Омилия

Так случилось – брат пошёл на брата,
Люди убивали, не шутили.
Я живой, и как бы виноватый
Перед теми, кто давно в могиле…

Разделились, чем мы виноваты,
Или нас намеренно столкнули,
Чтоб заговорили автоматы,
И в тела летели дуры-пули?

Мы мечтали, верили, дружили,
Пацаны, друзья мои, ребята!
Вы в расцвете головы сложили,
Я живой, и как бы виноватый.
2011 

Россия, в тебя ли не верить?
Россия, тобою ль не жить?
Страданий твоих не измерить,
Твоей доброты не забыть.
Ты есть и, конечно же, будешь,
Что мнится Россией – не ты.
Ты вьёшься финифтью на блюде,
Твои неподдельны кресты.
Твои купола – золотые,
Светильники – вечно горят.
Дороги твои фронтовые
Ведут не на рыночный ряд.
Сугробы, проталины, степи,
Поляны, изгибы ветвей…
Скиты, власяницы и цепи
В судьбе не случайны твоей.
Не Разины и Пугачёвы
Тебя выводили вперёд,
А трудолюбивые пчёлы,
Нектар превращавшие в мёд
Келейный, молитвенный, сладкий.
Тебе ль о пощаде просить?
Очнись, заповедали аввы
Молиться, трудиться, любить.
Склоняйся пред Богом единым,
Ты – светлый иконы оклад.
Ты клином летишь журавлиным
Не в чёрный, безвылазный ад.
А слухи о крахе – нелепость,
И вести тревожные с мест.
Ты вся – Соловецкая крепость,
Ты – иноком струганный крест.

Не говорите, братия, друг другу
Бранных, жестоких, непристойных слов;
Ни на обидчиков проклятий груду
Не посылайте, ни на злых врагов.

Не призывайте, братия, напрасно
Святое имя Божье никогда:
Святое имя Божие прекрасно,
Да воспоют Ему хвалу уста.

Не забывайте, братия, о дне
Суда Господнего над всеми нами.
Неправедно проживших на земле
Геенны огненной коснется пламя.

Возлюбленные братия мои,
Восстав от сна, во всякий день и всюду
Стремитесь говорить слова любви
Не огорчать, а радовать друг друга.

Умом и сердцем, братия, любите
Того, Кто ради вас на Крест взошел,
Молитесь Иисусу и просите,
Просите, чтобы Он и к вам пришел.

22.07.2000 г.

Глава седьмая
Как малютка Тортоед искал дорогу домой

Малютка Тортоед шёл по тропинке, когда под ним вдруг закачалась земля.

«Неужели землетрясение! Прощайте, добрые звери и птицы! – только и успел он подумать, проваливаясь в яму. – Прощайте мои любимые торты – бисквитные, песочные, слоеные, шоколадные, фруктовые, ореховые и медовые, которые я так и не успел попробовать за свою коротенькую жизнь».

К счастью, яма оказалась не слишком глубокой, но почему-то очень уж темной.

– С приземлением, инопланетянин, – услышал вдруг малютка чей-то глухой старческий голос.

(Пьеса в 4-х действиях)
Действующие лица:

Дмитрий Петрович — археолог, молодой человек 26-ти лет, сильно увлеченный свои делом, решивший посвятить раскопкам времен Великой Отечественной Войны всю свою жизнь. 

Роман Александрович — графолог, увлеченный своей работой, написавший множество научных трудов, мечтающий получить кандидатскую степень. Ласковый и мягкий муж, преподаватель, читающий настолько интересные лекции, что с его «пар» не только ни разу не сбегали студенты, но еще и приходили послушать коллеги с других факультетов. У него очень много друзей, православных мирян и даже священников, с которыми он каждый вечер «выходит» пообщаться в интернет, при этом он довольно редко бывает в Церкви, оправдывая это в большинстве случаев своей «религиозной безграмотностью». 

Прогоняя скучное безделье
И взамен бессмысленной хандре,
Сказочно-волнующей метелью
Разыгралось небо в декабре.

Старые, дорожные морщины,
Спрятала весёлая зима.
Люди вдруг оставили машины,
Толку в них, сплошная кутерьма.

Резко, неожиданно, мгновенно,
Изменились улицы, дворы.
Навалило снега по колено,
К радости беспечной детворы.

Закружило мир в конце недели,
Пятница. Мой город в серебре.
Я люблю внезапные метели,
Белые метели в декабре.

