Носороги в ожидании Годо (Священник Сергий Круглов)

Абсурд нарушает мою картину мира таким образом, что я не могу самостоятельно ее «починить»

Диапазон помыслов человека об абсурде велик: от умствования, выраженного в поисках словарного значения понятия, до горячей и даже болезненной реакции на живую жизнь, причиняемую ею боль, на себя в этой жизни…

Абсурд — живая реакция ума и сердца человека на видимую утрату смысла в окружающем его мире и в собственной жизни.

Размышляя на тему абсурда, я задал вопрос в своем блоге друзьям: что такое для вас абсурд? Приведу здесь некоторые из ответов:

— Неадекват, противоречие, нелогичность;

— Что то, что нарушает мою картину мира таким образом, что я не могу самостоятельно ее «починить»;

— Потаенный, скрытый смысл, явленный поверх привычной логики во взаимоисключающих явлениях;

— Абсурд, на мой взгляд, это атипичная реальность, ориентиры в которой смещены за рамки нашего восприятия;

— Абсурд — наглядное выражение правды, не прочитываемое сознанием индивида по причине его (смотрящего) коренной лживости.

Все стенания всех Иовов, все философии пессимизма, все сонмы проклятий, высказанных за историю человечества небу и земле, все слезы, пролитые в страшных мясорубках веков, в природных и техногенных катастрофах, в войнах и социальных потрясениях, все стоны утонченных душ, силящихся пробить толщу застойных, болотистых состояний эпох безвидных и пустых, — все это кричит об утрате смысла.

И попытка человека найти смысл в самом абсурде, признание возможности того, что смысл в абсурде есть, но нам он недоступен, — это великая попытка человека прыгнуть выше себя, преодолеть свое косное «человеческое, слишком человеческое», это — проявление в земном человеке его небесного генома, указание на то, что человек гораздо больше того, чем он является в свинцовой ситуации «здесь-и-сейчас».

ХХ век, век страшных потрясений человечества, был одним из веков, когда вопрос о человекe и его смысле ставился особенно остро. И те острочувствующие натуры, мыслители и художники слова и образа, которых мы привыкли — начиная с Ницше — считать человеконенавистниками, как раз и подтвердили: человек — велик, потому что за гранью понимания, за гранью абсурда его ничтожности, смертности, малости перед лицом безжалостного мира, есть питающий его Смысл.

Вскрывая нагноения абсурдности нашей повседневности, вопрос о смысле задавали классики театра абсурда — Ионеско и Беккет.

Истинное мужество перед лицом «великого и ужасного ничто» явили атеисты Камю и Сартр, мужество, максимально возможное для человека, оторванного от Смысла окончательно. Мужество поступка — когда тебе бессмысленно и тошно, помоги тому, кому еще тошней, согрей страдающего собрата теплом, несмотря на то, что и тебя, и его — экзистенциально чужих друг другу! — вскоре ждет ледяная пустота…

Можно сказать, что христианство отвечает на эти вызовы абсурда — ничем иным, как абсурдом же (знаменитые слова Тертуллиана «верую, ибо абсурдно» вспоминают все, размышляющие на эту тему, как верующие, так и атеисты).

Мир без Бога — абсурд, но и Бог, умирающий на кресте за грехи мира, а потом противу всяких законов воскресший и каким-то образом сообщающий Свое воскресение людям, — абсурд не меньший. Евангельские слова полны этого абсурда: если зерно не умрет — не прорастет, если сбережешь свою душу — потеряешь ее, если не станешь мал — не будешь велик. Самый малый из всех — опозоренный страдающий Человек, распятый, как разбойник, бессильный перед лицом сильных мира сего; и если, подобно Ему, не возьмешь крест свой, не последуешь за Ним в эту смерть, — не воскреснешь, не войдешь в Смысл вечной жизни в ее силе и славе…

Нынешнее время — время сильного соблазна: похоже, что общество все менее и менее склонно искать в Церкви Христовой обретения смысла. Внешне Церковь — и у нас в России, и за рубежом, — вроде бы сильна, статусна, влиятельна, историческая традиция христианской цивилизации вроде бы еще крепка, — но среднестатистический обыватель, за века слишком уж привыкший к Церкви, все больше разочаровывается в ней, потому что она «не помогает». Страдания, болезни, социальные проблемы, страшные катастрофы потрясают землю и воды, человек стремится к комфорту и безопасности (а в потенциале — к бессмертию) уже здесь и сейчас, а их нет как нет. И Церковь ничем не может помочь, разве что снова и снова призывает к терпению и смирению да обещает умозрительную компенсацию на небесах…

Мы живем среди абсурдов, наш выбор, по слову Элиота, «лишь выбор между пламенами — мы входим в пламя или в пламя». Надежда на прогресс, на достижения науки, техники, медицины подводит раз за разом, и человек пытается довольствоваться иллюзиями, предлагаемыми обществом потребления, заглушать тем или иным способом неотвязные мысли о смысле жизни и страх небытия, жить, как о том говорил апостол Павел: «Будем пить и есть, ибо завтра умрем», — такую ситуацию вряд ли можно назвать выходом. По-настоящему из этой ситуации выхода два: либо самоубийство (дух гигантов Камю и Сартра, заставляющий жить позитивно в невыносимом мире, почти исчез), то есть последовательное вхождение в абсурд смерти, либо вхождение в абсурд жизни, в абсурд Христов. Веровать именно только и возможно, потому что это абсурдно, и вера — не умозаключение, а реальный опыт, игра в «горячо-холодно»: дай-ка попробую все же приблизиться, довериться, рискнуть, хотя это и кажется нелепо… И вот! Теплее… Надо же, теплее, еще теплее. Только так, только на опыте. Сколько бы мы ни говорили о вере Христовой, сколько бы ни прочли о ней свидетельств и умопостроений — мы все равно ничего не поймем со стороны, ибо она — тайна. Не только умершего и воскресшего Бога, — тайна человека. Но она — есть, вот что главное. И она спасает выбравшего ее, приводя к Смыслу, утраченному, казалось бы, навсегда.

Настоящих христиан (не о внешнем я говорю, не о крестике или панагии на груди, не об умении пересказать Символ Веры и Нагорную проповедь так, чтоб «от зубов отскакивало», а о том, о чем выше помянули наши блогеры, ответившие на вопрос об отношении к абсурду) всегда отличают две вещи. Осознание своей — своей, а не чьей-то еще — «коренной лживости», которая и мешает видеть Смысл и быть в нем, горький плач о том, что вокруг мир ярких цветов, — а я слеп, о том, что звучит концерт небесной музыки, — а я глух, о том, что путь к счастью прям, — а я крив и не умею идти по нему.

И второе — радость о том, что есть вокруг нас и благой абсурд, ничем не объяснимая милость и любовь, которую творит «вмешивающаяся Рука», прободенная рука Христова, радость при виде того, как носороги вновь становятся людьми, а Годо в конце все-таки приходит. Печаль, смешанная с надеждой и радостью, абсурдное состояние, радостотворный плач о потерянном, но вновь обретаемом Смысле.

taday.ru