Я забыла сегодня о боли,
Далеко улетев от земли,
От ее неспокойной юдоли,
Вдаль пролившись словами «Внемли!».
Я забыла сегодня о камнях,
Что летели с заснеженных скал,
Я сорвала истлевшие ставни,
И разбилась волной о причал!
Я припомнила ветер и море,
И вплела их свободу в слова,
Нет, не буду я с глупостью спорить,
Что нам мира пустая молва!
Я припомнила имя родное,
То, что было моею страной,
Ну а боль? Ее вечность покроет,
Подарив долгожданный покой.
Ты человек! Ты червь! Создание!
Кривя душой, осознаёшь!
Познав законы мироздания,
Ты не ликуешь, не поёшь...
Живя в миру, страдает сердце!
И первородный грех грызёт
Забыв надежду Воскресенья,
Судьба не лучшая грядёт!
Твой слух мечтает слышать: "Чадо!",
Твой взор мечтает видеть свет!
Грехи души закрыли благо!
И не дают смотреть рассвет.
Моли, рыдай, страдай и кайся!
Проси прощенья и живи!
Сдери оковы неразумия,
А главное людей прости!
Как опадает лист безмолвно,
Душевный груз пойдёт на дно.
Забудутся былые скорби,
Ведь просим искренне Его!
Бродский в своей Нобелевской речи утверждает, что поэзия — это явление языка. Вряд ли кто-нибудь станет с этим спорить: поэзия не существует вне слова, так же как и не бывает «поэта в душе» («Знаете, он пишет плохие стихи, но он поэт в душе!»). Да, действительно, явление языка, но не только. Поэзия — это прежде всего форма энергии.
Ибо язык гениального стихотворения может быть беден и банален. Вспомним Блока, творящего «из ничего»: из движения воздуха, из порыва ветра. Эти скудные его рифмы: бесконечные кровь — любовь, розы — морозы, очи — ночи, ушла — нашла...
Прекрасное стихотворение может быть и вовсе косноязычным. Чего стоит вот это: «Всем корпусом на тучу ложится тень крыла» из знаменитого пастернаковского «Летчика». Или — весь молодой Лимонов, пронзительный, трагичный поэт.
Да и мысль в гениальном стихотворении может быть НИКАКОЙ. Что за мысль такая вот в этом, фетовском: «Я болен, Офелия, милый мой друг...»? Воистину «Есть речи — значение темно иль ничтожно»...
Я увидел его впервые зимой, накануне Нового года. Мы тогда только дружили с моей настоящей женой и впервые подошли к её дому. Расставаться не хотелось, проявлять друг другу знаки любви мы тоже стеснялись. Просто стояли и держали друг друга за руки, ну, а Света, обоняла только, что подаренные мной духи, которые и станут самыми любимыми её духами вот уже на протяжении семи лет супружеской жизни.
Он вышел от «карасей»… «Караси» — это местное уличное наименование соседей родителей моей жены, видимо родившееся от их фамилии Красиковы. К сожалению, их судьба была сходной со многими тысячами таких же бедолаг по всей необъятной территории нашей Родины, катастрофично быстро спившихся после развала Советского Союза. Их было двое. Два брата, ещё кое-как державшихся на плаву, пока была жива их мать, ну, а потом, пропивших из дома, что только возможно, даже последние часы. Кстати, они часто заходили поначалу к родителям жены, чтобы узнать у них который час, потому, что им нужно было идти на работу. Но, с работы они скоро вылетели, и необходимость в этом пропала.
Сегодня часто приходится слышать рассуждения о том, возможно ли «комфортное христианство». Мнения высказываются самые различные — от твёрдого «нет» до уверенного «да». Но, кажется, уместнее, нежели полемизировать по этому поводу, напомнить: быть учеником Христа и при этом не идти за Ним, неся крест вольных подвигов и невольных скорбей, невозможно. Об этом говорит Сам Спаситель (см.: Мф. 16, 24—25), и кто дерзнет спорить с Ним? «Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их» (Мф. 7, 13—14). И с этим не поспоришь, если бы даже и захотелось.
А хочется подчас! Потому что мы все немощные люди и желаем покоя, удобства, того самого комфорта, который с христианством, по большому счету, все же несовместим. И нет в этом ничего странного, потому что стремление к благобытию свойственно человеку, заложено в него Творцом. Просто понимание благобытия может быть ошибочным. Подлинное благо — быть со Христом; кажущееся, но знакомое и ощутимое — пользоваться теми радостями и удовольствиями, которые способна доставить временная жизнь.
