Вы здесь

Светлана Коппел-Ковтун. Произведения

Макаровы крылья. Часть 6

Эту горку Макар запомнил на всю жизнь, а было им тогда лет по десять, наверное. Не горка — гора! И почему всё же они пошли кататься?  Знал ли Николай, что велосипед сломан — без тормозов? Ведь он специально взял его у деда для Макара, чтобы кататься вдвоём.

Когда тронулись с места, беды ничто не предвещало. Только на пути у них была гора: хорошо заасфальтированная к счастью. Как только начался спуск, велосипед  сразу набрал слишком большую скорость. Макар пытался тормозить, но напрасно.  Руль рвался из рук, метался во все стороны. Макар, вцепился в него мёртвой хваткой, как цепляются за жизнь, и следил только за тем, куда рулит, чтобы не слететь в кювет и не врезаться в машину. Спуск, казалось, длился  целую вечность. Мимо пролетали автомобили, всё больше встречные. Тоже на скорости...

И только съехав с горы, Макар расслабился и сразу же упал, разодрав коленку (она долго потом заживала). Упал специально, как только угроза для жизни миновала. Хотелось прервать своё единство с ненадёжным  механизмом.

На дереве кривом листочек рос

На дереве кривом листочек рос
и возмущался:
«Надо ж так случиться,
мне довелось тут как-то очутиться!

Я лучше, я красивей! Я пророс
на ветке по случайности, конечно,
и сокрушаюсь я о том сердечно.

О, это дерево!» —
стенал листок, страдал
и постепенно отрываться стал.
И оторвался.

«Наконец свободен», —
возликовал
и тут же в лужу пал.

«Я выше лужи!
Я так благороден,
что дерево кривое знать не знал!».

Листочек глуп, но дерево мудрее:
листочками покрыто неспроста —
оно питает их, и каждого лелеет,
не ожидая похвалы листа.

Бабушка в красном

На автобусной остановке никого. Рядом с ней могли бы оказаться люди,  и ей бы очень хотелось этого. По случаю она принарядилась: одела яркое красное платье — когда-то ей шёл красный, и новые бусы. Старость — не радость...

Бусы сверкают на солнце, словно ожерелье из слезинок. Её сердце жаждет полноты — ему  мало жизни, мало страсти, мало красоты, мало внимания... Бусы призывают радость.

Божий цветочек, одуванчик, жаждет цвести — вопреки осени, потому что цветение — это счастье. Лето жизни пролетело слишком быстро, оно было отдано другим. И только осень  принесла свободу для себя. И что с ней делать?

Глаза печальны и полны ожидания. Заметят ли? Оценят ли её красоту? И неловко ей за это ожидание. Но душа требует, горит. Она жаждет встречи.

Вопрошающий

Человек по природе — вопрошающий. Он — пустой сосуд, наполняющийся тем или  иным содержанием, в зависимости от своего вопрошания.

Говорят, для появления великих поэтов и писателей необходим великий читатель*. И, наверное, дело не в том, читают этого автора или он пишет пока в стол, важно наличие такого читателя в принципе. Всё человечество выступает в роли читателя, и, если есть хоть один великий читатель среди массы бездарных и равнодушных потребителей, небеса подарят человечеству великого автора.

Человечество — вопрошающий. О чем оно вопрошает ныне? О смысле? О счастье? Пытается ли оно понять свою суть, чтобы следовать ей, или оно довольствуется «свиными рожками» низменных инстинктов?

Образ Божий в человеке — вопрошающий небеса о подобии.

С пигмеями — пигмеем быть

С пигмеями — пигмеем быть,
с волками быть — по-волчьи выть,

с орлами — реять в небесах,
с богами — сеять чудеса.

Мне б человека отыскать,
чтоб рядом с ним собою стать.

Глаза другого смотрят на меня

Глаза другого смотрят на меня
и ждут чего-то. Встречи или службы?
Я инструмент иль повод к светлой дружбе?
Зависит всё от щедрости огня,
живущего в душе, огню послушной.

Макаровы крылья. Часть 5

Вера открыла дверь и шагнула внутрь.

