Кому хуже

В то утро я проснулся с четким настроем начать новую жизнь.Но, как точно заметил Игорь Губерман, «к завтраку это проходит». Все-таки я выполз в 8 утра в парк бегать и качать свои киселеобразные бицепсы.

У входа наткнулся на опухшего бомжа. Борода лопатой, костыль, т.к. нет руки и ноги, прикид соответственный, воображайте по вкусу. Он окликнул меня.

— Эй, брат, закурить есть?

Узнав, что нет и выразившись очень кратко, но образно по этому факту, задал второй вопрос.

— А что есть?

Я молча выгреб ему лар с мелочью. За что и был удостоен косого взгляда с ухмылкой.

— Чего уставился? Брезгуешь, понятно. И я раньше бы не подошел к такому клиенту. Я до абхазской войны тоже был, такой как ты: руки -ноги в полном комплекте. Только кэмел курил. Жизнь — лестница. У тебя тоже есть шанс стать таким, как я... Все бывает....

Ему нельзя было отказать в логике.

— Так что, садись, брат, поболтаем, — предложил он более миролюбиво.

Я посчитал, что уйти в этот момент было бы слишком позорно и присел рядом.

— Покажу тебе что-то...

Ветеран извлек откуда-то из глубин своих тряпок засаленный бумажник, а оттуда в свою очередь мятую цветную фотку парня в комуфляже.

— Вот какой я был джигар — Вахтанг Нижарадзе, — сказал он, любовно разглаживая свою реликвию. Потом обернулся ко мне.

— Как твое имя, брат?

— Вахо.

Он довольно хохотнул, обнажая остатки клыков.

— Тезки, значит. Ты воевал тогда?

— Нет. Меня не было в Грузии.

(Говорить, что я тогда удачно прятался от мобилизации было явно не к месту. Тогда, в 1993 я знал, что исход войны за «территориальную целостность Грузии» был заранее предрешен. У Солженицына в «Круге первом» есть такое место: «... Герцен спрашивает, где границы патриотизма. Почему любовь к родине надо распространять и на всякое ее правительство. Пособлять ему и дальше губить народ.» Теперь, в 2011 году на ту войну многие смотрят по другому, скажут, что это было бессмысленное кровопролитие. Хотя найдутся и такие, что будут с пеной у горла утверждать о долге каждого мужчины воевать с сепаратистами. Не для того, мол, царь Давид Строитель собирал грузинские земли, чтобы в 20-м веке их разбазаривать. Впрочем, я отвлекся.)

Мой тезка, настроенпый на волну воспоминаний, продолжал.

— Я в «Мхедриони» был... — Тут он оттянул ворот и показал на груди личный жетон. — На той войне я много себе грехов на шею повесил. Потому, наверное, на мине подорвался и, вот, полюбуйся, — Вахтанг кивнул а культи. — Чуть живого меня в Тбилиси повезли на ампутацию в Республиканскую. Пришла ко мне жена-стерва. Прямо в лоб мне сказала: «Я с инвалидом жить не буду.» Послал я ее и говорю: «Хоть пачку сигарет принеси с улицы». Она повернулась и ушла. Больше я ее и сына не видел.

Потом полгода я такой бухой был, ничего не помню. Квартиру пропил. В себя пришел, когда на улице оказался. Друзья мои все как на луну вдруг улетели. С тех пор так и живу, часто в лесу ночую.

— А не страшно? — Подал я голос впервые за весь его монолог.

— Таких, как я, Бог до конца срока хранит...Что я у других отнимал, то и у меня сплыло. Хочу, не хочу надо через все это пройти. Другой бы на моем месте давно бы откинулся только от жрачки такой, а я живучий, как таракан.

Иногда думаю, хорошо, что мой сын меня не знает. Зачем ему такой отец, с которым сидеть рядом и то — в облом. Я тебе удивляюсь, как ты столько времени здесь проторчал. Давай, иди, дорогой, не бери в голову, что я тебе сказал.

Я встал, пожелал ему всего хорошего и отвалил.

Бегать и накачивать мускулы мне резко расхотелось. Застряли во мне его слова. Все-таки мы тезки, ровесники.

Вышел я на проспект. Проходил мимо церкви. Смотрю, у входа бабка в черном стоит. Глаза полубезумные, белые лохмы из-под платка веером торчат. Твердит, как заводная.

— Помогите, чем можете. «Мхедриони» всю семью вырезал.

Дал я ей 10 тетри и поразился совпадению. 18 лет прошло, а эхо той войны — вот оно, в 500 метрах друг от друга. Если столкнуть их вместе, бабка и кинуться может на того калеку, только на название среагировав. Так что еще вопрос, кому хуже, несмотря на внешнюю уравниловку — оба стоят и просят. Бабке подаст вся Грузия, а Вахтангу — далеко не каждый.

После своего неудачного моциона звякнул я Хатуне — рассказать про встречи и ее послушать, кому, мол, больше не повезло. А Хатуна мне и выдала в своей обычной манере.

— ... Я в себе иногда разобраться не могу.А тут такие глобальные вещи. Ты, что мог, сделал. А все остальное — демагогия.

И рассказала мне, как Антоний Великий спрашивал у Бога почему некоторые умирают в младенчестве, а другие — в глубокой старости. И ответ, который он получил. «Это судьбы Божьи. Ты в себя смотри.»....

Из цикла «Записки Вахо Антивируса»