Про козла Василька и «русских оккупантов»

Дело было как раз через два дня после нападения бандитов. Дядя Коля еле ползал по хибарке с разбитой головой, обильно смазанной зеленкой, Елена тоже была в нелучшем виде. Изрезанные ножами руки и лицо в садинах заживали медленно.

Со двора из сараев доносилось неспокойное блеяние. Козам надоел их двухдневный затвор.

Варвара, стараясь обходить взглядом кровь на стенках — память от незванных гостей, — предложила:

— Может, я их пойду пасти.

Дядя Коля вскинул на нее умоляющие глаза.

— Пойди, родненькая, застоялись козочки за эти дни.

Елена, колеблясь, медлила с ответом. Потом подошла к иконам, помолчала, перекрестилась и дала нерешительное «добро»:

— Иди, только обязательно молись по дороге, — и подала книжку с полки. — Вот, возьми акафист Божьей Матери.

Варвара, еле выжимавшая из себя краткое утреннее правило, отбрыкнулась.

— Да ну, он же на три листа. Я лучше кратко… как-нибудь.

Елена знала по опыту, что настаивать бесполезно. Робко добавила:

— Они хоть и бессловесные, а знаешь, как благодать чувствуют…

Но Варвара уже выскочила во двор, бросив на бегу:

— Обалдеть можно с этими реверансами. Прямо не козы, а внеземная цивилизация.

Дальше она промчалась по двору, раз — дверь в сарай нараспашку.

— Аба, давай, пошли гулять!

Козы хлынули за ней в проем радостной гурьбой.

Затем еще бросок в другой сарай, где находился Василек. Брах — палкой по загончику.

— Аба, Васька, let»s go!(1)

И громадный козел затрусил следом на волю.

Видя, что Елена крестит их из окна, Варвара крикнула:

— Да не переживайте вы так! Все будет супер-пупер! — и погнала стадо вниз, в овраг, и дальше на поле, к Тбилисскому морю.

Поправочное дело — осозновать себя в новом нужном людям амплуа. А любое амплуа, как известно, требует определенных действий. И пастушка начала действовать.

Брух — одну козу по рогам, бах — Василька по крутой спине. Экзотика для горожанки да и только.

Василек — безрогий вожак Елениного стада, внушительная громадина. Наверное, 150 кило будет. Когда на дыбы встает, выше дяди Коли делается, а по сравнению с Варварой и вовсе Голиаф.

Ему методика новой пастушки явно не по нраву пришлась. Сперва обиженно мемекал, потом стал бодаться своим лобовым выступом.

Варвара, тут же став в позу фехтующего д"Артаньяна, разоралась.

— Ах ты, маимуно виришвило(2)! Забыл, что человек — царь природы?! — и залепила козлу палкой меж глаз.

Вместо того, чтоб «в разум истинный прийти», Василек издал какой-то военный клич, глаза у него налились кровью, и он пошел на таран. «Царю природы» пришлось улепетывать от него зигзагами по полю и вопить дурным голосом на всю окрестность.

— Вай, вай, вай!!! Помогите-е! Убивают!!! — это, чтоб Елена на своей горе услышала. Потом тот же SOS на грузинском. — Мишвелет! — это, чтоб кто-то из пастухов на другом конце поля обратил внимание.

Вот уж не думала Варвара, что способна на такие спринтерские гонки, да и взбесившийся Василек явно шел на рекорд — не отставал на два метра. Еще хорошо, что удалось «венцу творения» заскочить в чью-то пустую дачу и запереться, а то собирали бы ее по косточкам. Выглянула в окно в надежде, что погоня миновала, но куда там. Козел вокруг дома круги дает и утробно воет. Стоило Варваре высунуть из-за двери свой горбатый нос, тут же этот длинноухий монстр кидался на приступ. Прямо кошмар на улице Вязов в реале.

Тут на Варварины вопли Елена прибежала. Одной рукой за сердце держится, а в другой кружка со святой водой судорожно зажата. А в кружке четки в роли кропила.

