Карасёнки-Поросёнки

– Завтра едем! – сказал папа за ужином и сделал загадочное лицо.
– В Поросёнки? – догадалась Капа, незаметно отодвигая от себя тарелку.
– Почему в «поросёнки»? – удивился папа.
– Потому, что ты обещал.
Папа и вправду давно обещал свозить её в деревню со смешным названием Поросёнки, чтобы познакомить с бабушкой, которую Капа ещё ни разу в жизни не видела.
– Капочка, тебе, наверное, послышалось. Деревня называется не Поросёнки, а Карасёнки, – сказала мама. – В Карасёнках живёт твоя тёзка.
– Тётка? А я думала бабушка.
– Ты правильно думала, – рассмеялся папа. – Просто карасёнковскую бабушку тоже зовут Капитолиной. А людей с одинаковыми именами называют тёзками.
– А почему деревня называется Карасёнки?
– Потому что она стоит на речке Караське. А в Караське водятся вот такие караси! – объяснил папа и раскинул руки в разные стороны.
Кухня у них была маленькой, поэтому одна папина рука упёрлась в стенку, а другая вылезла в окно.
– Ух, ты! – сказала Капа, представляя, как карасёнковский карась лежит на сковородке, а его хвост болтается на улице.
– Андрюша, – засмеялась мама, – если бы там водились двухметровые караси, деревня называлась бы Китёнки.
Папа подмигнул Капе и сказал:
– Кажется, мама нам завидует.
– Конечно, завидую. Вы там отдыхать будете, а я тут – работать. Но, если вы поймаете в Караське двухметрового карася, я буду только рада. Нам его на целый месяц хватит, а из чешуи я сошью себе кольчугу. Хоть не страшно будет после работы домой возвращаться.
– Как бы этот карась сам их не поймал, – забеспокоилась бабушка Тоня.
– Не поймает, – успокоила бабушку мама. – Он их даже не заметит. Такому карасю нужна добыча покрупнее, – вроде нашего Барбарисовича.
Тут уже рассмеялись все. Барбарисович был маминым начальником и врачом каких-то там экономических наук. Вообще-то, его звали Борис Борисович, а своё прозвище он получил за любовь к леденцам «барбарис». Он мог съесть их целый мешок, тем более, что зарплата позволяла. Мама говорила, что Барбарисович имеет большой вес в министерстве, не то что их папа, который хуже спички...
– Твой Барбарисович такой карась, что и сам, кого хочешь, съест, – сказал папа. – Жалко, что он тебя не отпускает. Лично я буду скучать.
– И я тоже, – сказала Капа.
– Ничего, зато мама от вас хоть немного отдохнёт, – сказала бабушка Тоня, которая недавно посмотрела фильм «ОДИН ДОМА» и жуть как боялась оставаться дома одна.
* * *
Деревня Карасёнки оказалась совсем рядом: два часа езды на самолёте, полчаса на автобусе и пять минут пешком.
Бабушкин дом стоял на пригорке, только сразу его можно было и не заметить. Неприметный был домик, с маленькими окошками и плоской крышей. На окошках висели деревянные дверцы, которые назывались ставнями, а сверху торчала кирпичная труба. Когда папа подошёл к калитке, из-за трубы вышла чёрная бородатая коза и сердито застучала по крыше копытом.
– Бодун, ты чего? – послышалось из-за забора.
– Беее-е-е, – закричала коза Бодун.
– Открывайте, свои! – забарабанил в калитку папа.
– Батюшки-светы! Андрюша! А я вас к завтрему жду…
Калитка распахнулась, и на улицу выскочила маленькая старушка в белом платочке.
– Мама! – тихо сказал папа.
– Андрюша! – ещё тише ответила старушка и залилась горючими слезами.
Капа сначала испугалась, а потом поняла, что старушка плачет от радости, потому что глаза у неё улыбались.
– Вот, – сказал папа и сел на чемодан. – Приехали...
