Омилия

На Господних ладонях лежит земля,
На Господних ладонях цветут сады.
И когда засеваем мы жизнь с нуля,
Умоляем потерянно: - Дай воды.

И мы просим, печальные: - Дай огня!
Разбуди! Наше сердце в Твоих руках.
Злой лопатою о чернозем звеня
Высекаем искры - как звуки Бах.

Высекаем ноты из клавиш тревог,
Очищая жабры от немоты.
И карабкаясь, делаем вверх рывок,
Отрекаясь от глиняной пустоты.

Под ногами сквозит могильный мрак,
Но мы встали из пропасти на краю.
Дай же, Господи, дай нам знак
Что мы твердо исполнили волю Твою!

ноябрь 2010 

Я живу Твоим дыханием,
Отрекаясь от своего глупого сердца.
Каждая песчинка в мироздании
Имеет свое, присущее ей скерцо.

Каждая снежинка, одетая с иголочки,
Довольная своим жизненным узором.
Лежит в туче на высокой полочке
Ждет, когда дадут ей спеть хором.

Задуть по земле ледяной арией,
Шурша одеждой острых кристаллов.
Растаять на варежке изгнанным парией,
Влив слезы в пар горячих металлов

Оставлять под батареей лужи,
Ласково слизанные котенком.
И никто ей на свете не нужен
Кроме Тебя, Господи,
и того, кто тает в сторонке.

ноябрь 2010 

Холодно я с тобой обращалась, а ты был рядом
Твое плечо можно было задеть рукою.
Ты меня провожал потерянным взглядом,
Я тебя встречала красной строкою.

Все эти строки тебе. Их можно нанизать на бусы.
Хочешь? Из них получится целая книга.
Как избегать любви – знали индусы.
Мы же с тобой не знали и слушали Грига.

Что на картинах Ваг Гога повис луною,
Желтым подсолнухом, скошенным осторожно.
Мы как мышата, склеенные виною
В сене чужих забот шуршали тревожно.

Помнишь ту женщину, в небе чужом запретном
Ты за ней следом – взрывной волною.
Сердце ее казалось настолько медным,
Что через годы дрожит без тебя струною.

Холодно ты с ней обращался, она была рядом
Ее плечо можно было задеть рукою.
Она встречала тебя потерянным взглядом,
Ты ее провожал красной строкою.
ноябрь 2010
 

Помани меня чистотой –
Дай уставшей душе отраду.
Дай мне Радость познать с Тобой.
Упаси от такого ада –
Где бы я благодать проспал,
В теплохладном покое тлея,
Где бы я от стыда сгорал,
Взор к Тебе вознести не смея.

Научиться прощать врагов
Не рассудком, а сердцем мне бы,
Не копить пред Тобой долгов
При стяжаньи земного хлеба.
Наша жизнь – это краткий миг.
Труд ли в ней? Или нег беспечность?
Оглянулся – и ты старик…
Что с собою захватишь в вечность?

…Помани меня чистотой –
Дай уставшей душе отраду.
Мне бы только познать с Тобой
Радость Неба –
                      иной не надо.

23.04.2010 г.
 

Посвящается Казанской иконе Божией матери

Я целую России святой Богородичный лик,
В уголочек Господней небесной пеленки.
И душа замирает от радости, вмиг,
Преобразуясь восторженно в душу ребенка.

Я целую Россию в ее золотые поля,
Деревеньки, заросшие лесом по самые брови.
Это наша святая, русская наша земля,
От сражений обильно политая кровью.

Богородичный щит вновь над Россией звенит.
Защищая сердце ее от вражеской сети.
Святой образ Казанской русскую землю хранит
И с любовью целуют его русские дети.

Праздничная литургия на Казанскую, 04. 11.2010

Двое вошли в храм.
Встал один из них – прям,
горд, уверен в себе:
«Боже, хвалу Тебе
я воздаю за то,
что не таков я, как сброд
грешных, никчемных людей –
или как мытарь сей».
Мытарь встал позади,
глаз не смел возвести
на небеса - и лишь
так говорил в тишь
храмовой пустоты:
«Господи, видишь Ты,
как я убог и зол,
и до чего дошел
в жизни грешной моей –
милость Твою излей
Ты на меня, Благой».
Вышел. За ним – другой
Храм покинул. Идут.
Каждому – свой маршрут:
у одного – к Небесам,
ну а… Ты знаешь сам.

2 ноября 2010 г.

