Глоток воды

Город был во власти  удушающего августовского зноя. Столбик термометра уже вторую неделю замирал у отметки 30 градусов, на улицах хозяйничал запах плавящегося асфальта  и выхлопных газов, замерла дневная суета на улицах и  даже фонтаны, в которых сейчас целыми днями плескались дети, под мощью солнца, потеряли свою звонкую силу, разомлели, били вяло и устало. Молодёжь пооголилась, пожилые люди без нужды в это пекло не выходили. Город жил ожиданием дождя.

В обеденный перерыв Николай ходил перекусить в кафе на соседней улице. Сегодняшний вояж в кафе под палящим солнцем лишил его аппетита, не доев пельмени, он купил бутылку холодной минералки и решил пол часика посидеть на лавочке в парке.
Чтобы срезать путь в парк он пошёл через двор рядом с кафе. В глубине двора притулился ангар,  в котором принимали металлический лом и алюминиевые банки, здесь обычно всегда толкались пожилые бедно одетые люди и бомжи, но сегодня и здесь было пустынно, один только бомж одиноко стоял у стены с болезненным выражением лица, держась правой рукой за водосточную трубу — левой он  массировал грудь под сердцем.

Был он, как и положено, бородат, с колтуном свалявшихся нечёсаных волос, одет был не по «сезону»: он был в толстых чёрных джинсах и облезлой кожаной куртке. «Всё своё ношу с собой», — мелькнуло в голове Николая, бросившего быстрый взгляд на бомжа, а тот неожиданно протянул к нему руку слабым голосом проговорил: «Друг, дай попить... пожалуйста».

Николай приостановился, оторопело посмотрел на бомжа, отметив непроизвольно страшный след застарелого ожога на тёмном лице, который шёл от лба до уха, после на бутылку, которую он почти уже допил, но не напился и, поморщившись, достал из кармана мелочь, протянул её  бомжу со словами: «Сходи купи, здесь хватит на бутылку». —  «Ноги не идут. Не могу, сердце прихватило», — ещё тише сказал бомж. Помявшись, Николай положил деньги  на асфальт, скомкано произнеся: «Ларёк через дорогу, дойдёшь», и  быстрым шагом пошёл прочь.  Шагов через двадцать он обернулся: бомж так и стоял держась рукой за водосточную трубу. Когда минут через сорок он шёл тем же путём из парка, бомжа не было, не было и денег на асфальте.

Вечером у него были гости — невестка с сыном и внуком, жена накрыла стол, испекла торт, после весело играли в лото, расстались после полуночи. На ночь Николай непременно  прочитывал несколько страниц Евангелия, открывая его наугад. Не изменил он этой привычке и в этот раз, хотя время уже было позднее. Открыл он на  притче о Лазаре и богаче и, прочитав её, остановился в задумчивости. Какая-то неясная  и тревожная мысль на дальних задворках мозга, не проявляясь, создавала непонятное беспокойство. Он перечитал притчу ещё раз, а после ещё и кусок притчи: «И в аде, будучи в муках, он поднял глаза свои, увидел вдали Авраама и Лазаря на лоне его и, возопив, сказал: отче Аврааме! умилосердись надо мною и пошли Лазаря, чтобы омочил конец перста своего в воде и прохладил язык мой, ибо я мучаюсь в пламени сем. Но Авраам сказал: чадо! вспомни, что ты получил уже доброе твое в жизни твоей, а Лазарь - злое; ныне же он здесь утешается, а ты страдаешь». Эти слова опять произвели  в голове его некий поиск, какой-то аналогии,  ощущение чего-то знакомого, виденного, но сон его сморил, он стал засыпать  с книгою в руке.

