***
Раннее утро. В молитвенной комнате нашей больницы должна состояться Божественная литургия. Комната теснится в двухметровой каптерке, щедро пожертвованной администрацией, на перекрестке дорог от приемного отделения к лифту. Там располагается холл, в который буквально вываливается наша молитвенная комната, когда в ней собираются молящиеся более трех человек. Главное, успеть до восьми часов, пока не закрутилась работа в больнице. Но в тот день главным оказалось не это. Не пришла регент, а больных собралось намного больше обычного.
5 минут нет регента– 10 минут нет – телефон не отвечает. Немая сцена. Глубокий вдох – и батюшка, как ни в чем не бывало, говорит:
- Ну что ж, начнем.
Певческого голоса у нас с Машей нет, опыта и знаний нет. Батюшка раздал нам брошюры «Последование Литургии». Напряжённое ожидание в коридоре, руки вспотели, сердце бьется часто-часто, сказать – нет! - уже нельзя. «Господи, помоги, дай голос хоть на час! - взмолилась я. - Вот мы в руки Твои себя отдаем. Ты же видишь, больные пришли на Литургию» … Богослужение началось.
Как же мы пели, не попадая ни в одну ноту! Сейчас это кажется немыслимым, наверное, наши песнопения были приняты за особый девятый глас. Никогда мы так не нуждались в помощи Божией и никогда нам Бог так не помогал. К Символу веры голоса наши окрепли, а Херувимская получилась чудо как хороша. Это была самая необыкновенная Литургия, а после причастия - самая благодатная благодать.
- Благодарю за дерзновение! –воскликнул батюшка по окончании службы. - Если бы вам накануне вечером сказали, что вы будете петь, ведь отказались бы?
– Конечно!
- И литургию пришлось бы отменить?
– Ну, да!
- Но невозможное человеку, возможно Богу! …Как ваши впечатления?
- Литургия на пне! - вдруг пришло мне в голову. Почему-то вспомнился рассказ о лагерной жизни священников, как они, имея антиминс, совершали литургию на клюквенном соке в лесу, на пне. Положение у них тогда было безвыходное…
У регента в тот день серьезно заболел ребенок. Впоследствии мы с Машей на всякий случай выучили песнопения Литургии самым простым четвертым гласом. Правда, случая такого больше не представилось.
***
В Рождественские каникулы я поехала посмотреть храмы Кремля. Все очень интересно, богато, старинно, но это в первую очередь музеи, богослужения в тот день не было, а душа просила молитвы. Выхожу на Красную площадь, а передо мной - часовня Иверской иконы Божией Матери. Это было второе января – Новый год в разгаре. Ничего, что пост. Красная площадь гудит, народу - толпы, гремят фейерверки, скоморохи зазывают на потехи, коробейники рекламируют товары, спонтанные островки людей с песнями и плясками то тут, то там. Что долго рассказывать, как умеет гулять наш народ и справлять Новый год. А тут часовня маленькая, вокруг нее толпа, я подумала - это очередь стоит. Подхожу – свободно, и внутри свободно. Просто чудо какое-то. Снаружи бушует пир на весь мир. А внутри тепло и таинственно. Батюшка служит молебен Иоанну Кронштадтскому, тихое песнопение, горящие свечи, сияющий лик Богородицы… Я подумала тогда: часовня – это наше сердце, наша душа. А мир вокруг нас – это и есть мир с «и» десятеричной. Но мы призваны жить в нем с его весельем, митингами и демонстрациями, телевидением и шоу, пробками на дорогах и прочим. В маленькой Иверской часовне своим чередом идет молитвенная жизнь и внешние звуки гудящего мира даже не долетают до нее. Вот и душа христианина бывает такою часовней, в которой тишина, глубина и молитва, и которая независима от того, что происходит вокруг.
***
Едем из Мерзлово, где восстанавливается с Божьей помощью наш любимый полуразрушенный Воскресенский храм. Только что отслужен молебен. На душе радостно, в легких - сладкий воздух зимнего леса смешан с запахом благоухающего ладана. Хочется говорить о Евангелии. Батюшка за рулем, за окном пламенеющий закат, мы с Олей потихоньку отогреваемся - храм-то без отопления пока. Поешь ли, читаешь ли – а из рта клубы пара – густых, плотных, насыщенных благодатью слов молитвы.
- Батюшка, ну вот жалко мне старшего сына, и что было так стараться! – взял бы тоже пожил всласть, все промотал, как блудный, и вернулся бы на все готовое, - начала Оля.
- Так он же жил почти как ангел, ему Отец говорил: «Все мое – твое, все твое – мое» - это же не слова, а симфония благодати. Зачем же ему было уподобляться младшему? - рассуждал батюшка.
- Эта тема – справедливости - меня начала волновать еще раньше, - поделилась я. Как это можно заплатить работникам одиннадцатого часа, так же, как и первого? Все – таки люди пахали весь день.
- Не с теми себя сравниваете! – провозгласил батюшка. Мы все блудные дети и работники одиннадцатого часа - и никто другой!
- Точно! Ключевое слово – не с теми себя сравниваем! – тогда и осуждение с завистью отпадают сами собой, - обрадовалась я озарению в голове.
- Но все же, - не соглашалась Оля, - когда так бывает в жизни – одни работают, а другие приходят на все готовенькое - это очень несправедливо.
- Забудьте это слово! Радуйтесь, что Бог к нам несправедлив! Суди Он по справедливости - от нас бы и мокрого места не осталось! А Он поступает со всеми по бесконечному милосердию Своему, чему и вам желаю учиться.
Какой прекрасный урок на исходе воскресного дня! В Мерзлово Бог близко, как нигде, поэтому все ясно там становится сразу… Закат догорал, спокойный и тихий вечер опускался на уставшую от суетных забот землю.