Дом престарелых. Удивительное здание, которое подновляют, чтобы оно выглядело ухоженным перед своим высшим начальством (которому тоже, в принципе, нет до этого большого дела, но зарплату нужно хотя бы как-то отрабатывать), но оно всё равно несёт на себе отпечатки какой-то обречённости. У этого здания, точнее у его обитателей, есть то качество, которое не всегда можно найти в любом обычном доме — здесь всегда всем рады. Рады любому человеку, входящему в эти стены. Но даже эта радость не может растворить того давящего одиночества, что ощущается в каждом из здешних обитателей.
«Игра была не в шутку» (датская народная баллада «Нилус и Хилле»)
«С тем не играют, от чего умирают» (русская пословица)
До сорока лет Васька Петров был самым что ни на есть обыкновенным человеком. Работал водителем в местном автобусном предприятии, имел сына-разгильдяя Мишку и сварливую жену Райку, что все пятнадцать лет их супружеской жизни со свирепостью жандарма выворачивала наизнанку мужнины карманы в поисках денег, утаенных им с очередной получки. И при этом беспрестанно пилила Ваську, ела поедом, честила на все корки, называла его лодырем и пьяницей…впрочем, это были еще самые безобидные из прозвищ, которыми Райка награждала своего благоверного. Но все-таки она ни разу не смогла отыскать надежно припрятанную заначку, которую ее супруг тратил на то, чтобы раз в неделю, а именно — в пятницу, известную в народе, как «день шофера», устроить себе праздник. Собственно, вся жизнь Василия Петрова сводилась к ожиданию очередной пятницы, когда он с друзьями отправлялся в баню.
Накрылся белый мой модем
Потух инет. Июнь. Гроза.
От скуки лажу по «FM»,
Ловлю чужие голоса.
Сижу, ленюсь, кручу-верчу
Советский «Океан» и, что ж?
Любимый «Киевский» хочу,
Да где ж его теперь возьмёшь?
Шумы, помехи на волне,
Крутился, выключил, включил,
Заметил силуэт в окне
Напротив. Кто же это был?
Не видно: серые тона
С дождём сегодня заодно.
А может «он» или «она»
Всю жизнь глядит в моё окно,
И тоже любит грозовой,
Внезапный утренний налёт,
И в небо, кверху головой,
Застыть и ждать, когда сверкнёт?
Наверно мы уже давно
Знакомы, виделись не раз,
И нас таких – полным-полно,
Простых, непонятых подчас.
2011
Представь, дружок: бабушка попросила тебя подмести пол в каком-нибудь помещении, где нет света. Скажем, в чулане. А в нём страшно! Даже, помнится, пауков ты там видел. Да и мыши попискивают. Прямо кошмар! Как же быть? Тебе, дружок, конечно, стыдно признаться, что боишься. Вот и начинаешь ты канючить:
— Ой, бабушка, что-то у меня горло разболелось…
Или:
— Может, лучше, бабушка, я в магазин сбегаю?
Эх, дружок!
А фонарик у тебя есть?.. Вот и прекрасно! Привяжи его к щётке, включи и смело-пресмело иди в атаку на пыль, мышей, пауков и прочую чуланную живность. Пыль при свете ты хорошо увидишь и выметешь. Мыши, если они там водятся, разумеется, в страхе разбегутся. А паучки… Ах, эти добрые, славные, шаловливые паучки! И зачем они в таком неудачном месте соткали свою сверкающую паутину? Вон ведь сколько укромных уголков на чердаке, под крышей сарая!..
Хорошо на море отдохнула Даша!
Море было синее, но называлось Чёрным. Волны лениво накатывались на берег и исчезали, словно проваливались в песок. Даша долго любовалась этим удивительным, новым для неё зрелищем, с наслаждением вдыхала волнующий аромат безбрежного водного простора, и её маленькое доброе сердце наполнялось светлой радостью и ликованием. Голубой бант в Дашиных волосах, казалось, превратился в упругий парус и, подталкиваемый упрямым ветром, будто помчал девочку, плавно покачивая, в морскую даль.
Как здорово!
