«Красивая жизнь» или Ловушка для эгоиста (продолжение продолжения)

Однако, в полном соответствии с поговоркой «утро вечера мудренее», уже назавтра Ивакин забыл о своих вчерашних сомнениях и страхах. Тем более, что жизнь в офисе явно входила в прежнюю колею. Да, пока еще его коллеги обсуждали покупки и новости эстрады без прежнего воодушевления. Но никто уже не вспоминал о погибшем Егоре. Только Юленька продолжала пошмыгивать носом.

— Ты что, простыла? — поинтересовался Макс. — Тогда держись от меня подальше. Я, знаешь ли, не хочу из-за тебя заболеть. Своих проблем по уши…

В ответ девушка расплакалась навзрыд.

— Это она из-за Егора. — елейно пропела Викуся. — Тебе ведь он нравился, правда, Юль? А он, между прочим, на тебя и смотреть не хотел. Ему Галька нравилась. Уж я-то знаю…

Галя резко встала и подошла к рыдающей Юленьке.

— Успокойся, успокойся. — приговаривала она, гладя ее по голове. — Не надо плакать… Бог забрал Егора к Себе. Мы будем за него молиться…

— Отстань ты со своим Богом! — отмахнулась Юленька. — Если хочешь, сама в Него верь! А я не верю! Вот вы говорите: Бог добрый, Бог добрый… Тогда зачем Он забрал Егора?

— Значит, так было надо. — ответила Галя. — Бог всегда делает так, как нам лучше. Хотя мы не всегда понимаем, что это правда. Приходится смиряться…

— Лучше бы Он забрал тебя! — вскинулась Юленька. — Ханжа! Лицемерка! Ну и шла бы в монастырь, если ты такая смиренная! Что же ты тут-то сидишь, а?

Галя изменилась в лице, губы ее шевельнулись. Казалось, еще миг, и девушка крикнет Юленьке в лицо что-то злое и обидное. А Викуся наблюдала за происходящим с нескрываемым интересом, явно предвкушая скандал. Но к ее немалому разочарованию, Галя молча уселась на свое место и до самого вечера не проговорила ни с кем ни слова. Впрочем, никто и не пытался заговорить с ней. Странное дело — после этой женской перепалки обитатели офиса отчего-то притихли, словно она непонятным образом имела отношение к ним. Или это опять-таки являлось лишь плодом воображения Николая Ивакина, потрясенного внезапной и нелепой смертью такого молодого и жизнерадостного парня, как Егор?

* * *

Галя уволилась через две недели. Ее уход стал неожиданностью для коллег: девушка не сказала им, что подала заявление на расчет. Поэтому Ивакин узнал об этом лишь в тот день, когда Галя, отбыв свой последний рабочий день в «Белле Вида», навсегда покинула офис, произнеся вместо «до свидания» — «прощайте». И обсуждать уход девушки пятеро мониторов стали лишь на другой день после этого. Причем больше всех ее поступок отчего-то волновал Викусю:

— Вот дура-то! — негодовала она. — И чего ей тут не хватало? А, может… Юль, а Юль! Как ты думаешь, это она не из-за тебя ли, а? Вроде, вы тогда, неделю назад, хорошо поцапались… Слушай, а что ты тогда ей сказала? Вроде, что-то про монастырь… Интересно, она и впрямь в монашки подастся? Как ты думаешь?

Юленька шмыгнула носом и отвернулась к стене. Мрачный Зеленцов молча смотрел на экран своего компьютера. Ивакин тоже хранил молчание, чувствуя, что разговор принимает весьма неприятный оборот. И лишь Макс решился ответить на повисший в воздухе вопрос Викуси:

— Да ну ее! — недовольно буркнул он. — Ушла и ушла! Скатертью дорога! Меньше народа, больше кислорода. Интересно, кого теперь заставят вместо нее в командировки ездить? Эх, хоть бы они поскорее кого взяли, что ли! Надоело за других горбатиться!

Что до Ивакина, то он не мог взять в толк, зачем Гале понадобилось уходить из «Белле Вида». Неужели из-за ссоры с Юленькой? Несерьезно. Да и было ли это ссорой? Просто девушка, расстроенная гибелью любимого человека, не смогла сдержать своих эмоций. Такое бывает часто. И выходка Юленьки вполне объяснима и простительна. Стоило ли делать из этого трагедию? Хотя, к чему лукавить, женщины горазды раздувать из мухи слона, не раздумывая о возможных последствиях подобных метаморфоз:

«— Милая женушка, ты неправа.

— Что? Как ты сказал? Это я тебе вру? Да как ты смеешь меня оскорблять? Мама! Мама! Он говорит, что я ему изменяю!»

Конечно, это был всего лишь старый-престарый анекдот. Но все-таки сколько раз к Ивакину на прием являлись девушки, дамы и старушки, которые вовремя не смогли простить, изжить и забыть какую-то обиду. А та, укоренившись в их уме и сердце, разрушила их здоровье, счастье, саму жизнь, приучив видеть во всем только плохое, не замечая хорошего. В итоге эти несчастные годами обивали пороги кабинетов неврологов, психотерапевтов, а со временем — и психиатров, требуя помочь им и негодуя на то, что даже светила медицины не могут разобраться в их сложном, запущенном недуге. И не понимая, что их болезнь — из тех, в которых, по словам поэта, «должен сам помочь себе больной». Вернее, не желая этого понять. Ведь куда проще винить в собственных бедах кого угодно, кроме самого себя…

Тем не менее, опыт двухнедельного общения с Галей убеждал Ивакина: причина ее ухода из «Белле Вида» — отнюдь не обида на Юленьку, а что-то другое, куда более серьезное. Хотя ему почему-то казалось: Галино увольнение как-то связано с ее ссорой с Юленькой. Вот только в чем заключается эта связь?

* * *

Впрочем, на другой день Ивакин забыл о своих вчерашних раздумьях. В конце концов, что ему за дело до того, почему уволилась Галя? Как говорится, чужая душа — потемки. Макс прав — ему по горло хватит и собственных проблем… Вдобавок, с утра их всех обязали явиться на внеплановое собрание. Ивакин шел туда не без тайной надежды, что на нем он узнает причину увольнения Гали. Вернее, что-то, позволяющее догадаться, почему она ушла. Ведь Николай уже успел убедиться: руководство «Белле Вида» весьма чутко реагирует на каждое чрезвычайное происшествие, связанное с делами фирмы. Уволили Игоря и Альфию — созвали общее собрание. Разбился Егор — снова собрание. Причем в обеих случаях виновными объявили тех, кого, скорее, можно было назвать пострадавшими. Вменив им в вину нарушение ценностей фирмы. Хотя, если поразмыслить, и Игорь, и Егор поступили с точностью до наоборот. Разве не исполнительность заставила Егора нарушить правила дорожного движения, заплатив за это жизнью? И разве можно назвать нескромным поступок Игоря, женившегося на Альфии? Скорее, напротив. Похоже, фирма стремилась во что бы то ни стало всего обелить себя, как волк из известной басни, убеждавший суд, что он задрал ягненка исключительно с целью самообороны… Интересно, в чем же тогда обвинят Галю?