Под утро ему приснился сон. Сон был несуразный, фантастический из тех, что по пробуждении оставляют в человеке тягостный осадок, думы, и головную боль: они с сегодняшнем бомжом, как старые добрые друзья мылись в бане. Бомж был весел, распаренное его лицо  было румяным, светилось счастьем и довольством, он пел песни и смеялся. А он был угрюм, мучился от жары и просил бомжа плеснуть на него холодной водой. Тот с радостью соглашался и,  смеясь, окатывал его водой их таза, но вода не долетала до него: она. будто перед ней была стеклянная преграда, билась об неё и плачущими ручьями стекала вниз. А температура повышалась и повышалась, он просил и просил бомжа окатить его водой, тот  со смехом наполнял таз водой, но каждый раз вода опять встречала невидимую прозрачную стену. Наконец чувствуя, что он начинает задыхаться он закричал... и проснулся, ошалело сев на кровати. Рядом стояла жена, тревожно спрашивающая: «Ты, что, Коля, так кричишь? С тебя пот течёт!» Николай непонимающе глянув на жену  и обессиленно упал на подушку.

В отвратительном настроении, не позавтракав, с головной болью он отправился на работу. Сон преследовал его, он мысленно возвращался к нему, сотрудники его раздражали, всё было не мило, охватывала угрюмость. Дождавшись перерыва, он пошёл в кафе, заранее решив, что ему нужно уеденение и он после непременно пойдёт в парк и посидит в тени под деревьями.   
  Дорогой он непроизвольно отметил, что спешит, остановил себя, попытался идти размеренно, но опять почему-то заспешил.
Кафе пустовало, он уселся у окна, рядом с раздачей. Вяло  прожёвывая лангет, он слушал разговор буфетчицы и  официантки. Они обсуждали какую-то знакомую в третий раз вышедшую замуж, а после буфетчица спросила у официантки: «Ты слышала, Майкл умер?» — «Бомж наш?!» —   удивилась официантка. — Ну, да, вчера. Инфаркт шибанул. Во дворе нашем, у бомжатника. Скорая сразу приехала — жара- какая!Старики перемирают, как мухи».

 В этом месте разговора буфетчицы и официантки Николай, не доев лангета, отставил тарелку в сторону и стал напряжённо прислушиваться.

 «Молодой ещё. Ему и сорока не было, он мне говорил. Безотказный такой, и помои вынести, и машину разгрузить и двор прибрать, я его подкармливала всегда. А чего он Майкл, иностранец что ли?» – проговорила официантка с сожалением в голосе. —   «Не знаю. Майкл, да Майкл, ну и ладно, — пожала плечами буфетчица. — Шрам-то видела? Семья у него сгорела, дети, жена, мать». — «Упокой, Господи его душу, — сказала официантка», и заметив, что Николай привстал из-за стола, быстро спросила его: «Что-нибудь ещё?». Расплачиваясь с официанткой Николай спросил у неё: « Майкл про которого вы говорили, он с обожённым лицом?»  — «А вы его знали?» — спросила заинтересованно  официантка. —  «Видел вчера», — ответил Николай. Он вышел из кафе, посмотрел на потемневшее, грозовое небо небо, где-то далеко за окаёмом, слышался приглушённый и нарастающий рокот сталкивающихся небесных валунов, обещавших живительный дождь.  

Он свернул во двор, подул ветер, наэлектризованное небо лопнуло  молнией,  посыпал дождь, быстро ставший ливнем. Николай  шёл сам не зная куда он идёт, не обращая внимания на ливень. У ангара, поливаемый ливнем, воздев руки к небу, стоял смеющийся молодой бомж, он прокричал приостановившемуся Николаю: «Жизнь продолжается, брат!» —  «Продолжается», — согласно кивнул ему головой Николай, печально улыбаясь. В голове у него бежали строки из Евангелия: «И в аде, будучи в муках, он поднял глаза свои, увидел вдали Авраама и Лазаря на лоне его и, возопив, сказал: отче Аврааме! умилосердись надо мною и пошли Лазаря, чтобы омочил конец перста своего в воде и прохладил язык мой, ибо я мучаюсь в пламени сем. Но Авраам сказал: чадо! вспомни, что ты получил уже доброе твое в жизни твоей, а Лазарь - злое; ныне же он здесь утешается, а ты страдаешь».