2010 

Камень, на котором он сидел, был горячим и гладким. Человек называл  камнем  большой валун в форме перевёрнутой чугунной ванны, отполированный ветрами и крепко вросший в песок. От камня до океана было шагов тридцать. Когда он впервые сел на этот  камень, океан был от него шагов на пять дальше.  Материальным свидетельством наступления океана на сушу, для человека, сидящего на камне, был безобразный огрызок скалы, поросший водорослями, в каких-то лишайчатых ржавых пятнах, выступающий из воды, словно гнилой зуб в беззубом рту. 

Человек уже не мог сказать, сколь долго он  живёт на этом острове, но  он  хорошо помнил,  что  было время, когда  эта уродливая скала с  таким же независимым видом стояла на берегу и океан доставал до неё только во время приливов и штормов. Теперь  её основание всегда было в воде, оголяясь лишь во время отливов.

Когда в  1933 году её отца с матерью раскулачили,  Фросе было девятнадцать, она была старшей  среди детей. Потом был голод,  и родители умерли. На  её попечении  остались три брата Иван,  Дмитрий и Алексей, и маленькая  сестрёнка Аннушка.  Жили она тогда  в городе Буденновске.  Ефросинья выдюжила, детей не бросила. Как  эта  девушка их спасала, как  не дала сгинуть  своим родным людям, в страшное и голодное время, когда  люди ели людей —  это разговор отдельный и долгий. Не забудем и то, что она была из  семьи раскулаченных и это её жизни не облегчало. У Ефросиньи хотели забрать детей в детский дом, но она приложила невероятные усилия,  чтобы дети остались  с ней. Она  боялась потерять своих   братьев и сестричку.

 В  девяносто пятом здесь стоял длинный ряд  ларьков с несколькими входами. Это было, что-то вроде пассажа; передвигаясь по провалившемуся полу  с  рваным  линолеумом в пассаже можно было купить   набор самых необходимых вещей: мясо, хлеб, рыбу, молоко, спиртное, сигареты, стиральный порошок, батарейки и так далее. На прилавках  там дремали разъевшиеся кошки, никто на это не обращал внимания.

 Теперь на этом месте также стоят магазины, но уже «облагороженные»: со стеклопакетами,  ондулиновой крышей, кафельными полами.

Да… в девяносто пятом это было. Была зима. Внутри пассажа стоял пар, было холодно, тесно: был час пик. Я стоял в очереди в колбасный отдел, за аккуратной старушечкой в парике. Первым в очереди был  тщедушный,   бедно одетый, бледный человек. На вид ему было около сорока.

Они повстречались холодной зимою,
Внезапно, случайно, зато,
Он сразу увидел в ней что-то родное,
Чего не заметил никто.

Она была нежной, загадочно-странной
И, как не от мира сего.
Он, словно, осыпан небесною манной,
Не видел вокруг никого.

В глазах ясно-синих с зелёной каймою,
Светился вопрос и ответ:
-Мы раньше нигде не встречались с тобою?
-Не знаю, наверное нет.

-И всё же, и всё же, душа встрепенулась,
Скажи, почему, в этот раз?
-Мы спали, мы ждали и сердце проснулось,
Поющее сердце у нас…

А люди не знали, беспечно судача,
Завидуя даже слегка.
И кто-то желал им счастливым, удачи,
А кто-то крутил у виска.

Но так получилось – они полюбили:
Открыто, сегодня, сейчас.
И тихо друг другу надежду дарили,
Безмолвно, cиянием глаз.

2011

Увядшие цветы… Печален облик ваш.
Угасшей красоте не нужен зоркий страж.

Высокой лиры слог вы пробудить не в силах –
Продлить цветенья срок судьба не рассудила.
............................................................
Куда печальней лик людских сердец беспечных,
В кругу мирских интриг увядших быстротечно.

16.05.2010 г.
 

— Лева!!! Ой, спасите! — пронзительный материнский крик, как выстрел вырвался из ее надорванного сердца. Казалось, что крик сей остановил все движения Вселенной, что ось земная замерла, и, даже птицы остановили свой полет.

Грузовик остановился, а за ним весь транспорт, что двигался на запад. Мать соскочила с кузова, всед за ней две девчушки. Они бросились к мальчику, что неподвижно лежал на булыжной мостовой. Машина, поворачивая влетела колесом в яму, и тринадцатилетний хлопец, не удержавшись, выпал из кузова.

Мне б уехать в будущем году
В те края, где прошлое забуду,
В город N, меняя череду
Серых дней на солнечное чудо.