Однако Ивакин ошибся. На повестке дня оказалось совсем иное событие.

— С глубоким сожалением вынужден довести до вашего сведения, что в печать просочились сведения о смертельном случае, якобы связанном с употреблением нашего препарата беллкогнита. — в голосе директора слышались искренние скорбь и возмущение. — Однако эта информация является очередным вымыслом наших конкурентов. Многократные и многолетние исследования убедительно подтвердили: беллкогнит — практически безопасный препарат. Отмечалось лишь несколько случаев его индивидуальной непереносимости, примерно один случай на 100 тысяч населения. Пациентка из Новой Зеландии, причиной смерти которой якобы стал прием беллкогнита, страдала тяжелым хроническим заболеванием, требовавшим приема целого ряда лекарственных препаратов, одним из которых был беллкогнит. Мы сегодня же дадим вам схему ответов на типовые вопросы, которые вам могут быть заданы в связи с этим случаем. Если эти вопросы будут носить иной характер, вам следует посоветовать интересующимся лицам обращаться к руководству фирмы, то есть, к нам. Однако, если кто-то из ваших родственников и знакомых принимает беллкогнит, то смею заверить вас, что это — совершенно безопасный препарат, в связи с чем нет никаких оснований прекращать его употребление на основании заведомо ложных и совершенно беспочвенным слухов.

— Ишь ты, как распелся! — послышался за спиной Ивакина знакомый шепоток. — Прямо соловей!

— Да уж! Знает кошка, чье мясо съела! — раздалось в ответ. — Единственный случай! Как же! Знаем…

— А что, еще были? — полюбопытствовал собеседник.

— А ты как думаешь? — с нескрываемым ехидством вопросил первый голос.

— Да ну?

— А то!

Ивакин был вне себя от возмущения. Какая наглая клевета! Ведь во время командировки в Михайловск он получил неоспоримые данные об эффективности и безопасности беллкогнита. Вдобавок, Ивакин хорошо помнил, какой радушный прием оказал ему совсем недавно директор «Белле Вида». Так неужели такой тактичный, обаятельный человек способен нагло лгать в лицо своим сотрудникам? Нет! Этого не может быть! Ивакин уже хотел было обернуться и заявить бессовестным шептунам, что исподтишка поливать грязью свою работу-кормилицу является верхом бестактности. Однако в этот момент директор распустил собрание и заметно оживившиеся сотрудники, толкаясь в проходах между рядами стульев, наперегонки поспешили к выходу из зала. Напрасно Ивакин пытался вычислить среди них любителей задушевных бесед за чужими спинами. Ведь он, если и мог узнать их, то лишь по голосам…

И все-таки: отчего же уволилась Галя?

* * *

Следующая неделя, к счастью, прошла без происшествий. За это время Ивакин окончательно освоился на новой работе. Так что уже начал немного разбираться в перипетиях личной жизни эстрадных артистов и прочих вещах, которыми столь живо интересовались его коллеги по «Белле Вида». Причем теперь эти разговоры уже не казались Ивакину пошлыми. Скорее, даже наоборот. В самом деле, разве плохо, что Инанна Балуева в очередной раз собирается замуж? Да, Лев Громов моложе ее на двадцать лет… Зато какая у них любовь! Говорят, что Громов чуть ли не со школьных лет любил Инанну! Ах, как это трогательно! А какой у него особняк в Подмосковье! Самое настоящее имение! Дворец! И везет же некоторым…непонятно за что. Ведь Викуся права: эта Инанна — полная бездарь, ни голоса, ни фигуры…то ли дело Алиса Дубровкина…хотя, в сущности, и та не лучше…все они одинаковы.

Вдобавок, Ивакину стали нравиться их бесконечные чаепития. Макс прав: если в течение рабочего дня можно продуктивно работать лишь три часа, то что еще остается делать, если не чаевничать? Чай пить — не дрова рубить. Вдобавок, где еще можно бесплатно наесться до отвала чипсов и печенья? Правда, такой едой сыт не будешь, не говоря уже о том, что от нее подозрительно попахивает прогорклым маслом, а спустя некоторое время начинает болеть живот… И все же Николай за обе щеки уплетал дармовую снедь, чтобы не отстать от других. Между прочим, он даже сделал интересное наблюдение: оказывается, масса тела того или иного из его коллег напрямую зависела от стажа их работы в фирме. Да и сам Ивакин за три недели пребывания в ней умудрился пополнеть на четыре килограмма, что его нисколько не огорчало: сотрудник столь солидной компании, как «Белле Вида» просто должен иметь соответственно солидный хабитус14.

Места Егора и Гали все еще пустовали. А безутешная Юленька никак не могла расстаться со своим насморком. Девушка заметно осунулась и побледнела, превратившись в печальную тень прежней улыбчивой и жизнерадостной Юленьки. Она уже не участвовала в задушевных беседах за чаем, и, казалось, утратила интерес ко всему происходящему вокруг. Теперь уже не было сомнений — она действительно любила Егора. И потому так тяжело переживала его гибель. Ивакин заметил, что девушка украдкой принимает какие-то таблетки. И насторожился. Потому что Юленька пила их по нескольку раз на день, наверняка, сильно превышая положенную дозу. Неужели она не понимает, что делает? Ведь самое полезное лекарство при неправильном приеме может стать для больного ядом… Несколько дней Николай маялся в раздумьях: стоит ли ему поговорить с Юленькой по душам и попытаться чем-нибудь помочь ей? Ведь он все-таки врач, и потому не вправе безучастно смотреть на страдания девушки. Хотя, с другой стороны, стоит ли навязываться? Ведь Юленька не просит его о помощи. Что ж, таком случае, пусть справляется сама. Как там говорил Макс: спасение утопающих — дело рук самих утопающих. И все же ему было жаль тающую на глазах Юленьку.

Однако Ивакину не долго пришлось размышлять над тем, обязан он помочь ей или нет. Потому что вскоре девушка сама попросила его об этом.

Как-то раз, когда подошло время очередного чаепития, он засиделся на своем месте, желая непременно дочитать интересную статью, найденную им в интернете. И настолько погрузился в чтение, что не заметил, как к нему тихонько подошла Юленька.

— Простите. — нерешительно произнесла она. — Я хотела Вас попросить…

— М-да. — рассеянно отозвался Ивакин, дочитывая последний абзац, и поднял голову. Юленька отвернулась и шмыгнула носом.

— Простите. Вы не могли бы мне помочь? — пролепетала она, пряча в рукав скомканный платочек. — У Вас ведь есть знакомые врачи? Не могли бы Вы попросить их выписать мне одни таблетки?

— Какие таблетки? — насторожился Ивакин. Интересно, что за лекарство понадобилось девушке? Судя по ее состоянию, это наверняка один из транквилизаторов, которые выписывают на номерных бланках за множеством печатей… Иначе Юленька не стала бы изображать конспиратора и караулить момент, когда они с Ивакиным останутся наедине. Так что же ей нужно?

— Ну, я просто не совсем правильно выразилась. — Юленька потянула из рукава носовой платочек. — Мне нужен рецепт.