– Внученька! – ещё сильнее зарыдала бабушка Капитолина Ивановна. – Какая ты большая!.. Да что ж это я? Вы, поди, голодные с дороги? А я вас на улице держу…
Хотя бабушка ждала их только к завтрему, в комнате на столе стояли цветы, кастрюля с борщом, чугунок с кашей, миска с помидорами, яблочный пирог и четыре куриных ноги. Правда, ноги не стояли, а лежали кучкой на тарелке.
Борщ был густой и красный-прекрасный. Бабушка положила в него горку желтоватой сметаны и посыпала сверху зелёным укропом. Капа ела борщ за обе щёки, а бабушка рассказывала последние новости. Новости были смутные. На почте кончились конверты, Семёновна третий день мается зубами, у Митейкиных снова пополнение, а Витькин Колька совсем дурной стал, бегает с вилами по деревне и песни орёт, а как тверёзый – так его вилы сроду в руки взять не заставишь.
После каждой новой новости папа удивлённо говорил:
– И кто бы мог подумать?..
– Ой! – вдруг вскрикнула бабушка. – Я же хотела салата накрошить. Внученька, сбегай за огурчиками.
Капа вопросительно посмотрела на папу. Дома ей не то что за огурцами, а даже за помидорами в магазин бегать не позволяли.
– Иди-иди, – разрешил папа.
– А деньги? – спросила Капа.
– Зачем деньги в огороде? – не поняла бабушка.
– Она думает, что огурцы растут в магазине, – объяснил папа. – Но мы затем и приехали в деревню, чтобы рассеять некоторые городские иллюзии.
– Ты бы, Андрюша, попроще объяснялся, – сказала бабушка, – а то тебя народ не поймёт. Народ нынче шибко нервный: чуть что – за вилы хватается.
– Не переживай, мы тоже народ, – усмехнулся папа и повёл Капу в огород.
Капа знала, что такое огород. У городской бабушки Тони на балконе в фанерном ящичке рос зелёный лук. Но деревенский огород в ящичек точно бы не поместился. У бабушки Капитолины огород был капитальным. Тут росли помидоры, баклажаны, кабачки, картошка и другие продукты, названия которых Капа не запомнила. Правда, если честно, картошку Капа не видела, потому что картошка растёт вверх тормашками: сверху несъедобные листья, а под землёй всё остальное. Папа сказал, что картошку собирают лопатой. Капа привезла с собой лопатку, но папа сказал, что каждому овощу – своё время, и время картошки наступит осенью.
А вот огурцы нашлись быстро. Они были украшены жёлтыми цветочками и росли на палочках, воткнутых в грядку. Огородные огурцы были маленькими, твёрдыми и колючими. Папа взял один, вытер об штанину и с хрустом съел. В воздухе запахло свежестью и прохладой.
– Красота! – сказал папа, жмурясь от удовольствия.
– Красота! – сказала Капа и тоже съела огурчик.
* * *
После обеда папа с бабушкой сели во дворе на скамеечку, а Капа пошла осматривать хозяйство. Кроме огорода у бабушки был сад с деревьями и много всякой живности. В загородках кудахтали куры и крякали утки. По двору вразвалочку ходили большие гуси и перекатывались маленькие, похожие на пушистые шарики. Капа хотела положить одного гусёнка в карман, но взрослым гусям стало жалко: они поднялись на цыпочки, захлопали крыльями и зашипели.
Чтобы не дразнить гусей, Капа пошла знакомиться с Марсиком. Марсик был рыжим, как апельсин. Он сразу полез кусаться, но бабушка крикнула: «Марсик, псыть!» Марсик завилял хвостом, похожим на кудрявый бублик, и ушёл в будку, громко волоча за собой железную цепь.
Потом Капа встретила козу, только не Бодуна, а другую – белую, с чёрным козлёнком. Козлёнок сразу полез бодаться. Он взбрыкивал задними ножками и смешно мотал головой.
