Омилия

Ты стучал — я открыла дверь,
И прокралась с Тобою скорбь.
Ты сказал мне: «Не бойся, верь!
Я на просьбы о помощи скор».
— В чём, скажи мне, моя вина?! —
Я кричала, а Ты молчал
И ушёл, но осталась она,
В моём доме найдя причал.
И покой привыкшая красть,
Скорбь хозяйкой вошла в мою жизнь,
Я роптала, терпя её власть,
Ты шептал мне во снах: «Держись!»
И роптать на воровку устав,
Понемногу смиряясь, потом
Приняла я её устав,
А она… вдруг покинула дом.
Я с нахалкою свыклась — бред!
— Ты куда?! — с губ сорвался крик.
Да к тому, — раздалось в ответ, —
Кто к покою в судьбе привык!
Не воровка я — добрый друг,
Разрушающий тихий тлен,
А терпенье — спасательный круг
В море скорби и перемен!..

 Сыновья растут, как деревья,
Что посажены в саду с молитвой.
Их красивые, тяжелые ветви
Выдержали не одну битву.

С морозом, градом, ветрами,
С нападением тли и бабочек.
Плечи их прикрыты шатрами,
С обилием молодых яблочек.

Стоят деревья богатырями,
Задумчиво пожимают плечами.

Сыновья хлопают дверями,
Бегают по саду с мечами.

Мальчики растут, как деревья,
 Быстро и терпко, с горячими сердцами.
И уходят в мир, хлопнув дверью.
И возвращаются домой со слезами.
 

Пресветлый образ — «Умиление»,
Нежней и трогательней нет.
Опущен взгляд — само смирение,
Любовь и кротость, чистый свет.

И две руки, что накрест сложены
На пресвятой Её груди…
Дрожат ресницы глаз встревоженных
О предстоящем впереди.

Он там, под сердцем богоизбранным,
Под непорочным и святым.
Придёт дать бой порокам низменным
И помощь грешникам простым.

Ну, а пока, весь мир к погибели
Неслышной поступью идёт…
А в скромной девичьей обители
Под сердцем Девы зреет Плод.

Ты ждёшь, Невеста Неневестная,
Того, Кто смерть разрушит Сам.
И будет боль, и муки крестные,
И вознесенье к Небесам.

Но всё же, радуйся, Пречистая!
Благая Дева — Бог с Тобой!
Дверь в Горний мир, Звезда лучистая,
Над всем живым покров святой!

31.07.12

Я хотел играть на фортепьяно.
Для того, чтоб пианистом стать,
Приходилось каждый день и рьяно
Гаммы и арпеджио играть.
Я старался – не сложилась дружба
С инструментом этим у меня,
И решил, что фортепьяно нужно
На баян скорее поменять.

На баяне стал я заниматься,
Но скажу: задача нелегка
Пальцами по кнопкам бегать, братцы,
Да ещё растягивать меха.
Может, не судьба быть баянистом?
Инструмент и труден, и тяжёл.
Было б лучше, чтоб на гитариста
Обучаться в школу я пошёл.

На гитаре кнопок нет и клавиш,
Струн у инструмента только шесть,
В уголок любой её поставишь,
И друзья всегда окажут честь.
Стал учиться, а на пальцах – раны,
Не возьму никак аккорд с «баре»…
Нет, ребята, проще – барабаны,
Обучусь «ударной» я игре.

Кроме папы, мамы, брата
В нашем доме друг живёт:
Он усатый и хвостатый –
Это Тихон – рыжий кот.

Прибыл тёпленький комочек
Вроде бы, недавно в дом.
Скоро Тишка вырос очень,
Стал красавчиком–котом.

И в еде, и в резвых играх,
Как и весь кошачий род,
Хищные повадки тигра
Тихон с гордостью несёт.

Что бы ты в дому не делал,
Осторожен будь и знай:
За углом – охотник смелый,
Так, что рот не разевай!

От когтей уйти сумей-ка! –
Точен хищника прыжок.
Держит в тонусе семейку
Полосатый наш дружок.

Но бывает ласков котик,
Нежно песню проурчит:
Значит, опустел животик,
Хочет рыбку получить.

Мама, папа, я, братишка –
Очень любим мы кота.
Поселилась бы без Тишки
В нашем доме ску – ко – та! 

1

Я – малая, ничтожная частица
Единой Вечности, которой имя – Бог,
И сколько б веку моему ни длиться,
В дыханье Вышнего он – краткий вдох.

И, будучи владельцем многих знаний,
Мой ум остался бы безмерно мал,
Что капелька в безбрежном океане,
Пред Разумом, который мир создал.

Я – искра, отлетевшая от Света,
И, чтобы снова слиться с Ним в поток,
Из чаши истин Нового Завета
Духовной нищеты1 б испить глоток.