— На что? — теперь Ивакин не сомневался — Юленьке нужны отнюдь не поливитамины, а куда более серьезное средство. Как не сомневался и в том, что откажет ей. Благо, он может оправдаться тем, что уже не работает в поликлинике. Конечно, можно попросить кого-то из бывших коллег. Хотя стоит ли это делать? Неизвестно, что за лекарство понадобилось девушке. Наверняка, это все-таки какой-то сильный транквилизатор. Так стоит ли создавать лишние проблемы себе и другим, заставляя кого-то из бывших коллег выписать его для Юленьки?

— Видите ли… — начал было Ивакин. Однако девушка перебила его:

— Просто у меня в последнее время большие проблемы. Никак не могу сосредоточиться. Вот я подумала…может, Вы…

— Простите, Юленька. — произнес Ивакин, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более участливо. — Боюсь, я не сумею Вам помочь. Видите ли…

В ответ та разрыдалась. И Николаю стало не по себе. Несмотря на известную долю профессиональной жестокости, приобретенной за годы работы в поликлинике, он все-таки не мог равнодушно наблюдать, как плачут женщины. Вот и на сей раз, стоило Юленьке заплакать, как Ивакин бросился утешать ее:

— Пожалуйста, Юля, успокойтесь! Не надо плакать!

Девушка взглянула на него с нескрываемой ненавистью:

— Эх, Вы! Я думала, хоть Вы не такой, как они. Да, видно, ошиблась. Все вы одинаковы. Кроме нее. Она-то была лучше вас!

И, не успел растерянный Ивакин закрыть разинутый от удивления рот, как Юленька выскочила из офиса, дробно стуча каблучками, оставив его думать и гадать: что бы могла означать загадочная фраза, брошенная девушкой? «Я думала, хоть Вы не такой…» Как видно, Юленька имела какие-то основания надеяться на помощь именно со стороны Ивакина. Потому что поначалу он чем-то отличался от своих коллег. А потом стал таким же, как они… В таком случае — в чем суть происшедшей с ним перемены? Этого Ивакин не мог понять. Однако без труда догадался: фраза «она-то была лучше вас» относилась к Гале. Но в чем же состояло ее превосходство над остальными мониторами? Тем, что она бескорыстно помогала тем, кто нуждался в помощи? Или тем, что не отвечала злом на зло? Но почему она так поступала? А может, это как-то связано с ее верой в Бога?

Чем больше Ивакин раздумывал над этим, тем сильнее он жалел, что упустил возможность поближе познакомится с Галей. Может быть, именно она смогла бы объяснить ему, чем является «Белле Вида». Фармацевтической фирмой или же маскирующейся под нее сектой? Почему этот вопрос все больше беспокоил Николая Ивакина. Особенно — после гибели Егора.

* * *

Наступило очередное воскресенье. День, которого каждый человек ждет как праздника. Потому что в выходной можно отоспаться, переделать кучу накопившихся за неделю домашних дел, пойти погулять, почитать книжку, отдохнуть душой в семейном кругу…одним словом, сполна насладиться целыми сутками свободы. Именно так и проводил свои выходные бывший врач-невролог, а ныне сотрудник фармацевтической фирмы Николай Ивакин. Однако это воскресенье обещало стать для всей его семьи двойным праздником. Не просто выходным, но еще и днем больших (да что там!) великих покупок. Ведь Николай отработал в «Белле Вида» уже месяц. И за несколько дней до заветного выходного получил свою первую «фирменную» зарплату. Ее сумма обрадовала Николая — еще никогда он не держал в руках таких денег. Неудивительно, что Ивакин чувствовал себя подлинным крезом. Проще говоря — всемогущим богачом. Ведь, как известно всем, золотой ключик открывает любые двери и исполняет любые желания и прихоти своего владельца. Инна тоже приободрилась — ее мечты об обновках и золотом колечке явно приближались к осуществлению. И она надеялась в понедельник продемонстрировать их перед коллегами, которые, по ее словам, должны были умереть от зависти. Что до Сашки, то его радовала сама перспектива отправиться куда-нибудь с папой и мамой. Не часто он видел их такими радостными, как в тот воскресный день…

Поначалу Ивакин предложил Инне поехать за покупками в один из магазинов сети «Ашан». Ведь каких только бутиков там нет! И с обувью, и с одеждой, и со всевозможной парфюмерией, и с игрушками, и с ювелирными украшениями… Есть даже детская игровая площадка, куда можно отправить Сашку. А они тем временем отправятся присматривать себе обновки. Вдобавок, в «Ашане» можно закупить продуктов на неделю. Ведь выбор там большой, а цены куда ниже, чем в магазинах. Поэтому многие москвичи по выходным ездят за продуктами в ближайший «Ашан». Почему бы и им не поступить так же?

Как ни странно, Инна встретила этот план в штыки:

— Ты что, сдурел? — заявила она Ивакину, опешившему от столь бурной реакции супруги на его, на первый взгляд, разумное предложение. — Чего там хорошего? Дешевка одна! Еще придумай на какой-нибудь рынок поехать… или лучше сразу же в секонд-хэнд… Хочешь — сам ходи оборванцем, если себя не уважаешь. А я не собираюсь! Надоело быть хуже всех!

Во избежание явно назревавшего скандала Ивакин предложил отправиться в ГУМ или в Охотный ряд. Эти слова возымели на Инну поистине магическое действие — она тут же успокоилась. Мало того — заметно повеселела. Разумеется, Ивакину была понятна радость Инны — прежде они могли позволить себе шоппинг лишь в дешевых магазинах, а то и вовсе — на рынке. А тут, шутка ли — ГУМ! Хотя, по правде сказать, Николай сильно сомневался в том, что вещи, продающиеся в дорогих магазинах, шьют не там же, где и базарный ширпотреб. Ведь, как в известном анекдоте, галстук в захудалом ларьке стоит копейки, в то время, как в дорогом магазине за него же приходится выкладывать тысячи… И все-таки худой мир лучше доброй ссоры. Пусть даже покупки в ГУМ-е обойдутся им дороже, чем в «Ашане» — от него не убудет. Зато Инна порадуется вволю. Уж гулять, так гулять! Да здравствует красивая жизнь!

Вдобавок, Ивакину хотелось, в некотором роде, взять реванш. Ведь именно в ГУМ-е произошла его судьбоносная встреча с бывшим коллегой Ильей Шишовым, ныне сотрудником фармацевтической фирмы. Тогда Ивакин еще был нищим поликлиническим врачом. Каким же богачом казался ему в ту пору Илья Шишов! Но вот теперь сам Ивакин стал таким, как он!