— Ох, и напугала ты меня, — еле выговорила Елена, переводя дух. — Я уж думала, что тебя те разбойники пришли убивать.

Потом стала кропить святой водой Василька. Обрызганный козел тут же сменил гнев на милость, стал ласково тереться об хозяйку и что-то жалобно блеять, видно, жаловался на обидчицу.

Горе-пастушка с опаской вылезла из своего убежища и выдала кровожадное:

— Этого негодяя на мясо пусть пора.

Елена только засмеялась:

— Ну да, конечно, непременно так и сделаем. Говорила я тебе…

Потом, видя, что здесь не до нотаций, переиграла:

— Пошли лучше чай пить, а то на тебе, Каркуша, лица нет.

Потом похлопала козам два раза:

— Девочки мои золотые, давайте домой.

Козы послушно потянулись к оврагу обратно.

На другой день Варваре снова удалось выбраться на гору. О пасьбе она больше не заикалась. Вчерашний страх еще не выветрился из головы.

Но вышло по-другому. Елена сама попросила.

— Сходи, Варюша, с папой на поле. Боюсь его одного отпускать. У него сегодня давление прыгает. А я сараями займусь.

Так Варвара снова оказалась на поле в козьем окружении.

Уселись они с дядей Колей под кустом, не зная, чем заняться. Тишина кругом. Только и слышно, как козы траву хрумкают.

Мимо проехал жигуль.

Дядя Коля, щуря голубые глаза на поднятую машиной пыль, задумчиво проговорил:

— Знаешь, я как машину на поле увижу, сразу сердце екает.

— Почему? — из вежливости спросила Варвара, отрываясь от своих генеральных планов.

— Когда Абхазская война шла, у нас гвардейцы чуть не каждую неделю приходили коз отбирать. Иногда мы с Раей выкручивались, а иногда нет. Рая хорошо по-грузински говорила, чисто, ей удавалось уговорить их не грабить, а я здесь пол-жизни прожил, двух слов связать не могу.

И вернулся к начатой теме:

— Да, так вот, их казармы во-он там были, — и старик махнул палкой в противоположную сторону Тбилисского моря.

— Мхедрионовцы, — уточнила Варвара, жуя травинку.

— А шут их знает. Я столько не понимаю. Рожи-то у всех бандитские, одеты кто как. У одних штаны военные, у других верх форменный, а внизу джинсы и ботасы.

Варвара легко представила себе описываемую картину. Тогда, в начале 90-х, все солдаты были так одеты. Формы на всех не хватало. Но комментировать не стала. Ясно было, что дядя Коля ударился в воспоминания. Не хай себе рассказывает. Жалко что ли?

— Подъехали они как-то ко мне вот так же на машине. А я один со стадом в поле. Направили на меня автоматы и говорят: «Давай, дед, козу, — и очень похоже передразнил кого-то воображаемого, — пака красывы». Я им толкую: «Ребята, вы у кого отнимаете? Я фронтовик. Имейте ж совесть». А один особо наглый еще и очередь прямо у моих ног дал. Для страху. Только песком мне ботинки засыпало. Еще ругается: «Ты на нашей земле живешь. Не нравится — езжай в Россию!» Меня затрясло. Сталина на них нету. Ишь, научились, чуть что «русский оккупант». Им не объяснишь, что я в России так, сбоку припеку. Мы ж поляки. Нас еще при каком-то царе в Казахстан переселили. Это я после фронта в Грузию попал. Здесь Раю встретил, женился. Э, да что говорить…

Дядя Коля вытер рукавом слезящиеся глаза.

Варвара слушала это все и думала о своем. На ум пришло странное совпадение.

В свое время, тоже в начале 90-х, когда на улицах старались не говорить по-русски, Варваре пришлось в спешном порядке учить грузинский. Дома она постоянно скандалила с матерью:

— Уедем отсюда. Продадим квартиру и уедем. Я не могу жить второсортным человеком. Все, кто может, уезжают в Россию. Мы что — рыжие?