– Нюрка, брысь! – закричала бабушка, и коза с козлёнком ускакали за дерево.
Потом Капа встретила кошку. Кошка лежала на правом боку и щурилась на солнце.
– Кис-кис-кис, – сказала Капа.
– Мяу, – лениво ответила кошка и дрыгнула передней лапкой.
Незаметно Капа дошла до дырки в заборе. За забором начиналась лужайка. Посреди лужайки в высокой траве лежало что-то коричневое и большое. Капа подобралась ближе и тихо сказала: «Эй!»
Коричневая гора зашевелилась и встала на ноги. Это была корова. Капа знала, что коровы бывают, но она не знала, что они бывают такими большими. Корова задумчиво пошевелила губами и сказала: «Мууу-у». У неё это получилось даже громче, чем у парохода, на котором они в прошлую субботу ездили на пляж. Капа попятилась. Корова подумала и шагнула к ней. Капа развернулась и побежала. Она бежала быстро-быстро, но всё равно успевала кричать «бабушка-бабушка-бабушка-бабушка!»
Маленькая бабушка, как ястреб, бросилась на большую корову и быстро вытолкала её на дальний край лужайки.
– Ты зачем коровы испугалась? – спросил подоспевший папа. – Она просто хотела познакомиться поближе.
– Я ей познакомлюсь, – рассердилась бабушка и погрозила корове маленьким, но твёрдым кулачком: – Тебе что было велено? – Пастись! Вот и пасись!.. А ты по сторонам ходить, глаза твои бесстыжие…
Капе стало жалко корову, и она спросила:
– А как её зовут?
– Корову-то? Нюркой.
– Так ведь и коза тоже Нюрка, – удивился папа. – Что ж это у тебя две Нюрки на одном огороде?
– Три, – подумав, ответила бабушка. – Ещё кошка Нюрка.
– Ну, кино! Три Нюрки! И как ты в них не путаешься?
– Такое скажешь! Что ж я кошку от козы не отличу?
– Логично, – согласился папа, а Капе сказал: – Мы за обедом Нюркину сметану ели… Я имею в виду Нюрку, которая корова.
Ещё папа сказал, что корова Нюрка только с виду корова, а на самом деле – это настоящий завод по переработке травы в молоко. И хотя люди научились делать из молока вареники со сметаной и мороженое с изюмом, до коровы им ещё ой как далеко.
«Мууу-у», – одобрительно прогудела Нюрка и начала пастись, то есть запасаться травой для производства молока. По Нюркиным глазам было видно, что папины слова ей понравились и если бы она была не коровой, а кошкой, то с удовольствием потёрлась бы о папину ногу.
* * *
Чтобы не мешать корове, все пошли спать. Кроме папы и бабушки. Бабушка собралась к Семёновне узнать про зубы, а папа решил сбегать на почту – дать маме телеграмму, что у них пока всё в порядке.