Неземное чудо хризантем,
Искренне и трепетно-даримых,
Не сравнимых, нежностью, ни с чем,
Белых хризантем в руках любимых.

Верю я в счастливую звезду,
Знаю, победителей не судят.
Я уеду в будущем году,
В город N, где ждут меня и любят.

2010

Светает. Сжимаю ресницы
И в сон погружаюсь на миг.
Волос твоих облако снится
И глаз бирюзовый родник.

Родник сокровенный и чистый,
С манящей прохладой водой,
Под сенью деревьев тенистых
Желанный, как путнику в зной.

Случилось: нежданно и просто
Увидел однажды тебя,
Идущую мокрой дорожкой
Под шелест слепого дождя.

В сиреневом шелковом платье,
С букетом ромашек в руках
Смущенное глянуло счастье –
И все стало в светлых тонах.

Слова находились, и время
Для нас незаметно текло.
Любви нетяжелое бремя
Косынкой на плечи легло.

Уже рассвело и не спится.
Фонарь перед домом погас.
Как страшно: могло бы случиться,
Что дождь не прошел бы в тот раз.

1.08.2001г.

По дороге покатилась мечта –
Золотым яблоком – вмиг - сорвана.
До высокого добралась моста,
И рассыпалась – во все стороны!

На горячий безымянный песок –
Миллиардом хрустальных семечек.
Зазвенел тонкий ее голосок:
- Будем сеять - в Смутное времечко!
 

Быть поэтом –
Оживлять горы и травы…
-Мое право.
Быть поэтом –
Презирать роскошь и славу…
- Мое право.
Быть поэтом?
Всплеском.
Волною.
Солнцем,
Русским.
Негром.
Японцем.
Вам не по нраву?
2011
 

Глава четвертая
Как малютка Тортоед хотел подружиться с Лисой

– Эй, сахарный! Выгляни в окошко – дам тебе горошка! – услышал за спиной малютка Тортоед.

Он оглянулся и увидел Лису, которая выглядывала из кустов, двумя лапами раздвигая ветки, как будто это и впрямь было окно с зелёными ставнями.

– Какого горошка? – поинтересовался малютка.

– А какого ты хочешь?

– Мне разные нравятся конфеты в виде горошка. И разноцветные морские камушки с изюмом, и монпансье, и фундук в шоколаде…

– У меня все есть. Ты только выгляни в окошко, – сказала Лиса, делая малютке какие-то таинственные знаки и подмигивая.

– Я давно бы уже выглянул, только у меня нет окошка, – пояснил малютка. – Я ведь на пеньке живу. А можно мне просто так спрыгнуть?

– Ладно уж, прыгай, если такой непонятливый…

Но как только малютка спрыгнул с пенька, Лиса схватила его в охапку и куда-то потащила. Они долго бежали по лесу молча, но вскоре Лиса начала выдыхаться…

В Покровском соборе
служба идёт,
души сплотились в одну.
Стоим перед Богом
и льются слова: "Верую..."
Господи! Ты дал нам слова,
чтобы могли молиться.
Ты воду нам дал,
чтоб крещеньем святым возродиться.
Господи! Ты души нам дал,
чтоб мы могли
                  быть с Тобой.
Ты дал нам в вечную жизнь
Хлеб Жизни
                живой.
Прости же всех, кто Тебя молил,
всех, кто просил простить.
Помоги нам встать, помоги дышать,
помоги молиться и жить.
Помоги тому, кто стремится прозреть
и узнать о нём волю Твою,
и всё, что он должен сделать,
успеть.
Укрепи нашу веру, молю!
Не оставь, исцели нас
                               Своею рукой,
открыты Тебе сердца.
Призови быть
каждым вздохом с Тобой
сейчас и до конца.
В Покровском соборе
служба идёт,
души сплотились в одну.

                      1

Окропи иссопом думу затяжную,
Может, расплетётся каверзная сеть?
То, что я люблю и то, чем я рискую,
Всё должно исчезнуть, сгинуть, умереть.
Навернулись слёзы – жизнь пропала даром.
Не пробраться в вечность временным путём.
Началось потопом, кончится пожаром.
Так куда мы слепо, наугад идём?
Согрешали рано, пожалеем поздно.
Нам меняться трудно, наше солнце – плоть.
Каждый день на небе зажигает звёзды,
Коих мы не видим, пламенный Господь.
Полуночны птицы – филины и совы,
Так и мы, как воры, по делам спешим.
Души – на запоры, двери – на засовы,
На дорогах торных – паранойя шин. 

                         2