29 августа (10 сентября) 1899 года родился поэт Иван Савин
Творческое наследие Ивана Савина невелико, так как охватывает всего лишь пятилетний период его зарубежной жизни: 1922–1927 годы. И всё же за этот срок он успел оставить яркий след. Имя Ивана Савина считается в традиционном русском зарубежье одним из самых почитаемых, особенно среди представителей первой, послереволюционной эмиграции.
Будет и лик Белого воина, будет и Богом,
и Россией сопричастен к лику святых, и
среди тех образов, из коих этот
лик складывается, образ Савина займёт одно
из самых высоких мест…
Иван Бунин
В последние десять лет в Россию возвращаются имена столпов и икон белогвардейского движения. В 2005 году при участии Владимира Путина и патриарха Московского и всея Руси Алексея II были перезахоронены останки идеологов Белого движения — георгиевских кавалеров генералов
Спустя два года в том же некрополе Донского монастыря предаётся земле прах выдающегося русского
Огневыми цветами осыпали
Этот памятник горестный вы,
Не склонившие в пыль головы
На Кубани, в Крыму и в Галлиполи.
Чашу горьких лишений до дна
Вы, живые, вы, гордые, выпили
И не бросили чаши… В Галлиполи
Засияла бессмертием она.
Что для вечности временность гибели?
Пусть разбит ваш последний очаг —
Крестоносного ордена стяг реет в сердце,
Как реял в Галлиполи.
Вспыхнет солнечно чёрная даль
И вернётесь вы, где б вы ни были,
Под знамёна… И камни Галлиполи
Отнесёте в Москву, как скрижаль.
Напомним, Общество галлиполийцев — русская воинская организация, созданная 22 ноября 1921 года в эмиграции чинами Русской армии генерала
В случае ликвидации Русской армии это общество должно было стать преемником
В тяжёлых условиях русские офицеры и солдаты сумели совершить невозможное — создать сплочённую военную организацию, заставившую считаться с собой. Как писали очевидцы, на берегу Мраморного моря «свершилось русское национальное чудо, поразившее всех без исключения, особенно иностранцев». Разрозненные, измученные духовно и физически, изнурённые остатки армии генерала Врангеля, отступившие в море и выброшенные зимой на пустынный берег разбитого городка, в течение нескольких месяцев «создали при самых неблагоприятных условиях крепкий центр русской государственности на чужбине».
С 1930 года Общество галлиполийцев имело свои отделы в Бельгии, Болгарии, Венгрии, Франции, Чехословакии, Югославии, а также отделения в США и Люксембурге. Кроме того, общество имело свои издания: газету «Галлиполиец» и журнал «Галлиполийский вестник». К 1953 году новые отделы Общества галлиполийцев действовали в Южной Америке, отделения — в Австралии, Испании, Марокко, Сирии.
Общество галлиполийцев подготовило несколько изданий стихотворного сборника Ивана Савина (Саволайнена), который, хотя и никогда не был в Галлиполии, чтится истинным галлиполийским поэтом. В предисловии к сборнику стихов Ивана Савина «Ладонка» (1958), переизданному в США «Перекличкой»,
Родился Иван Савин 29 августа 1899 года по старому стилю в Одессе, всё детство и юность провёл в городе Зенькове Полтавской губернии. Его дед, финский моряк Йохан Саволайнен, встретив в Елисаветграде русскую гречанку и женившись на ней, остался жить в России. От этого брака родился отец поэта — старший Иван Иванович Саволайнен. По профессии он был нотариусом. В одной из своих деловых поездок влюбился в молодую
Позже семья Савиных была сметена ураганом революции и Гражданской войны. Сёстры умерли. Расстреляны в Крыму два старших брата — бойцы Добровольческой армии белых. Младшие, Николай и Борис, также погибли. Память о четверых братьях Иван Савин хранил всю свою короткую жизнь. Им он посвятил такие стихи:
Ты кровь их соберёшь по капле, мама,
И, зарыдав у Богоматери в ногах,
Расскажешь, как зияла яма,
Сынами вырытая в проклятых песках,
Как пулемёт на камне ждал угрюмо,
И тот, в бушлате, звонко крикнул: «Что начнём?»
Как голый мальчик, чтоб не думать,
Над ямой стал и горло проколол гвоздём…
И старый прапорщик во френче рваном,
С чернильной звёздочкой на сломанном плече,
Вдруг начал петь — и эти бредовые
Мольбы бросал свинцовой брызжущей струе:
Всех убиенных помяни, Россия,
Егда приидеши во царствие Твоё.
…Предпоследняя строка написана на могильном памятнике Савину.