1Духовная нищета – смирение.

2

Во мне – отец Адам и матерь Ева,
И оживают в памяти моей
Эдемский сад и плод запретный древа,
Где притаился искуситель-змей.

Я помню, как бессмертие теряя,
Сходили души праотцев в Шеол1,
Как снова обрели блаженство Рая,
Когда Спаситель в бездну к ним сошёл.

Во мне – Христова плоть и кровь живая,
Но каждый раз, когда служу грехам,
В душе, прельщённой ими, оживает
Из Рая Богом изгнанный Адам.

Этот рассказ был написан 8 августа 2011 года для близких и дорогих моему сердцу людей — сомолитвенников, братьев и сестер во Христе. Рассказ очень личный, семейный. Да и рассказ ли это — описание событий, воспроизведенных, что называется, с кинематографической точностью. Это случилось ровно 10 лет назад. Ровно столько лет моему духовному прозрению.

Она кричит до рези в ушах. Она почти уже на полу, еще чуть-чуть, и она свалится с кожаного дивана. Боюсь сделать шаг, не задев несчастную, убивающуюся от горя. Муж подталкивает в спину: ну проходи же. Оглядываюсь на него: это точно не морг?

Господи, если только Ты есть, не дай мне пережить такое.

Муж хватает за рукав медсестру. Георгий, восемь лет, ночная операция, как он?

М. И. Кутузову

Не звукам вальса – барабанным маршам
Внимать теперь гусарам под Москвой…
В Господнем храме –
                   доблестный фельдмаршал
Пред Образом с поникшею главой.

Всё в стороне – тщеславие и гордость,
Высокий чин, медали, ордена…
В мольбе – смирение, во взоре – кротость:
– Владычица! Ждёт помощи страна!

Мгновенья плавятся в огне молитвы,
Сливаются земля и небо в мысль:
И полководец видит поле битвы,
Духовны очи, устремляя ввысь.

А по войскам, по русским всем пределам,
В преддверии решительных боёв
Ступает властно Пресвятая Дева,
Русь облекая в царственный покров.

Быть воину в смятенье не пристало –
Горяч под полководцем белый конь.
Уверенность Кутузова кресалом
В сердцах солдатских высекла огонь.

Ты нажарь мне картошки на ужин,
И не нужно с упрёком смотреть,
Не бродил я, как в детстве, по лужам,
Не искал в них небесную медь.

Протяни мне ладошки в морщинках,
Расскажи про черниговский край,
Про небритость лесов
и тропинки,
Что хранили следы волчьих стай.

Расскажи про гнездо у колодца,
Там, где аист стоял на посту,
И про небо, что радугой льётся,
За верстой оживляя версту.

Расскажи мне про щедрую землю
И крестьянский просоленный труд,
И про детские ваши лазейки;
Про свистящий пастушеский кнут.

Я забуду про боль и сомненья,
Я забуду печальную синь,
И незримой, счастливою тенью
Погостит в твоём прошлом твой сын!
 

Любоваться тобой не устану,
Прикасаясь к изгибам души.
Жизнерадостная и простая,
И меняться, прошу, не спеши.

Не спеши становиться чужою,
Дорогой примеряя наряд.
Хочешь, тропкой пройдёмся лесною
Там, где клёны с берёзками в ряд.

Там, где родина милая дремлет
На душистой и сочной траве.
Там, где замерло стрелками время
И другие миры в синеве.

Там, где сердцу тепло и спокойно,
Оттого, что в ладони ладонь.
Там, где счастье уставшей рукою
Постучится настойчиво в дом.

Там, где наши влюблённые взгляды
Будут вместе скользить по листве
Сквозь сомненья, века и преграды –
Не подвластные вздорной молве.
 

Звучали трубные сирены –
Давид ковчег сопровождал.
В путь тридцать тысяч душ отменных –
Людей отборных он собрал.
Несли ковчег с благоговеньем,
Со страхом, с трепетом несли.
Без ýстали, с большим почтеньем,
Колонной дружной люди шли.

А на ковчеге на Господнем
Сияло имя – Саваоф…
На колеснице Бог сегодня
В путь вышел с парою волов.
Так рядом шли с ковчегом Божьим
Аминодавовы сыны.
Неторопливо, осторожно
И страха Божьего полны.

Перед ковчегом шёл Ахио,
А Оза, брат его, за ним.
Вдруг колесница встала криво
С бесценным грузом со святым.
Рукой коснуться дерзновенно
Ковчега младший брат посмел.
Он поступил самозабвенно,
Он поддержать его хотел:

Волы немного наклонили
Святую ношу. Озин пыл,
Порывы Озы свéтлы были,
Но Божий гнев его сразил.
Упал он замертво мгновенно,
Скончался Оза в тот же миг.
За то, что смело, дерзновенно
К ковчегу Божьему приник.