Мать не менее упрямо твердила:

— Хорошо, где нас нет. Я русская, но умру в Грузии. Все, разговор окончен. В России тоже не медом намазано.

Это она к тому, что там свой национализм. Варваре тоже не раз в лицо швыряли известное: «Понаехали тут черномазые!». Вот и выходит, что Варвара — двойной оккупант, нигде не ко двору.

Короче, временно пришлось заткнуться. Потом вопрос о переезде отпал сам собой, так как надо было вести каждодневную борьбу за существование, и мысли о невыносимости национализма отошли на третий план.

Когда она перестала зацикливаться на проблеме, тогда в ее жизнь вошли Элисо, Нино и еще много других людей, показавших ей всю прелесть Грузии.

Попав к Елене, Варвара с удивлением для себя узнала, что еще в 80-х годах прозорливец схиархимандрит Виталий (Сидоренко), митрополит Зиновий, оба служившие в Александро-Невской церкви, не благословляли своих прихожан на переезд в Россию, несмотря на предсказываемые войну и голод, потому как Грузия — удел Божьей Матери.

В семье Елены четко придерживались этой установки, хотя ее единственный сын всячески звал их на переезд.

И сейчас, глядя на эти старческие слезы, Варваре нечем было его утешить. Оставалось только сопереживать. Потому и спросила:

— Ну, а дальше что было?

— Другой парень, чуть постарше того, наглого, по автомату стукнул. Что, мол, ты делаешь. И потом мирно мне так говорит: «Отдай, дед, козу добром. Мы, видишь, голодные, на войну завтра едем». Я махнул рукой. Что с ними говорить. Вон Важа — у него сорок овец — тоже, было, заартачился: «Не дам, мол, и все!». А они ему назло, когда тот на поле был, противотанковую мину подкинули. И все — от дома одна воронка осталась. Это своему — представь! — дядя Коля для значимости понизил голос.

Варвара как раз на это никак не среагировала. Бандитизм в паспорт не смотрит.

— Короче, пристрелили они у меня на глазах Розочку, — продолжал старик, — ту самую, что Рая из соски выкормила. И уехали восвояси. Прошел год или два, не помню. Снова я на поле с козами. Вижу, машина ко мне едет. Я, само собой, струхнул. Опять, думаю, отнимать будут. Смотрю, выходит из машины тот самый прошлогодний парень и идет ко мне. «Не узнаешь, говорит, меня, дед? Помнишь, мы у тебя с ребятами козу отняли». «Как не помнить», — говорю. «А я с войны вернулся. Ехал вот мимо, хотел прощенья у тебя попросить. Нехорошо тогда вышло. Прости, — говорит, — меня». «Да, ладно, — говорю, — дело прошлое». «Знаешь, дед, — и глаза в сторону отводит, — ребят тех всех на войне убило. Только я остался… Жалко ребят, дед». «Известное дело, — говорю, — конечно, жалко. Молодые совсем». Потом мне руку пожал, сел в машину и газанул. А я, веришь, так разволновался, что всю ночь не спал. Эти мальчишки у меня перед глазами стояли. И я молодой был, всякие глупости делал. Сейчас стыдно вспомнить. Слава Богу, до воровства не доходил. И все же….

— Я вот, что думаю. Наверное, не только меня они ограбили. На той войне, говорят, всякое безобразие было. Грехи, знаешь, они складируются. Ну, как навоз из-под козочек, — пояснил он для доходчивости. — А потом и человека задавить могут. Ведь не случайно этот самый совестливый, один в живых остался. Правильно я думаю? — обернулся он к слушательнице.

Варвара кивнула.

Тут дядя Коля неожиданно спохватился:

— А ну, посмотри-ка родненькая, сколько часов на твоем будильнике.

— Почти два.

— Ну, пора на обед гнать! — и он с трудом поднялся, стряхивая прилипшие травинки.

Варвара с двойным энтузиазмом пошла подгонять коз сзади. Потому что на воздухе аппетит приходит не спросясь.

Примечания:

1. Давай, пойдем. (англ.)

2. Обезьяна, сын осла (гр.)