Однажды вечером, поздней осенью, в холодном номере гостиницы, чаевничали несколько взрослых людей. Все они были студентами Свято-Тихоновского православного Богословского института и только что закончили очередную сессию. Впрочем, имелся и еще один повод для чаепития — у одного из студентов, иеродиакона Димитрия, был День Ангела. Вот и решили однокурсники и окончание сессии отметить, и именинника поздравить. А в качестве подарка преподнесли ему книгу его небесного покровителя, Святителя Димитрия Ростовского, «Алфавит духовный».

Именинник подарку очень обрадовался. И тут же стал листать книгу. Вдруг лицо его посерьезнело. И на вопрос друзей: что случилось? он зачитал следующее...

В школе №… готовились к необычному празднику — Хэллоуину. Много праздников перевидала в своих стенах эта старая школа. Но вот Хэллоуин — это было в новинку. Такого праздника здесь не проводили еще никогда. Поэтому и не знали толком, как же его отмечать, этот самый Хэллоуин… Однако требовалось непременно не только провести этот, так сказать, праздник, но и постараться сделать это как можно лучше. Дело в том, что как раз в это время в город собиралась прибыть делегация из города-побратима П. Если поискать этот город на карте, то окажется, что находится он в Америке. То есть в той самой стране, где принято праздновать Хэллоуин. В предполагаемую экскурсию по городским достопримечательностям входило и посещение школы №… — старейшей школы города.

* * *

Вьюжило, било, вертело
так, что не видела рук.
Небо на землю летело,
небо кружило вокруг.

И в этой мути молочной
плыл, окликающий нас,
тонкого хлада немолчный
незаглушаемый глас.

Ранясь осколками льдинок,
я всё брела за тобой,
чувствуя через ботинок
небо под зябкой стопой.

Или подведение итогов к 33-летию

Я в двери истории робко вхожу
И возраст Христа у себя нахожу.
Как горько и радостно! Возраст Христа!
Я с чистого жизнь начинаю листа.

Прошу я у Господа новых трудов,
Но сердце мое, боюсь, подведет,
Сорвется с креста и вниз упадет,
Не видя основанных мной городов.

Я бедною рифмой взываю к друзьям.
Все заняты делом на шумном пиру,
Где служат земным и богатым князьям,
Где смерть, напиваясь, красна на миру.

Я к ней прислоняю последний бокал:
- Что пьяная, мерзнешь, боишься меня?
Я сердцем согрею холодный металл.
Умру и воскресну, стихами звеня!

По крышам, по улицам падая звонко
Меня повторять будет голос ребенка
И Нестор – святой, мой покровитель
Покажет мне дверь в золотую обитель

Где сны нараспашку и свет от души,
Где сняв с меня ризы, отпустят: «Дыши!
Дыши и молись, любовь и покой
Заштопают сердце Господней рукой».

27.10.10
 

Рождественская сказка

Ю. Р., которого нет на свете…

Спит и Муська, и мама, и няня…
Только я ни за что не усну!
Ночь сочельника сказочно манит
К звёздно-синему морю-окну…

Как принцесса из старого замка,
С высоты девяти этажей
Зорко жду серебристые санки
О восьми ветрах без вожжей.

По-волшебному ёлка пахнет…
«Будет… сбудется… близко… тут», –
Гулко ухает маятник дряхлый.
«Тинь!» – как льдинка – в окошко стук!

Померещилось? Или было?
Настежь форточку – снежной пыльцой
Светозарные крылья забились…
Я его угадала лицо…

Из какого же он государства?
Где теперь отыскать мне его?
Два пера подняла я царских
С подоконника моего…

Погляди, как искрятся! Не тронь их!
Нет! Проверю, что это не сон!
И растаяли перья в ладони,
Обернулись жемчужной росой…

Эту открытку я видела своими глазами, когда работала терапевтом в доме престарелых. Она висела на медсестринском посту на третьем этаже. На том самом третьем этаже, о котором обитатели дома престарелых всегда говорили со страхом, и где находились лежачие и умирающие больные. То была немецкая рождественская открытка. На ней был изображен зимний пейзаж – снег, елочки, и маленькая церквушка, удивительно похожая на старинные русские храмы. На обороте открытки была надпись по-русски, всего несколько слов: «Спаси тебя Бог, Анна. Я всегда буду помнить тебя. Мартин».

История этой открытки подтверждает известное утверждение о том, что вещи, как и люди, имеют свои судьбы. А началась она в конце ноября 1990 г., когда пожилому судье из немецкого курортного городка К-на, герру (господину – нем.) Мартину Штаубе, приснился сон. Сон про Россию, где он провел несколько горьких лет в плену.