«Сколько же лет я здесь не была? А ничего, кажется, не изменилось...»

Неуверенными шагами она двигалась дальше. Прошла вглубь комнаты. Увидела спящего Макара, бессильного, исхудавшего и какого-то непривычно серого.

«Наверное, свет так падает на лицо», — решила она.

В комнате было душно и холодно. Спертый воздух давил на грудь. Вера осторожно подошла к окну и открыла форточку. Ветер сразу же ворвался в маленькую каморку, и свежесть разошлась по углам за считанные секунды. Она прикрыла форточку, боясь выхолодить и без того несогретое жилище.

Макаровы крылья. Часть 4

— Сотвори благо и брось его в море…

— Ты болен, Макар!

— Эх, ты, простота! Так древние мудрецы говорили…

— Ты неизлечимо болен постоянными выпадениями невесть куда. Достал уже, честное слово!

Макар не ответил. Казалось, он смутился, но это было не так. Для него жизнь потеряла смысл, и сам он потерялся. Всё, что он любил, было болезнью. Он сам, человек с крыльями, был болезнью.

— Уйди, Скорик! Я хочу быть один.

 

 

Рождалось слово...

Рождалось слово,
слово было болью.
Вся жизнь болела —
жизнь была гангреной.

Я умирала вновь,
давилась солью,
и возрождалась
через боль из тлена.

Отбросив жизнь,
спилив её, как ветку,
я умолкала,
но росла, как прежде,

и прорастала
листьями надежды,
цветами жажды —
снова в жизни клетку...

Против серого

Серый глаз на меня посмотрел
и «оскалился» чёрным
невольно:

он искал серый цвет
и, его не найдя,
почернел.

Обойди целый свет,
только чёрному белое —
больно,

но по белому серым
написан обыденный
бред.

Смерть сереет всегда,
от системы к системе
скитаясь.

Только искренний друг
по привычке подставит
плечо:

я вступаю в войну,
против серого верой
сражаясь.

Чёрный я победила,
белый цвет возлюбив
горячо.

Дни, как ливень

Дни, как ливень:
льются,
льются,
льются...

И откуда всё-таки берутся
долгие печальные года?

Не было покоя
никогда...

Горечь
претворялась Богом
в сладость,

горе
вырастало
в сердца радость —

скорбный путь,
а нет его светлее:

ближе Бог тому,
чей путь труднее.

koppel.pro

Жизнь — дорогое удовольствие...

Жизнь — дорогое удовольствие,
кто платит за неё — живёт,
кто не заплатит — тот умрёт.

Душой иль телом,
иль душой и телом:
всё — между делом...

Смысл, как кролик

Смысл, как кролик
между букв и  слогов
прошмыгнул
в открытое окно

слóва.

И опять,

и снова...

Блеск в глаза,
и пелена упала:

я всегда,
всегда
про это знала.

Облаком
распушена печаль:

ничего не жаль.

Песней или птицей
вознесусь...

Господи,
я слишком многим снюсь!

Я, наверное,
когда-нибудь вернусь

громом...

Жизнь то танком, то пёрышком...

Жизнь то танком,
то пёрышком
давит-гладит-топорщится.

Неужели с мороженым
я не стану счастливей?

Эй, прохожий, послушайте,
счастье в доме напротив,
запрокинув всегдашнее,
собирается лечь

в гроб. И заживо

закопается счастье,
если я не одумаюсь.

Но одуматься кем?

Я чужой полуночнице
открываюсь как ужин.

Жизнь, ты мне обещала!

На десерт ем траву...

И, землею присыпавшись,
сторожу новый день.

Колокольное эхо забудь

Колокольное эхо забудь,
голос тихий пусть в небо летит.
Этой жизни голодная суть
запоздалым дорогам претит.

Не ищи, не ищи светлый луч:
дальний друг не милей палача.
Каждый смертный могуч и живуч,
и безжалостен, как саранча.

Посадив у реки черенок,
ты успеешь о нём позабыть.
Но однажды услышишь, как Бог
просит жажду его утолить.

Страницы