И тут Николаю вдруг вспомнились загадочные слова Юленьки: «я думала, что Вы не такой…все вы одинаковы». Что же они все-таки значили? В чем суть метаморфозы, происшедшей с ним за месяц работы в «Белле Вида»? Хотя…не все ли равно? Главное: сегодня воскресенье. Выходной. И день больших покупок. Так что долой неприятные раздумья! Gaudeamus igitur!15

Тем не менее, поездка в ГУМ все же не обошлась без неприятности: в недавно полученном Николаем служебном «Форде» в очередной раз забарахлил мотор. Импортная техника выходила из строя со столь завидными частотой и постоянством, что Ивакин уже махнул на нее рукой и ходил на работу пешком, а место под его недвижимым «Фордом» облюбовали для свиданий дворовые барсики и мурки. Впрочем, Ивакин был отнюдь не единственным сотрудником «Белле Вида», которому не повезло с машиной — все его коллеги-мониторы жаловались на то, что их автомобили непрестанно ломаются, и, будь на то их воля, они давно сдали бы их в металлолом… А Макс ворчливо сетовал на скупость руководства фирмы: нет бы им приобрести для всех сотрудников более качественные модели, так нет же, на хороших машинах ездит только руководство, ну, еще и у менеджеров автомобили вполне приличные, а для мониторов закупили, так сказать, лучшие из худших, проще говоря, дрянную дешевку. Увы, мониторам оставалось утешаться лишь тем, что секретарям, сусарам тож, автомобилей и вовсе не полагалось. Даже таких, которые больше годились не для езды, а для украшения двора. Ведь гораздо легче переносить подлинное или мнимое несчастье, вспоминая, что другим приходится еще хуже.

Промаявшись минут двадцать с мотором, Ивакин развел руками — похоже, его злополучному «Форду» в очередной раз потребовалось серьезное «лечение» в автомастерской. В итоге они поехали в ГУМ по-простецки, на метро. Инна всю дорогу дулась, и оживилась лишь тогда, когда они вошли внутрь ярко освещенного здания, по которому взад-вперед дефилировали люди, разглядывая выставленные в витринах одежду, обувь, косметику. Разумеется, среди них было немало зевак, явившихся сюда просто для того, чтобы «покормить глаза». Однако имелись и счастливцы, выходившие из того или иного бутика с покупками, упакованными в элегантные фирменные пакеты. Магазин казался подлинным царством моды и достатка: иностранные надписи на витринах, разряженные в пух и прах манекены, витающий в воздухе тонкий аромат французских духов… Еще совсем недавно Ивакин мог лишь робко созерцать все это великолепие. И с робкой завистью поглядывать на тех, кому оно было по карману. Но сейчас, стоило ему раскрыть бумажник, он мог стать хозяином любой из этих вещей. Вот она, красивая жизнь! Вот оно, счастье!

— Сначала сюда! — голос Инны вернул его с заоблачных высот на землю. И они свернули в стеклянную дверь бутика, где в таинственном полумраке стояли манекены в женских платьях и костюмах…

Следующие два часа они обходили бутик за бутиком, выбирали, примеряли, расплачивались. Разумеется, Ивакин купил Инне и новое платье, и понравившийся ей золотой кулон в форме сердечка с крохотным бриллиантом посередине… Но, как ни странно, его супруга почти не обрадовалась долгожданным подаркам. И, едва выйдя из очередного бутика с очередной покупкой, спешила зайти в соседний, а потом в следующий, и так далее… В одном она приглядела себе замечательные черные итальянские туфли на тонких, высоких каблучках, в другом — сумочку, в третьем — духи и тушь для ресниц, в четвертом… Увы, Ивакину слишком скоро пришлось убедиться, что даже всей его зарплаты не хватит на то, чтобы приобрести все то, что хотелось Инне. Ведь, как аппетит приходит во время еды, так и пресловутый «хватательный рефлекс» резко усиливается во время хождения по магазинам, становясь поистине необузданной страстью.

Когда они наконец-то вышли на улицу, нагруженные коробками и пакетами, Ивакин чувствовал себя до крайности подавленным и разбитым. И, хотя на улице было на редкость ясно и солнечно, не говоря уже о том, что до конца воскресного дня оставалось еще почти полдня, ему хотелось, чтобы этот злосчастный, хмурый и безрадостный выходной поскорее кончился. Разумеется, это можно было объяснить усталостью, обилием впечатлений от утомительного похода по ГУМ-у, а также тем, что Ивакин так и не смог купить себе нового костюма, ограничившись лишь парой рубашек и галстуком. Увы, после похода за покупками его поначалу тугой кошелек уже начал показывать донышко… И все-таки причина его безрадостного настроения была отнюдь не в этом, а в чем-то совсем другом. Но в чем именно? Этого Николай не мог понять. Он просто чувствовал себя обманутым ребенком, которому злые шутники дали большую конфету в яркой обложке. Однако, когда он, уже чувствуя во рту вкус шоколада, развернул бумажку, внутри оказалась пустота… Вот и он сейчас чувствовал себя опустошенным…

Мало того, подавленное настроение Ивакина, похоже, передалось и его супруге. Всю дорогу до дома Инна не проронила ни слова. И это при том, что за день она получила столько подарков и обновок, сколько ей не доводилось получать за семь лет житья с Ивакиным! Любая женщина на ее месте, наверняка, порадовалась бы этому. Увы, она словно утратила интерес к содержимому пакетов и коробок. Но почему, почему?

Только один Сашка искренне радовался воскресному дню. Хотя папа с мамой, занятые собой и своими покупками, совершенно забыли купить ему мороженое…

* * *

…Корпоратив!

Это слово носилось в воздухе уже давно. Оно витало и в коридорах, где сотрудники фирмы обменивались приветствиями при встречах, и в столовой, и в офисах. Но чаще всего оно звучало во время чаепитий. И, как запах мандаринов вызывает на нас ностальгические воспоминания о Новом Годе, так и это слово вызывало у всех сотрудников «Белла Вида» вполне определенные, весьма радостные, ассоциации.

— Юль, а Юль! — донимала Викуся Юленьку. — Ты в ресторан какое платье наденешь? Прошлогоднее? Или новое купишь? А цвет какой? Зеленый? Или, может быть, черный? А? Кстати, вполне элегантно будет. Опять же, сама понимаешь…

Ответа не последовало. Увы, бедная Юленька так и не успокоилась после гибели Егора. Ее любовь оказалась куда глубже той хваленой девичьей любви, что подобна утренней росе, высыхающей от первых лучей восходящего солнца… Она окончательно замкнулась в себе и часами сидела, тупо уставившись в экран своего компьютера. Мало того — если раньше двусмысленные намеки Викуси вызывали у девушки слезы, то теперь она безучастно выслушивала ее колкости, словно они относились не к ней, а к другой девушке, которая тоже звалась Юленькой. И разбилась вместе с Егором где-то на дороге между Москвой и Тамбовом… Стороннему человеку Юленька могла показаться тяжелобольной. Впрочем, с работой она пока что справлялась. Возможно, благодаря лекарствам, которыми теперь, вместо помады, туши и теней, была набита ее косметичка. Ивакин терялся в догадках — уж не стала ли Юленька наркоманкой? Потому что помнил странную просьбу девушки — найти для нее врача, который бы смог выписать рецепт на некий препарат. Как видно, она все-таки отыскала сговорчивого доктора, выполнившего ее просьбу. Разумеется, не бескорыстно… Но все-таки: какое же лекарство принимает Юленька?