На берегу, невладеке от воды, дети, с которыми Даша успела подружиться, шумно играли в «выбивалку». Непослушный мяч иногда отскакивал в сторону от играющих и по воле ветра подкатывался к Даше, отвлекая её от «морского путешествия»…
— Даша, идём с нами играть! — позвали ребята.
Мама поручила Игорю нарвать в саду побольше зеленой душистой мяты и других трав. Сама она вместе с Варей только что закончила уборку в доме и собиралась устлать свежевымытые полы зелеными травами. Даже маленькая Катенька понимала торжественность момента и украшала, как могла, свой детский уголок. Любимой кукле Даше нацепила большущий голубой бант. Остальные игрушки аккуратно сложила. Маленьких куколок уложила в их кукольную кроватку и прикрыла лоскутком, который служил у нее детским одеяльцем. И пошла помогать маме раскладывать по полу зелень. В доме сразу запахло свежестью. «Мама,- потянула ее за руку Катенька, — а какой сегодня праздник? День рождения или Новый год?»
«Какой Новый год? — фыркнул Игорь. — Лето на дворе!»
Но мама знала, что у Катеньки все самые радостные праздники пока назывались так: день рожденья Новый год! Без-де¬фиса или запятой между ними. Ничего, подрастет — разберется.
Все толкуют про отдых.
Расслабления ль нет?
Кто в горах, кто на водах,
Кто – к друзьям на обед.
В Вене, в Мюнхене снова,
В Коми, на Колыме –
«Про работу – ни слова!».
Только отдых в уме.
Иль работа не в радость,
Лишь за деньги – в наём?
Иль одно нам осталось:
«Отдохнём! Отдохнём!..»
Как уставшая рота
Прём в казарменный рай:
«Западло про работу,
Ты расслабиться дай!»
И уж слышится – с улиц
Гомонит детвора:
«Клёво мы оттянулись
На фазенде вчера!»
Сокрушили, взгрустнули,
Понесли ерунду…
Хорошо отдохнули –
Наше место – в аду.
Нам и Родин не надо,
Нам Святыня – курьёз.
…Поработать б, где надо,
Поработать всерьёз.
Синий шарик, наполненный гелием, неделю провисел под потолком в компании других разноцветных шариков. Шарики украшали школьный зал и создавали праздничное настроение. В конце недели шарики раздали желающим. Лешка взял синий.
- Ты чего? – спросил его одноклассник Вовка. – Шарик взял.
- Это я не для себя взял, а для Маринки, понял? – ответил Лешка.
Маринка, Лешкина младшая сестра, шарики очень любила. Сейчас она болела и лежала в кровати, и Лешка решил, что, Синий будет для нее чем-то вроде лекарства.
Он отпустил шарик рядом с ее кроватью. «Тук-тук» - упруго постучался в потолок Синий, покачался и замер.
Маринка улыбнулась.
- Его зовут Синий, - сообщил Лешка, но тут вошла мама, и Лешку из комнаты прогнала, чтоб не заразился.
Синий день за днем продолжал упираться гордой макушкой в поток. Маринка каждое утро приветственно дергала его за длинный хвостик. «Тук-тук» - тихонько отзывался он и снова замирал, упершись. Потом Маринка выздоровела и забыла о нем. А он все висел в уголке и будто бы ждал, что потолок вот-вот исчезнет и он, Синий, взлетит в небо.
Существует известная поговорка, что о мастерстве театрального актера можно судить по тому, как он выходит на сцену и как уходит с нее. Это справедливо и по отношению к любому другому публичному выступлению. Начало и конец являются для оратора самыми трудными и в то же время самыми важными частями его речи. Ведь даже в простой беседе с малознакомым человеком самое трудное — это расположить его к себе в начале и добиться успеха в конце.
Церковная проповедь, хотя она и имеет свою специфику, не исключена из этого общего правила. И потому наличие или отсутствие опыта у проповедника проявляется, прежде всего, в том, как он начинает и заканчивает свои проповеди.
Мы уже говорили о принципах построения вступления в проповеди. Настоящий небольшой очерк будет посвящен заключению как части проповеди.
Краткое, четкое, ясное и емкое вступление — одно из непременных условий успеха любой публичной речи. Не является исключением из этого правила и церковная проповедь. С чего лучше начать проповедь? Какие задачи должно решить вступление? Каковы свойства хорошего вступления? На что должен обращать внимание начинающий проповедник? На эти и другие практические вопросы пытается ответить в своей статье преподаватель Киевской Духовной Академии Владимир Бурега.