Спать Капу положили в гамак, но не сразу, а с третьей попытки, потому что гамак попался какой-то крученный. Он постоянно перекручивался и вытряхивал на траву всё, что в нём лежало. А лежало в нём много чего: подушка, подстилка, простынка, покрывало, лопатка, кукла Настя, пряник и миска с венгерскими сливами. Не вытряхивалась из гамака только Нюрка, потому что успевала выпрыгивать. Но не та Нюрка, что коза, а которая кошка…
Пока Капа вываливалась, папа успел рассказать, что спать в сетке, подвешенной высоко над землёй, придумали индейцы из Южной Америки, потому что в тамошних тропических лесах полным-полно ядовитых змей. Правда, вскоре выяснилось, что гамак не спасает от укусов хищных птиц, которых в тропических лесах ещё больше, чем кусючих змей. Поэтому спящие индейцы научились спать враскачку, чтобы сбивать птицам прицел. Рассказывая про это, папа шипел и махал крыльями, причём так похоже, что Капа не могла понять, когда он шутит, а когда говорит серьёзно…
* * *
Когда взрослые ушли, сад наполнился новыми звуками. В траве стрекотали невидимые кузнечики. Над клумбой жужжали полосатые шмели, похожие на шерстяные носочки. В расплавленном, как асфальт, воздухе буксовали мелкие мушки и звенели перегретыми моторчиками. Огромные стрекозы с вертолётными кабинами вместо голов шуршали перепончатыми крыльями. Божьи коровки, похожие на горбатых мопсов, деловито шаркали ногами. И только одинокая мохнатая гусеница молча ползла по листу, то и дело превращаясь из восклицательного знака в вопросительный и наоборот…
Капа лежала и смотрела вверх. Сквозь густые ветки просвечивались синие пятна неба. Змеи ещё не появились, но в небе уже кружили птицы. Капа потянула верёвку, специально привязанную к забору. Гамак качнулся и поплыл над травой, а в листве заметался солнечный лучик, скользнул по невидимой паутинке и вдруг брызнул в глаза неожиданно и ярко. Капа засмеялась, но не над лучиком, а просто так…
Потом к ней подошла подружка Нюра из соседнего подъезда и, жуя траву, промычала:
– Вставай, пора карасей ловить!
Капа открыла глаза и увидела папу.
Он теребил её за плечо и говорил:
– Вставай, пора карасей ловить…
Услыхав про карасей, Капа обрадовалась и встала так быстро, что даже кошка не успела выпрыгнуть и тоже шлёпнулась на траву.
Сборы были недолгими. Капа стёрла землю с коленок, папа сорвал огурец, а бабушка завернула в белое полотенце краюху хлеба, оставшуюся от обеда и четвёртую куриную ногу. Ещё они взяли ведро для карасей и удочки. Удочки оказались обыкновенными палками, которые надо носить длинным концом назад, чтобы не натыкаться на встречные деревья. К концу каждой палки папа привязал леску, поплавок, грузило и крючок, потому что на удочку без лески, поплавка, грузила и крючка карася поймать трудно.
* * *
К речке Караське вели две дороги: через поле и через лес.
– Пойдём через лес, – сказал папа. – Покажу тебе муравьёв.
Капа удивилась: муравьёв она что ли не видела? Да сто раз она их видела, а если считать каждого по отдельности, то, может, и тысячу. Муравьи жили в норке возле песочницы, на дереве возле подъезда и в хлебнице на кухне. Бабушка Тоня с ними боролась, но муравьи всегда побеждали. Так что Капа не очень-то обрадовалась муравьям, но вслух промолчала, а про себя подумала, что, если повезёт, в лесу они встретят какого-нибудь зверя покрупнее, например, ежа или зайца. А если не повезёт, – то волка или медведя.
Только лес оказался совсем безлюдным. Хотя в нём, конечно, попадались разлапистые деревья, которые вырывали из рук удочки, а вот ежи и зайцы – нет. Капа немного затосковала, но тут деревья расступились и открыли большую поляну. Она была завалена огромными земляными кучами, чуть ли не с папу ростом, словно тут недавно побывали строители. Капа подошла поближе и вдруг заметила, что кучи шевелятся.
– Ой! Что это? – вскрикнула Капа, отпрыгивая назад.
– Это муравейники, – объяснил папа. – Их строят рыжие лесные муравьи. Если приглядишься, сама всё увидишь.
Капа сразу начала приглядываться. Сначала муравьи просто бегали туда-сюда, но потом стало видно, что одни тащат в муравейник листики и палочки, другие – жучков и мушек, а третьи грозно шевелят усами и кричат. Папа объяснил, что в муравейнике у каждого своя профессия. Одни строят, другие их кормят, третьи руководят. Капе тут же захотелось стать муравьём и освоить какую-нибудь муравьиную профессию, но папа сказал, что не согласен ловить карасей в одиночку.
– Ладно, – вздохнула Капа и помахала муравьям удочкой.