Возможно, Николаю еще долго пришлось бы раздумывать, вернее, гадать на этот счет, если бы однажды Юленька, вынув из коробочки очередную таблетку, не уронила ее на пол. Та колесиком подкатилась к соседнему столу, за которым сидел Ивакин, и легла на бочок, столкнувшись с его ботинком.

Николай поднял таблетку не столько из джентльменства (как говорится: что упало, то пропало), сколько из банального любопытства. И увидел вытисненные на ее гладкой поверхности буквы «blc». По правде сказать, он совершенно не ожидал подобной находки! Это же беллкогнит! Именно такие буквы выдавлены на каждой таблетке этого препарата, чтобы больные ненароком не перепутали его с каким-либо другим лекарством.

У Ивакина отлегло от сердца. Выходит, Юленька принимает не транквилизаторы, а беллкогнит… Тогда понятно, зачем она спрашивала Ивакина, нет ли у него знакомого врача, который мог бы выписать ей рецепт. Как же он не догадался обо всем сразу? Ведь сотрудник фармацевтической фирмы может бесплатно получить выпускающиеся ею лекарственные препараты. Для этого нужен только рецепт, выписанный врачом. У него дома сохранилось достаточно рецептурных бланков с печатями поликлиники. Да и бывшие коллеги не отказали бы ему в выписке рецепта на беллкогнит. Он без труда смог бы выполнить просьбу Юленьки. Если бы не заподозрил, что ей нужны транквилизаторы. Да что там — если бы догадался просто спросить девушку, какой именно препарат ей нужен. Однако он не сделал этого. И тогда Юленька произнесла странную фразу, смысл которой заключался в том, что он, Николай Ивакин, стал таким, как все… Так каким же он стал?

Почему он отказался помочь Юленьке? Потому, что стал видеть в людях только врагов? Или из-за того, что прежде всего подумал не об ее беде, а о собственном спокойствии? Что ж, он не раз успел убедиться: сотрудники «Белле Вида» живут по принципу «человек человеку — волк». И думают прежде всего о себе. Исключением была разве что верующая девушка Галя. Но она ушла… Почему?

Впрочем, стоит ли думать об этом? Да и насчет Юленьки теперь тоже можно успокоиться. Ведь беллкогнит — абсолютно безопасный препарат. Стоит ли принимать во внимание один случай индивидуальной непереносимости на 100 тысяч человек? Да еще ту злосчастную больную из Новой Зеландии, которая якобы умерла после приема беллкогнита… Какие глупости! Вернее, какое бесстыдство — поливать грязью фирму, выпускающую такой качественный и эффективный препарат! Хотя — что не сделают корыстные люди, желающие любой ценой избавиться от конкурента, отнимающего у них доход? Но он-то знает правду. Мало того — видел результаты исследований по применению беллкогнита для лечения заболеваний, при которых все другие препараты оказываются куда менее эффективными.

Но тут Ивакину вспомнился разговор, случайно подслушанный им на недавнем собрании, где речь шла как раз о случае смерти пациентки, принимавшей беллкогнит. Вернее, реплика одного из участников этой беседы: «как же! Единственный случай! Знаем…»

Что имел в виду этот человек?

* * *

…Корпоратив был назначен на пятницу, 20 ноября, и приурочен к окончанию финансового года в «Белле Вида». Надо сказать, что, Ивакину долго пришлось объяснять Инне (или скорее, объясняться перед ней), почему он не сможет взять ее с собой. На подобные мероприятия приглашались только сотрудники фирмы. Исключение не делалось даже для столь близких родственников, как мужья и жены. Так что мечта Инны щегольнуть на корпоративе своими новыми немецким платьем, итальянскими туфлями и золотым кулоном потерпела полный крах. Ивакин смог утешить супругу лишь обещанием непременно рассказать ей о том, как проходило торжество. Разумеется, Инну, как особу практичную, больше всего интересовали две вещи: во что будут одеты приглашенные, особенно женщины, и что будут подавать на стол. Что до Ивакина, то он, не имея обращать внимание на подобные вещи, всецело положился на свое воображение. Разве он не сможет придумать какие-нибудь экзотические названия блюд в испанском стиле? Например, жаркое «Матадор»? Или пирожное «Дульсинея Тобосская»? Ну, а вино из провинции Ламанча, где некогда жил всем известный Дон Кихот, продают в любом магазине… Так что хоть здесь ему не придется фантазировать…

Однако даже человек с куда более пылким воображением, чем у Николая Ивакина, не смог бы предугадать того, что ему довелось увидеть и услышать на долгожданном корпоративе…

* * *

Корпоратив проходил в центре Москвы, поблизости от Павелецкой площади, в ресторанном зале одного из столичных отелей «Мариотт». Надо сказать, что прежде Ивакину не доводилось видеть такого великолепия. Конечно, он иногда бывал в дешевых московских ресторанчиках, типа «Граблей», находившихся недалеко от его дома. А еще пару раз заглядывал в «Елки-палки». Однако разве могли все эти простецкие заведеньица сравнится с «Мариоттом», само название которого звучало завораживающе, как музыка? Огромный ресторанный зал отеля смотрелся поистине роскошно: яркие светильники, накрахмаленные скатерти, таинственно поблескивающий металл столовых приборов… А сами столы! Они являли собой подлинное воплощение изобилия, радуя и изумляя глаз всевозможными закусками, фруктами, винами. Правда, зоркое око Ивакина заметило, что за самый богато сервированный стол проследовало руководство фирмы. Да-да, и здесь, как и в их столовой, соблюдался все тот же принцип: «всяк сверчок знай свой шесток». Любопытства ради Николай отыскал глазами стол секретарей…и имел возможность убедиться — он был гораздо скромней, чем тот стол, который предназначался им, мониторам.

Правда, к трапезе приступили не сразу. Сперва директор компании произнес торжественную речь, смысл которой заключался в том, что нынешний год оказался для «Белле Вида» еще более успешным и плодотворным, чем предыдущий (далее он подтвердил это несколькими весьма убедительными цифрами). А посему он надеется, что компания будет процветать и дальше под мудрым и чутким руководством господина Филиппа Смита, за здоровье которого он и поднимает свой бокал…

Этим официальная часть корпоратива и закончилась, сменившись, так сказать, частью неофициальной, иначе говоря, пирушкой. Люди, сидящие за столиками, потянулись за едой, принялись наполнять бокалы. В это время в глубине зала заиграла веселая музыка и звонкий девичий голос пригласил желающих потанцевать. Несколько парочек последовало этому призыву — уж слишком милой была девушка-затейница и слишком зажигательно звучала мелодия, которую играл оркестр. Возможно, именно под такую музыку в далекой Испании под вечнозелеными плодовыми деревьями, гремя кастаньетами, беззаботно пляшут смуглые красавцы и красавицы с черными волосами и глазами, блестящими ярко и загадочно, как ночные звезды…если не наяву, то в наших мечтах…

Постепенно разговоры за столиками становились все громче и оживленнее. Вот уже и Макс, лихо осушив третий бокал красного вина, принялся что-то оживленно рассказывать Викусе. Вот Ирина с Андреем, молодые люди, недавно принятые на место Егора и Гали, вспорхнули со своих мест и отправились танцевать. Только Юленька, не поднимая глаз, молча потягивала красное вино. Да Зеленцов, сидевший слева от Ивакина то и дело наполнял свой бокал, и, выпив его, вновь тянулся за бутылкой. Как ни странно, сегодня он выглядел куда мрачнее, чем обычно.