Сам Иван Савин во время Гражданской войны прямо со школьной скамьи своего тихого провинциального городка пошёл добровольцем в кавалерию армии генерала Деникина, где сражался в уланском эскадроне
В Финляндии ему пришлось работать портовым грузчиком, затем сколачивать на сахарном заводе ящики. Свободное время — под псевдонимом Иван Савин — посвящал литературе: писал публицистику, прозу и стихи. Публиковался во всех европейских ведущих эмигрантских газетах: «Русские вести» (Гельсингфорс), «Сегодня» (Рига), «Жизнь» (Ревель), «Руль» (Берлин), «Возрождение» (предшественница парижского журнала «Возрождение), «Иллюстрированная Россия» (Париж), «Новое время» (Белград). Редактировал журнал «Студенческие годы», был спецкором шведской газеты и председательствовал в кружке русской молодёжи в Гельсингфорсе (Хельсинки), в рамках которого изучалась русская поэзия и ставились его пьесы — «Там», «Молодость». На занятиях кружка молодёжи литератор познакомился с
Творческое наследие Ивана Савина невелико, так как охватывает всего лишь пятилетний период его зарубежной жизни: 1922–1927 годы. И всё же за этот срок он успел оставить яркий след. Имя Ивана Савина считается в традиционном русском зарубежье одним из самых почитаемых, особенно среди представителей первой, послереволюционной эмиграции.
«Ему не было ещё и двадцати лет, когда он пережил начало революции, затем Гражданскую войну, бой с большевиками, плен у них после падения Крыма… Он испытал гибель почти всей своей семьи, ужасы отступления, трагедию Новороссийска… После падения Крыма он остался, больной тифом, на запасных путях Джанкойского узла, попал в плен… Узнал глумления, издевательства, побои, голод, переходы снежной степи в рваной одежде, кочевания из Чеки в Чеку…» — так писал о поэте Иван Бунин.
На прижизненный сборник стихов литератора, изданный в Белграде в 1926 году по рекомендации профессора Даваца Главным правлением Галлиполийского общества,
Именно Ивану Савину, по мнению американского эссеиста, поэта и подвижника Валентины Синкевич, посвятившей его творчеству яркое эссе в «Записках Русской академической группы в США», больше, чем к кому бы то ни было из его современников, относятся строки Зинаиды Гиппиус: «Если человек хуже зверя — я его убиваю. Если кончена моя Россия — я умираю». У истово верующего христианина Савина смысл слова «убиваю» связан с мучительными размышлениями:
Любите врагов своих… Боже,
Но если любовь нежива?
Но если на вражеском ложе
Невесты моей голова.
Но если, тишайшие были
Расплавив в хмельном питье,
Они Грехом твою землю растлили,
Грехом опоили её?
Господь, успокой меня смертью,
Убей. Или благослови
Над этой запёкшийся твердью
Ударить в набаты крови…
В творчестве Савина несомненны черты романтизма, особенно в его стихах. Порой пафос героики роднит его со знаменитым петербуржцем Николаем Гумилёвым:
Зевнули орудия, руша
Мосты трёхдюймовым дождём.
Я крикнул товарищу: «Слушай,
Давай за Россию умрём».
В седле, подымаясь как знамя,
Он просто ответил: «Умру»,
Лилось пулемётное пламя,
Посвистывая на ветру…
У европейских
Для творчества Савина характерна и перекличка с Мариной Цветаевой. Белая символика — «лебединое крыло» у Савина и «лебединый стан» у Цветаевой: «Не лебедей это в небе стая: Белогвардейская рать святая/ Белым видением тает, тает…» Сравним: «В окружённом плахою круге/ Лебединое билось крыло…» Символично, что в одном из своих самых популярных стихотворений поэт уподобляет Россию иконе, перед ликом которой он, как свечи, зажигает походные песни:
Оттого высоки наши плечи,
А в котомках акриды и мёд,
Что — мы грозной дружины предтечи —
Славословим Крестовый поход.
Оттого мы в служеньи суровом
К Иордану святому зовём,
Что за нами, крестящими словом,
Будет воин, крестящий мечом.
Да взлетят белокрылые,
Да взлетит золотое копьё!
Я, немеркнувшей славы глашатай,
Отдал Господу сердце своё.
Да придёт! Высокие плечи
Преклоняя на белом лугу,
Я походные песни, как свечи,
Перед ликом России зажгу.
Себя же автор сравнивает с поэтом, повествующим о трагичных событиях.
Набегая, как хрупкая шлюпка,
На девятый, на гибельный вал,
К голубому слову — голубка —
В чёрном грохоте рифму искал.