В литературе можно встретить разные подходы к построению проповеди, ее длительности и делению на составные части. Однако авторы всех пособий по гомилетике признают стратегическую важность для проповедника правильного построения вступления и заключения его речи.
Действительно, проповедник должен уделять особое внимание вступлению. Первый абзац проповеди имеет особо важное значение. Несмотря на традиционную краткость вступительной части, она призвана решить несколько первостепенных задач.
Была зима.
Я ехал в вагоне столичного метро, по старейшей линии, готовившейся отпраздновать очередной юбилей, и со скуки читал рекламу и разглядывал пассажиров.
На «Фрунзенской» в вагон зашел мальчишка лет двенадцати. Собственно, заметил я его, когда он уже начал расхваливать свои ракеты: «Послужат хорошим подарком… Прекрасно летают…» Для пущей убедительности он надул одну ракету и запустил ее. Ракета пролетела метра два, ударилась в окно и с визгом стала сдуваться. Девушка, за спиной которой это происходило, зажала уши, а ее подружка с раздражением и тоской ждала, когда все кончится. А продавец тем временем продолжал: «Цена десять рублей… Послужат хорошим подарком…» И заученный этот текст, и слишком взрослые интонации не соответствовали его возрасту, когда человек еще должен просто радоваться такой хорошей штуке, как надувная ракета: «Глядите, как здорово она летает!» И оттого возникало какое-то чувство неловкости и брезгливости…
Нет, ничто в этом мире не вечно,
Всё имеет свой срок и предел;
И великое тоже конечно, –
Как
и кто бы его ни воспел.
Осудив быстротечности бремя,
Заявив, что стареть не к лицу,
Человек грезит правом на время –
Ждёт подвластного только Творцу…
22.08.2010 г.
Возле двери сарая куры обступили кормушку и, мешая одна другой, клевали корм. Дедушка сидел в комнате у окна и наблюдал за ними. Аннушка за столом читала книжку.
— Сейчас прилетит, — громко произнёс дедушка.
— Кто? — спросила Аннушка.
— Наша умница.
— Кто-кто? — не поняла внучка.
— Умница, — говорю, — ворона. Во-он, видишь?
Аннушка посмотрела в окно и увидела крупную ворону. Она сидела на заборе и вертела по сторонам головой, затем, тяжело взмахнув крыльями, подлетела к сараю. Но опустилась не у самой кормушки, а поодаль. Ещё раз огляделась и вперевалку направилась к кормушке. Куры не обращали на ворону внимания.
— Дедушка, разве куры не видят ворону? — спросила Аннушка.
— Видят, конечно.
— А почему не прогоняют её?
— Привыкли уже. Она прилетает к ним в гости каждый день.
Тем временем ворона, улучив момент, подскочила к кормушке, ловко вытащила из неё кусок хлеба, отлетела немного в сторону и быстро проглотила его.
Так повторялось несколько раз.
Не оставь меня память смертная,
Будет колокол гулко звучать
И его отпеванье медное,
Словно вечности силой безлетною
Надо мною поставит печать.
И познавшие отчуждение
Быстротленной земной судьбы,
Встретят новой души рождение
У незримой священной черты.
Всех борений, сует мимолётности
С тех высот разглядеть нельзя,
Где душа в первозданной свободности,
Предстоит пред Творцом в угодности,
Покаянье Ему принося.
2005 г.
Нет отдельных грехов, и нет отдельных добродетелей. Всякое доброе дело влечет за собой другие добрые дела, стоит только начать. За что бы ни взялся, начнешь движение и не сразу остановишься.
Молитва побудит к примирению с обидчиками и к милостыне. Пост поможет ощутить силу Писания и тайный яд, скрытый в пустых удовольствиях. Чувства, закрытые для праздных звуков и зрелищ, помогут помыслам собраться воедино, как лучам — в линзе, и согреют сердце и родят внимательную молитву. Любое святое дело, как цепь, потянет за собой другое, и этой цепью корабль души поднимет якорь и медленно тронется в путь, постепенно набирая скорость.
Так же дело обстоит и с грехами. Бесы не ходят в одиночку, но влекут за собою «семь злейших себя». И влекут до тех пор, пока не будет имя им «легион».