Вероятно, красное вино оказалось достаточно крепким. Или Ивакин просто не привык к столь шумным и многолюдным празднествам… Но, как бы то ни было, вскоре в его ушах музыка и шум разговоров слились в тягостный, однообразный, монотонный гул. Он видел, как шевелятся губы сидевших напротив него Макса и Викуси, но не мог расслышать, о чем они беседуют. Однако в этот миг до него отчетливо донесся хриплый голос Зеленцова:

— Что, нравится? Мне поначалу тоже все это нравилось. Глупый я тогда был…вроде тебя. Потому-то и хотел тебя предупредить. Думал, хоть ты умней меня окажешься…не повторишь меня. Только зря надеялся. Эх, ты…дурак.

Едва взглянув на раскрасневшееся лицо Зеленцова, его блуждающие глаза и чуть подрагивающую руку, держащую полупустой бокал, Ивакин понял: тот явно перепил лишнего. И потерял контроль над своими речами и поступками. Вот он и городит всякую ерунду. Однако, что же с ним делать? Увести его отсюда от греха подальше, или, по той же причине, попытаться незаметно уйти самому? Николай сделал попытку встать, однако Зеленцов схватил его за рукав:

— Куда понесся? Сиди, слушай…Думаешь, я пьян? Да, пьян. А потому правду говорю. Должен же я когда-то сказать правду… Надоело жить ложью… Вот ты думаешь, я просто монитор, офисная крыса. А я, между прочим, в свое время был известным хирургом. Да-да, я не шучу. Только ты, поди, уже не слыхал о докторе Зеленцове…эх, молодо-зелено… И дернула же меня нелегкая позариться на их деньги. Опять же, думал карьеру сделать…много чего они обещали, когда меня сюда на работу брали. Сколько раз хотел уйти, да так и не смог…жаль было с красивой жизнью расстаться. Да только продешевил, все потерял: свободу, радость, профессию…какой из меня теперь хирург? Та девчонка умнее оказалась — ушла. Хочешь знаешь, почему она ушла? Она мне сказала: не могу здесь оставаться человеком. Это, видишь ли, ей духовный отец сказал: если сможешь там оставаться человеком — работай, а не сможешь — уходи. Но не продавай души за гроши… Она смогла…ушла. А я не смог…да и некуда мне идти…

Ивакин с ужасом слушал его бессвязную, но отнюдь не бессмысленную речь. Теперь он понял, какая тайна скрывалась в прошлом Степана Зеленцова, и что означали странные высказывания этого человека, полные неясных Ивакину намеков. Выходит, он пытался предупредить Николая о том, какие опасности подстерегают его в «Белле Вида». Вернее, спасти его от собственной участи. И ему стало жаль этого бывшего врача, польстившегося на приманку «красивой жизни» и теперь запоздало кающегося в своем ошибочном выборе. Но откуда ему известна причина увольнения Гали? Неужели она сама сказала ему об этом? Однако почему она доверила тайну своего ухода именно ему? Что могло объединять Галю и Зеленцова?

— Степан! — от волнения Ивакин напрочь забыл отчество Зеленцова. — А откуда Вы знаете? Ну, про то, отчего ушла Галя?

Зеленцов одним глотком допил содержимое своего бокала и потянулся за очередной бутылкой. Ивакин попытался остановить его руку…

— Пусти! — прошипел Зеленцов. — Может, я сегодня хочу напиться. И напьюсь. Что мне еще остается? Ведь я все потерял, слышишь ты, все! Я ведь тоже когда-то верил в Бога, как она. Я тоже был православным. А потом подумал — почему Бог не хочет мне помочь? Почему я получаю мало, почему мне не дают заведовать отделением, почему от меня жена ушла? Что же это за Бог, если Он заставляет меня терпеть все это? Зачем мне нужен такой Бог? Ты понял? Вот тогда-то я и ушел в эту «Белле Вида». Думал, лучше будет. Вдобавок, они мне поначалу златые горы обещали, карьеру… Да только у них тут честные люди не в чести. Им стукачей да подхалимов подавай, вроде нашей Викуси. А тех, кто не по ним окажется, держат за мальчиков на побегушках, а то и вовсе увольняют. Так что угодил я в ловушку, как та обезьяна из джунглей… А в прошлом году пришла эта девчонка, Галя. Поначалу тяжело ей у нас пришлось. Ты думаешь, я ей помог?… Как бы не так! Ладно… Раз мы с ней разговорились по душам. Видимо, она почуяла во мне единоверца…или ей просто выговориться хотелось… Тут я ей и сказал, что отрекся от Бога, и почему это сделал, тоже сказал. Я думал, она меня осудит, назовет предателем. Ведь это же правда! Только она…она этого не сделала. Она сказала: мне жаль Вас. Ведь я вижу — Вы страдаете без Бога. Так почему же Вы не хотите, пока еще не поздно, вернуться к Нему? Тогда Ваша душа оживет… Да кто она такая, чтобы меня жалеть? А я усмехнулся и говорю ей: придет время, и я напомню Вам о нашем разговоре. Когда Вы станете такой, как я сейчас. Готов поспорить, что станете. Вот тогда она мне в первый раз и сказала: я ни за что не останусь там, где не смогу оставаться человеком. А потом снова, когда уходила… Так что я проиграл наш спор…всю жизнь свою проиграл… Но ничего! Они мне ответят за это! Послушай…я узнал про них кое-что такое…они пойдут на все, чтобы это осталось в тайне! Да только…посмотрим, что они мне предложат за молчание!

Николай понял, что Зеленцова во что бы то ни стало нужно вывести из зала и доставить домой. Иначе произойдет что-то непоправимое. Тем более, что Степан говорил достаточно громко, и на них уже косились люди, сидевшие за соседними столиками. Полупьяный Макс удивленно переводил глаза то на Ивакина с Зеленцовым, то на стоявшие перед ними пустые бутылки. А Викуся, судя по ее виду, совершенно трезвая, приоткрыв рот, жадно вслушивалась в речь Зеленцова, ловя каждое его слово…

— Степан Иванович! — умоляюще произнес Ивакин. — Пойдемте отсюда. Я довезу Вас до дому. Где Вы живете?

— Сам дойду! — отмахнулся Зеленцов и тяжело поднялся с места. — Мне идти недалеко. Прощай…дурак.

…Некоторое время Ивакин сидел молча, потрясенный услышанным и не замечая происходившего вокруг. Несчастный Зеленцов! Однако…почему он сказал не «до свидания», а «прощай»? Впрочем, стоит ли обращать внимания на болтовню озлобленного, пьяного человека? В конце концов он мог просто оговориться.