Дальше они шли без остановок. Только съели на ходу огурец и четвёртую куриную ногу. Огурец от ходьбы стал ещё вкусней, чем в огороде.
– Красота! – сказала Капа.
– Красота! – согласился папа.
* * *
Речка Караська оказалась такой маленькой, что Капа чуть в неё не вступила. Речка лежала прямо на земле, присыпанная сверху белыми кувшинками. Она напоминала картинку из книжки, а не настоящую реку с мостами и пароходами. Да что там пароходы, – на Караське не поместился бы даже речной велосипед, на котором они с папой и мамой катались на пляже.
– Вот! – бодро сказал папа, снимая с плеча удочку. – Пришли.
Было видно, что он тоже удивился, какая Караська маленькая, хотя на самом деле это не Караська была маленькой, а просто папа стал большим…
Потом они пошли вдоль берега, выбирая место, где больше всего карасей, а выбрав, стали делать приманку. Для этого надо было жевать хлеб, но не глотать, а выплёвывать и лепить из мякиша шарики. Лично Капа на такую приманку в жизни бы не клюнула, но папа сказал, что для карасей хлебные шарики, всё равно что для Барбарисовича «барбариски», и сейчас караси начнут клевать так, что только держись. Капа представила себе острые карасиные клювы и поёжилась. Но папа был спокоен, и она поняла, что ловить карасей не опасно.
Когда Капе надоело смотреть на неподвижный поплавок, она стала ходить по мокрому песку и разговаривать с лягушками, которые загорали на солнце. Лягушки удивлённо квакали и громко плюхались в воду.
– Тише! – шёпотом говорил папа. – Всю рыбу распугаешь.
Капа бросила лягушек и стала гоняться за водомерками. У водомерок были длинные ноги, которыми они бегали по воде и не проваливались. Капа тоже старалась не проваливаться, но у неё плохо получалось.
– Тише! – громче говорил папа. – Карась не любит, когда мутят воду.
Капа перестала мутить воду и начала ловить кузнечиков. Накрыв кузнечика ладошкой, она ложилась животом на мягкую траву и заглядывала в щёлочку. Кузнечик под ладошкой косил выпуклым глазом и недоверчиво шевелил усиками. Но как только Капа отрывала руку от земли, чтобы ухватить кузнечика за коленки, тот высоко подпрыгивал и бывал таков. Все остальные кузнечики поднимали при этом такой радостный стрёкот, что папа начинал нервничать.
– Капитолина! – кричал он, распугивая последних карасей. – Если ты не посидишь хоть минутку спокойно, придётся возвращаться с пустым ведром.
Чтобы не мешать папе, Капа стала подкрадываться к густому кусту, который рос на лесной опушке. С ног до головы куст был усыпан красными ягодами. Капа сорвала самую красную и открыла рот.
– Не ешь! – сказала ягода хриплым голосом. – Не ешь, а то коньки отбросишь.
От удивления Капа выронила говорящую ягоду и растерянно пробормотала:
– А у меня нет коньков…
– Тогда ласты склеишь! – прохрипела ягода из травы.
Неожиданно куст зашевелился, и из него вылез огромный лысый дядька в рваных штанах на босу ногу. В правой руке он сжимал ржавые вилы, а в левой держал помятый алюминиевый бидон.
– Ты чё по лесу ходишь? – спросил лысый, поудобнее перехватывая вилы.
Капа замерла, как кузнечик под ладошкой, и испуганно захлопала ресницами.
– Ты чё ходишь, спрашиваю, одна без привязи?
– Я… мы…
– Я… мы… – передразнил лысый. – Ты чё, вообще глухонемая или наполовину?
– Папа! Папа! – закричала Капа так, что где-то за лесом испуганно отозвались все бабушкины Нюрки.
На крики с берега прибежал запыханный папа. Он даже не успел выпустить из рук удочку. Загородив Капу спиной, папа встал перед лысым и тяжело задышал. Так они и стояли: лысый с вилами и папа с удочкой, леской, грузилом и крючком.
