоту своего добра, всегдашнюю склонность потщеславиться, погордиться своим доброделанием и т.п.

Почему же святые наблюдали в себе скверну, а мы — нет. Может быть мы святее святых, и наше добро — добрее ихнего? Эта мысль у всякого разумного человека неизбежно вызовет улыбку. Но в чем же секрет? Почему более чистые сердцем люди ощущают себя более грязными?

Причина этого кроется в отсутствии у нас самопознания, в нашей духовной слепоте. Иван Ильин писал, что «есть на свете предметы, которые можно воспринять только глазом (например свет или цвет); есть такие предметы, которые доступны только уху и слуху (например, звук, пение, музыка)», а мы добавим, что подобно этому есть предметы, доступные только духовному оку, которое у большинства из нас спит безпробудным сном и просыпаться не собирается.

Все наше внимание сосредоточено на внешнем. В то время как душа человеческая, как выразительно говорил Лютер, имеет как бы два глаза: внешний и внутренний, но глядеть сразу двумя не умеет. Только закрываясь, хоть на время, от внешних восприятий можно научиться рассматривать внутреннее. И, разумеется, лишь рассмотрев это самое внутреннее, можно о нем судить. А чтобы еще и правильно судить, необходимо сравнивать себя (поступки, мысли и чувства, даже едва уловимые движения души) со Христом, ибо только Христос есть полнота (100%), т.е. совершенство человека. Все мы — недочеловеки. Всем известно, что даже гении наши, не то что мы, используют потенциал природы человека не более, чем на 5–7%. Все это потому, что только во Христе и со Христом каждый из нас становится вполне человеком и обретает любовь — вершину и совокупность добродетелей. Только любящее сердце способно вместить в себя все сокровища духа. Ему же только открывается и суть всех вещей, а значит — возможность истинного познания. Как писал все тот же Иван Ильин, «есть такие предметы, которые могут быть восприняты, пережиты и приобретены только любовью».

На самом деле гамлетовский вопрос «Быть иль не быть?» может быть сведен к вопросу «Любить иль не любить?», ибо духовным основанием нашего бытия есть любовь. Сам Бог есть любовь. Значит, только причастность к Богу вносит в наше сердце это дивное по созидающей силе чувство. А еще это значит, что не может жить на свете человек, которого никто не любит. Все мы живы лишь любовью, по крайней мере, любовью Отца Небесного, если не земных родителей и других близких нам людей.

И, несмотря на это, как часто мы бываем принципиальными и требовательными, справедливыми возможно, но злыми, бесконечно злыми при этом, ибо лишаем родных нам людей самого главного для них — тепла и любви. А ведь святые утверждают, что высшая справедливость — это именно любовь, которая все терпит, все прощает, за все благодарит и всегда ищет пользы другого, а не своей (или хотя бы не только своей). Корысть, пожалуй, действительно есть одно из самых богопротивных человеческих качеств. Она, подобно ржавчине, разъедает всякую, даже добрую душу. Ибо жить надо не ради себя, а ради святыни, служить святыне и помогать расти этой святыне в себе и окружающих людях. Добро, как известно, родится только от добра. Потому надо быть добрыми, надо смотреть на мир добрыми глазами, и тогда — только тогда — нашему взору откроется главное сокровище мира, сокрытое от праздно любопытствующих и равнодушных глаз.

2002