Тем не менее, как ни пытался Ивакин успокоить себя, ему никак не удавалось это сделать. Поэтому он решил попытаться догнать Зеленцова и проводить его до дома. Выйдя из-за стола, он направился к раздевалке. И вдруг заметил в темном углу шепчущуюся парочку. Это были Викуся и…собственной персоной сын директора, господин ГАД, сиречь Григорий Андреевич Данилов. В другое время Ивакин наверняка призадумался бы над вопросом: что может объединять двух столь неприятных особ. Однако сейчас ему нужно было во что бы то ни стало найти Зеленцова. И довести его домой. Ведь сам он вряд ли сможет это сделать. Лишь бы только за это время он не ушел далеко…

Опасения Ивакина оказались напрасными. Зеленцов не ушел далеко. Он лежал посредине улицы, у перехода. Николай узнал его без труда: темно-рыжая шевелюра Степана была достаточно запоминающиеся и яркой приметой. Рядом стояли два автомобиля — полицейская машина и «Скорая помощь». Но, судя по тому, что люди в синих одеждах с красными крестами безучастно смотрели, как полицейские делают какие-то замеры на асфальте рядом с телом, Зеленцову уже не требовалась людская помощь…

На тротуаре толпилась кучка зевак. Достаточно небольшая — в Москве подобные зрелища давно уже не удивляют никого. Однако на сей раз любопытные вели себя весьма оживленно, и, похоже, о чем-то спорили. Ивакин подошел поближе и прислушался…

— Да говорю вам, что он сам под машину сиганул! — горячился полный мужчина лет пятидесяти, по виду — мелкий служащий. — Я как раз мимо шел. Смотрю — он вышел во-он оттуда! Видите? Гостиница там, что ли… Вышел, постоял немного, а потом решил, вроде как, дорогу перейти. Ну и пошел…прямо под машину. Ненормальный какой-то. Или пьяный…

— И вовсе не так все было! — перебила его старушка. — Я-то видела…как раз мимо шла. Он дорогу правильно переходил, по светофору. А этот, на черной машине, большой такой, с темными стеклами, взял, да выскочил из-за поворота, да на него и наехал. Интересно, поймают его или нет? Хотя вряд ли такого поймают. Больно машина у него богатая. Простые люди на таких не ездят. А, если и поймают, так откупится. Когда деньги говорят, правда-то молчит…

Мнения собравшихся разделились. Кто-то поддерживал очевидца, а кто-то настаивал на том, что права очевидица. Впрочем, скоро зевакам наскучило спорить и они начали расходиться. Тем временем тело Зеленцова положили на носилки и погрузили в машину «Скорой помощи»… Еще несколько минут — и уже ничто на Павелецкой площади не напоминало о том, что несколько минут назад здесь оборвалась человеческая жизнь.

Только Ивакин продолжал стоять на тротуаре, глядя на то место на дороге, где еще недавно лежало тело Зеленцова. И вспоминая свой последний разговор со Степаном. Вернее, загадочные слова покойного: «я узнал о них нечто такое… они пойдут на все, чтобы это осталось в тайне». Выходит, Зеленцову удалось нечто узнать о «Белле Вида». Причем это были сведения такого рода, что Степан не сомневался: руководство компании заплатит за его молчание любую цену. Но что именно он мог узнать?

И о чем секретничала Викуся с племянником директора? Уж не пересказывала ли она ему подслушанные признания Зеленцова? После чего кто-то счел, что самый молчаливый свидетель — мертвый свидетель…

Теперь Ивакин не сомневался — жизнь Зеленцова оборвал отнюдь не несчастный случай. Его убили за то, что он собрал на «Белле Вида» некий компромат. И ему стало страшно: что, если следующей жертвой «фирмы, которая убивает» станет он?

Выходит, он и впрямь попал в секту?

* * *

Полночи Николай промаялся, пытаясь заснуть. Однако после всех событий минувшего дня сон не шел к Ивакину. Скорее, бежал от него. В самом деле, можно ли заснуть, если перед твоими глазами стоит кошмарная картина: человек, с которым ты только что беседовал за праздничным столом, лежит мертвым на дорожном асфальте? А в твоих ушах еще звучат слова сделанного им страшного признания: «я узнал о них нечто такое…посмотрим, что они предложат мне за молчание»… Но что за тайну узнал Степан Зеленцов? Впрочем, теперь он уже никому не расскажет об этом…

Ивакин повернулся на другой бок, лицом к окну, и чуть не закричал от ужаса. В кресле у окна, съежившись, словно от холода или сильной боли и закрыв лицо руками, сидел Зеленцов. На нем был черный костюм Ивакина, в который тот надевал вчера на злополучный корпоратив. В следующий миг, как видно, почувствовав на себе взгляд Николая, Степан поднял голову…в его взгляде были такие боль и безысходность, что страх Ивакина сменился жалостью к незваному ночному гостю.

— Степан? — изумился Ивакин. Ведь еще несколько часов назад он своими глазами видел, как машина «Скорой помощи» увозила с Павелецкой площади тело Зеленцова. — Но ведь Вы… ты же…умер!

— Если бы так! — донеслось до него словно откуда-то издалека. И Николай понял, что не ошибся. Степан Зеленцов действительно мертв. И сейчас просто снится ему. Такое бывает… — Если бы так! Только у Бога нет мертвых. У Него все живы. Я знал это. Знал, да не верил. Думал — все это лишь поповские сказки. А теперь — сам видишь… Зачем я тогда не послушал эту девчонку! Зачем не вернулся к Нему? Да уже поздно. Теперь я и впрямь потерял все… Если бы ты знал, как мне сейчас тяжело! Если бы ты только знал!

— Чем я могу Вам помочь? — спросил Ивакин. Ибо ему было нестерпимо видеть, как страдает Зеленцов. Хотя он не понимал, отчего может страдать умерший? Ведь, как всем известно, «мертвым не больно». Но что если жизнь человека не обрывается с его смертью? И существует нечто…

— «Неужто не забрезжит день?»16 — не то вздохнул, не то простонал Зеленцов. — Что ж, может быть, ты еще увидишь полуденное солнце. Если захочешь его увидеть. Ты еще можешь успеть…

Ивакин схватился за голову. Что за белиберда! О каком полуденном солнце говорит Зеленцов? И что еще можно успеть? Впрочем, все вполне объяснимо — он спит и видит сон. А чего только не приснится человеку во сне! В свое время об этом писал еще Фрейд… Однако…что, если задать Зеленцову еще один вопрос, который не дает ему покоя со вчерашнего вечера, после их последнего разговора? Вернее, два вопроса. Ивакин поднял голову, и…

…комната была пуста. Лишь на спинке кресла лежал черный костюм Ивакина, который он вчера, вернувшись домой, забыл повесить в шкаф. А за окном, на еще по-ночному темном небе, виднелась тусклая розоватая полоска утренней зари…

* * *

Похоже, никто в офисе еще не знал о гибели Зеленцова. Вернее, это вряд ли знали Макс, Юленька и новички — Ирина с Андреем. В противном случае они бы наверняка упомянули об этом в своих утренних разговорах за чаем. А вот Викусе, пожалуй, было известно, что Степан погиб. Уж слишком старательно она изображала из себя любопытную простушку:

— Ой, Коленька! — слащаво затараторила она, едва Ивакин вошел в офис. — А что это Степана Ивановича так долго нет? Вроде, он бы уже прийти должен… Уж не произошло ли с ним чего? А Вы с ним вчера на корпоративе долго говорили. Да и ушли сразу после него. Может, знаете, что с ним случилось?