Капе стало страшно. Она поняла, что лысый вовсе не лысый, а самый настоящий маяк. Про маяков ей рассказывала мама. Капа знала, что маяков надо бояться, потому что они охотятся на маленьких детей. А бабушка добавляла, что маяки любят ходить с топорами. Только у этого топор, наверное, затупился, и он прихватил с собой вилы. Капа зажмурилась и почувствовала, как по её спине забегали рыжие лесные муравьи…
…Скажем прямо: с маяками Капа немножко напутала. Если бы рядом оказался здоровенный третьеклассник Вовка Семякин, который чуть что – лазил в словарь, он бы объяснил, что маяк – это высокая башня с фонарём, чтобы ночью показывать кораблям дорогу. А вот если с вилами и в лесу, то это не маяк, а маньяк, или разбойник, от которого надо держаться подальше…
– А-ааа! – вдруг заорал лысый.
– А-ааа! – звонко ответил папа.
Капа осторожно приоткрыла один глаз и увидела, что вилы и удочка валяются на земле, а папа и лысый что есть силы колошматят друг друга по спинам.
– Андрюха! – хрипло орал лысый.
– Колька! – звонко кричал папа.
– А я гляжу, ты или не ты? А потом думаю: раз с удочкой и худой, значит, как пить дать, Андрюха!
– А я сначала подумал, что мы на маньяка напоролись. А потом смотрю – бидон знакомый. Мы с ним ещё за клубникой к Семёновне лазили.
– Точно! А Катьку конопатую помнишь?
– Помню! Ты ей лягушек за шиворот совал, а она кричала на всю школу.
– Так она до сих пор кричит. Только на всю деревню – натренировал на свою голову! Как домой приду, так и кричит А твоя как?
– Моя тихая.
– Везёт же людям! – лысый поднял с земли бидончик, заглянул внутрь и снова заорал: – Андрюха!
– Колька!
Капа наконец-то сообразила, что лысый никакой не маяк-маньяк, а тот самый Витькин Колька, про которого рассказывала бабушка. Витькин Колька потрепал её по голове и весело сказал:
– Была б пацаном – точь-в-точь папка… Андрюха, а может, возьмём бидончик за встречу? У Егорыча как раз медовуха подоспела.
– Да, нет, нам карасей ловить надо.
– Какие караси? Нету тут никаких карасей. Как завод в Волчанске поставили, так они и кончились. За карасём надо на ставок ехать. Хочешь, завтра поедем? Мотоцикл у Егорыча возьмём, всё равно я ему трёшник должен.
– Поехать можно, – сказал папа. – Заодно и потолкуем.
– Ну, тогда я пошёл. Вилы вот надо домой отнесть после вчерашнего, – Витькин Колька снова потрепал Капу по голове и ласково прохрипел. – С куста не ешь, волко́м станешь.
– А ты разве ела? – забеспокоился папа. – Это же волчьи ягоды! Ядовитые!
– Да не, – успокоил папу Витькин Колька, – не успела она. Я как раз в кусте спал, ну и спугнул на всякий случай. Ладно, пойду…
Лысый подобрал вилы и ушёл в кусты, ломая ветки голыми пятками. Папа печально посмотрел на свои кеды и пробормотал:
– Эх, ушло босоногое детство!.. Ну да ладно, раз карасей нет, сматываем удочки.
Смотав удочки, они пошли домой. Но перед тем, как совсем уйти, Капа оглянулась и увидела, что посреди речки Караськи, некогда знаменитой своими карасями, по колено в воде стоит маленький поросёнок. Почувствовав, что на него смотрят, поросёнок вынул из воды розовый пятачок и громко хрюкнул.
У Капы тоже что-то хрюкнуло в душе. От радости. Ведь завтра её ждал целый день новых приключений в замечательной деревне под названием Карасёнки.
Или всё-таки – Поросёнки?..