Уже достаточно давно в храме, где я являюсь настоятелем, крещение взрослых людей не совершается без предварительного собеседования (такое же собеседование обязательно проводится и с восприемниками, а иногда и с родителями крещаемых детей). А на протяжении последних двух лет крещению обязательно предшествует предписываемый Святейшим Патриархом ряд огласительных бесед. Проводит эти беседы один из клириков нашего храма, преподаватель семинарии, хороший лектор. Естественно, что когда эта практика только-только входила в нашу жизнь, я решил послушать, как происходит оглашение, как реагируют люди на нововведение. Потихоньку, чтобы никого не отвлекать и не смущать, я вошел в боковой придел, где проходила беседа, и присел понаблюдать и вслушаться. Оглашение носило характер лекции — внятной, четкой, информативной. А на народ, между тем, было жалко смотреть. Взгляды отсутствующие, выражения лиц растерянно-несчастные, словно вопрошающие: «Куда же это мы попали?». Было совершенно очевидно, что аудитория к лекции не готова.

(на украинском)

Мовчить душа, не пишуться вірші...
У неї знову смуток зазирає,
Немов думки порожнії читає,
Співає в мовчазній моїй душі.

І знову серце морок полонить,
Він, як завжди, приходить із мовчанням,
Лише тяжке він вирива зітхання...
Вбиває кожну світлу, добру мить...

Мовчить душа... Що ж ти мовчиш? Молись!
Нічим бо іншим серце не зігріти.
Не залишайся мороком повита,
Хай зараз геть іде, а не колись...

Молись, кричи до Бога в каятті,
І Він почує, завіта до тебе,
Очистить, висвітлить як небо...
І стануть думки ясні і прості.
6.02.2012

(из цикла сказок "Художник Время") 

В старенькой лачуге на окраине города жил одинокий художник Время. В его нехитрое жилище часто наведывались гости: знакомые и чужаки, бездомные странники и знатные вельможи, старики и даже дети. Каждый из посетителей торопился попросить Время запечатлеть на волшебном холсте самые главные поступки в его жизни. Поэтому художник работал, не выпуская кисточки из своих талантливых рук.

Иногда, правда, художник Время замирал перед невероятным сюжетом чьей-то жизни. Над прекрасными образами он трудился со светлой улыбкой на устах. Удручающие и даже гнусные картины ему приходилось рисовать дрожащими руками, смешивая краски с непрерывно льющимися слезами. Мастер своего дела, он виртуозно владел всеми техниками художественного мастерства. Но лишь одного он никогда не делал - художник Время не рисовал ложь.

Пришёл как-то к старцу монах молодой:
«Мне нужен совет вразумительный твой –
Я книги читаю, святые слова,
Но память моя почему-то слаба».

Духовный наставник корзину даёт,
Внутри у неё толстый грязи налёт.
«Снеси мне, сынок, в этой таре воды
Из речки за лесом, всего полверсты».

Усердный монах день трудился в поту.
«Отец, я опять за советом иду –
Ношу и ношу, а корзина пуста.
Воды не принёс в ней, но стала чиста».

Старик улыбнулся – он многое знал:
«Сынок, ты не зря слово Божье читал –
Не держишь в себе ты его ещё, нет,
Но душу очистил им. Вон какой свет!»

13.04.12

Строчки с неба прилетели,
я подбросила их снова
в небо, к солнцу, к облакам.

Муза мне в ответ кидает
пару строк и ждёт смиренно —
слушает и мне внимает.

Я кидаю ввысь соцветье
слов и музыки — в букете.
Муза рада и в ответ
мне бросает свой букет.

А на войне как на войне -
Сгорают образы во мгле.
Ветра седые носят гарь -
Грехов оборванную старь.

Там совесть - пленница врага -
Упрямо льстит. И боль-дуга
Не отпускает, суд вершит.
Душа от страха вспять бежит...

Обид смертельный тяжкий гнёт
С земли подняться не даёт.
И в перепалке, чуть дыша,
Ползёт под пулями душа.

Стреляют мысли в омут лет -
От сердца к сердцу рикошет.
Снаряды зависти свистят,
Вонзая в души смрадный яд.

Из глубины душевных ран
Струится едкий дым-обман.
Забылся разум в сладком сне -
Нет завершения войне.

Горе горем льёт,
небеса в слезах.

Непогодится —
там, на небесах.

Крылья вымокли,
сердце лёд крушит.

Человека — нет
для моей души.

Вдребезги разбит
тот, люблю кого.

По осколочкам
соберу его.

И любовью их
в целое солью,

потому что я
лишь его люблю.