В первую минуту Ивакин хотел высказать этой лицемерке все, что он о ней думает. Ведь Викуся явно причастна к гибели Зеленцова. Не подслушай она их разговор за столом, и не перескажи его директорскому сынку, Степан наверняка был бы сейчас жив! Однако чем он докажет, что Зеленцова убили именно они, а не некий водитель-лихач, скрывшийся в неизвестном направлении? Увы, ничем. А аргументы против фактов бессильны… Кроме того, если они и впрямь убили Зеленцова, то вполне могут расправиться и с ним, если он даст им повод к этому. А потому для собственной безопасности он должен прикинуться ничего не знающим, ничего не видевшим, ничего не слышавшим, одним словом, изображать полнейшее неведение. Тогда никто не заподозрит, что он знает — жизнь Зеленцова оборвал отнюдь не несчастный случай. Что еще ему остается, кроме лжи? Ведь только этим он сможет спасти себя от участи Степана…

— А разве с ним что-то случилось? — Ивакин постарался изобразить искреннее недоумение. — Я ничего не знаю…

— Да машина его сбила! — неожиданно подал голос Макс, сидевший перед включенным компьютером. — Вот, смотрите в «новостях» — «Несчастное происшествие на Павелецкой площади. Вчера вечером на Павелецкой площади был насмерть сбит автомобилем прохожий, переходивший дорогу в нетрезвом состоянии. Личность пострадавшего установлена. Им оказался 40-летний москвич С. Зеленцов. Водитель машины с места происшествия скрылся».

— Что ты говоришь? — Викуся театрально всплеснула руками. — А ну-ка, дай посмотреть, где это написано? (с этими словами она подошла к компьютеру Макса и уставилась в экран). Точно…Вот беда-то какая! Вот беда!

— Нашла кого жалеть! — хмыкнул Макс. — Старый пьяница! Сдох, и ладно! Только нам проблем прибавилось. Кому теперь придется вместо него в Магадан летать?

— Не твое дело! — хотел ответить Ивакин. Это же надо быть таким эгоистом! Впрочем, мало ли на свете людей, которые думают только о себе? Увы, Макс — лишь один из очень многих… Однако, вот вопрос: кому теперь ехать в Магадан?

* * *

Спустя несколько часов, ближе к концу рабочего дня, Ивакина вдруг вызвали к господину Данилову. И Николай сразу понял: это неспроста. Более того, интерес начальника отдела к его скромной персоне вызван вчерашним происшествием на корпоративе.

Когда он вошел в кабинет начальника отдела, Георгий Андреевич Данилов, развалившись в кожаном кресле, лениво просматривал глянцевый журнал с полунагой красавицей на обложке. Некоторое время Ивакин молча стоял у двери, ожидая, когда начальник соблаговолит обратить на него внимание. И теряясь в догадках, зачем бы он мог понадобиться начальнику. Однако господин ГАД, похоже, не замечал его, и увлеченно листал журнал, кривя пухлые губы в сладострастной ухмылке. Наконец, отложил его в сторону и с недовольным видом воззрился на Ивакина.

— Чего там тебе вчера этот трепач гнал? — спросил он. И Николай понял: он не ошибся. Его вызвали на допрос. Господина ГАД-а интересует его вчерашний разговор с покойным Зеленцовым. Выходит, они и впрямь его убили. И теперь очередь за ним… Но, если он сошлется на забывчивость, в конце концов, на то, что был пьян, ему наверняка поверят и оставят в покое. Лишь бы только его ложь прозвучала искренне и убедительно. Господи, помоги! — в первый раз в жизни атеист Ивакин вспомнил о Боге, подтверждая известную поговорку: «кто не тонул, тот Богу не молился». — Господи, помоги!

— Ты что, оглох? — донесся до него голос шефа. — Или язык проглотил?

— Простите. — Ивакин так не смог унять предательскую дрожь в голосе. — Я не понимаю…

— Ты мне лапшу на уши не вешай! — огрызнулся господин ГАД. — Что там он тебе вчера нес?

В этот миг Ивакина осенило. Их разговор с Зеленцовым происходил при свидетелях. И Викуся сразу же пересказала его содержание господину Данилову, уединившись с ним в гостиничном коридоре. А потому Ивакину нет смысла прикидываться ничего не знающим. Это только вызовет лишние подозрения. Гораздо проще и убедительнее будет сказать правду, умолчав о самом главном признании, сделанном Зеленцовым. В конце концов, разве люди сплошь и рядом не пропускают мимо ушей крайне важные вещи, запоминая вместо них всякую ерунду? Чем он лучше других?

— Это Вы о Зеленцове спрашиваете? — на сей раз голос Ивакина звучал куда уверенней. — Он про себя рассказывал. Про то, как хирургом работал. Потом еще про Галю…ну, которая недавно уволилась (вот незадача! Зачем он упомянул о Гале? Хотя вряд ли они ее тронут — ведь она ушла из фирмы). Потом сказал, что пойдет домой, встал и ушел. А больше я ничего не помню…мы оба пьяные были…

— Ну-ну. — ответствовал господин ГАД, испытующе разглядывая Ивакина, который, в свою очередь, терялся в догадках, поверил ли шеф его полуправде. — Ладно. Иди.

Обрадованный Николай поспешил покинуть кабинет начальника. Однако не успел он переступить порог, как услышал за спиной голос господина ГАД-а:

— Да, вот еще что. Завтра летишь в командировку. В Магадан. Послезавтра представишь отчет. Дошло?

Ивакин понял: его уловка не удалась. Господин Данилов раскусил его, как опытный контрразведчик — какого-нибудь опереточного шпиона Гадюкина. Впрочем, это было и немудрено сделать: ведь неопытный лжец — неумелый лжец… Да если поразмыслить, ему и не было никакого смысла утаивать что-либо из рассказанного Зеленцовым. Степану это уже не повредит. Что до него… С чего это он решил, будто его могут убить за застольный разговор? В сущности, Зеленцов не сказал ему ничего особенного. А его намеки и угрозы вполне могли быть всего-навсего пустой трепотней пьяного человека. Однако не зря говорят: сробел — пропал. И вот из-за собственной трусости он угодил в немилость к начальству. Потому-то не Максу, не Викусе, не новичкам Ирине с Андреем, а именно ему придется вместо Зеленцова лететь в Магадан. Выходит, дальние командировки — участь опальных мониторов. И, хочет он этого или нет, ему придется подчиниться приказу господина ГАД-а. Ведь он не свободен. Вот она, неприглядная изнанка избранной им «красивой жизни»! Так не лучше ли бросить ее и вернуться в медицину? Снова стать «голодным, но свободным»? У него еще есть шанс начать все сначала…

«Может быть, ты еще увидишь полуденное солнце. Ты еще можешь успеть». — вспомнились ему слова Степана Зеленцова. В этот миг Ивакин осознал — они отнюдь не бессмысленны, как показалось ему поначалу. В таком случае — что они могут означать?