За оставшиеся несколько лет своей жизни Иван Савин выступает как свидетель Белого дела. Он, в частности, привлекает внимание к фигуре Мальсагова, чудом выжившего в Соловецком лагере и опубликовавшего — с его подачи — шокирующую повесть в латышской газете «Сегодня». Вместе с супругой встречался и беседовал на Валааме со знаменитой фрейлиной последней императрицы Анной Вырубовой. Мать Вырубовой — Танеева — дала Ивану Савину интервью, отправленное им во влиятельный шведский журнал. Таким образом, литератор последовательно подкрепляет своё убеждение, что оставлен на земле «в дозоре», для свидетельства:
Я — Иван, не помнящий родства,
Господом поставленный в дозоре.
У меня на ветряном просторе
Изошла в моленьях голова…
Всё пою, пою. В немолчном хоре
Мечутся набатные слова:
Ты ли, Русь бессмертная, мертва?
Нам ли сгинуть в чужеземном море?!
У меня на посохе — сова
С огненным пророчеством на взоре:
Грозовыми откликами вскоре
Загудит родимая трава.
О земле, восставшей в лютом горе,
Грянет колокольная молва.
Стяг державный богатырь Бова
Развернёт на русском косогоре.
И пойдёт былинная Москва,
В древнем Мономаховом уборе,
К святой заутрене, в дозоре
Странников, не помнящих родства.
О стихах Савина Иван Елагин писал, что в самом их звучании «ритм походки выведенных на расстрел, шатающихся от слабости и от непривычного после тюрьмы свежего воздуха. Ритмическая неровность некоторых строк, их отрывистость придают стихотворению взволнованность свидетельского показания. Иван Савин свидетельствует о своём страшном и героическом времени, и его поэзия — поэзия высоких обид и высокого гнева. Этот высокий гнев сочетался у Ивана Савина с высокой жертвенностью. Умереть за Россию, за её честь — к этому призывала его поэзия».
Уже после смерти Савина Иван Бунин так оценил его поэтический дар: «То, что он оставил после себя, навсегда обеспечивало ему незабвенную страницу в русской литературе.
Знаменательно, что в повести «Плен» Савин описал не только красных, жёстко мстивших оставшимся белым воинам за то, что часть армии ушла морем, но отметил и тех, в ком близко сострадание к ближнему. Так, в госпиталь Джанкоя, захваченный красными, неожиданно приходит офицер. Он приносит папиросы, сахар и сухофрукты. Обращается к доктору: «Раздайте поровну вашим больным. Всем без исключения — и белым, и красным, и зелёным, если у вас таковые имеются. Я сам бывал в разных переделках, так что знаю. Все мы люди… прощайте!»
«Когда и чем отплачу я за помощь, мне и многим оказанную. Отсюда, из далёкой северной земли, земной поклон шлю всем, жалости человеческой в себе не заглушившим в те звериные дни», — напишет впоследствии Савин. Отметим, что после первого появления на Западе «Колымских рассказов» Варлама Шаламова многие критики, живущие в изгнании, называли «Плен» предтечей мощной шаламовской прозы. В этом произведении звучит кредо творчества Савина: «…в те воистину голгофские года, я почувствовал в себе, осязал и благословил камень твёрдости и веры, брошенный мне в душу белой борьбой». «Белая борьба» — необходимость сопротивления злу силой. В то же время, отмечали критики двадцатых годов, и в частности Пётр Пильский, «в его писаниях явно чувствуется и невольно просвечивает уединённое келейничество». «Таким он был, таким и жил, таким же представал и герой его беллетристических вещей, — простая и ясная человеческая душа, несущая в себе неумирающие порывы к небу, к Богу, к радостной тишине и благости прощения».
Обычно большинство пишущих о творчестве Ивана Савина делают упор именно на его патриотическую лирику, обходя любовную. Но и любовная лирика у Савина — несомненно высокая поэзия, поражающая своей музыкальностью.
Когда палящий день остынет
И солнце упадёт на дно,
Когда с ночного неба хлынет
Густое, лунное вино,
Я выйду к морю полночь встретить,
Бродить у смуглых берегов,
Береговые камни метить
Иероглифами стихов.
Маяк над городом усталым
Откроет круглые глаза,
Зелёный свет сбежит по скалам,
Как изумрудная слеза.
И брызнет полночь синей тишью.
И заструится млечный мост…
Я сердце маленькое вышью
Большими крестиками звёзд.
И, опьянённый бредом лунным,
Её сиреневым вином,
Ударю по забытым струнам
Забытым сердцем, как смычком.