Вечер. Квартира-клетка.
Пишется разный вздор.
Гости бывают редко,
Ну их! Ушёл в затвор.
Падают с неба звёзды
Те, что упасть должны.
Птицы готовят гнёзда,
В воздухе дух весны.
Роз захотелось первых,
Со'рта «Постилион»,
Пусть на пределе нервы,
Это пройдёт. Влюблён.
Случай, судьба? – Не важно,
Слово попало в цель!
Счастье придёт однажды
В ласковый мой апрель!
Чувствую – сердцем – рядом,
Где-то вблизи оно!
В снимке с лучистым взглядом
Время растворено…
2012
Ты мой единственный.
Простой, таинственный.
У небес вымоленный.
На земле выстраданный.
Ты мой! Тебя не отдам.
Порокам, судьям, прогнозам...
Ты мой! Тебя не предам.
Разлукам, скорбям и грозам.
(Сб. "Стопами любви")
Зимой в деревне Лере кажется, что они с мужем живут на необитаемом острове. Не слышно и не видно никого, кроме галок, живущих в печной трубе, да нескольких соседских котов, преданно навещающих их пушистую Мурку. Яблочные деревья в саду молчаливо стоят, свесив свои покрытые снеговым платом ветви. День сменяется днем. И тишина как и снег ложится на землю и крышу их маленького деревянного дома. И так привыкаешь к зимнему однообразию и затвору, что даже бродячий пес на улице воспринимается как невиданный сказочный гость.
- Там волк на улице! – когда Лера моет посуду после ужина, в дверях появляются запорошенные снегом шапка и борода её мужа Саши.
- Где? – удивляется она и закрывает кран.
- Пойдем со мной за водой, увидишь! – весь Саша входит в дом. Он улыбается. Снег на его шапке и бороде быстро тает от домашнего тепла.
- А он нас не съест? – интересуется Лера, снимая фартук.
- Съест, конечно. Они сейчас голодные. – спокойно отвечает супруг. - Он потому-то и пришел в деревню.
- Понятно.
По мотивам древней «Истории о Евфимии, дочери Софии и о чуде, которое совершили с ними исповедники Самон, Гурий и Авив»
***
— А когда эти готфы вернутся на постой? — спросила Софию Фотиния.
— Я думаю, на днях. А почему ты спрашиваешь?
— Потому что надо успеть до их прихода снова заколотить окно в садовом домике.
— Ох, Фотиния, ну что за глупости? Они оба уже видели, что в домике есть второе окно, как мы им объясним, если одно вдруг окажется заколоченным?
— Смотри, твоя дочь — тебе и решать.
— Можно подумать, что нет у них забот, кроме моей дочери! Они же ее и не видели.
— Это ты так думаешь! А в церкви? Они и до осады ходили туда каждое воскресенье, и на последней службе тоже были.
— Откуда они могут знать, кто из девушек в хоре моя дочь?
— Так ведь, к несчастью, Евфимия ухаживала за старшим готфом, когда он лежал без памяти!
— И очень правильно делала! — уже начиная сердиться, сказала София.
Он был глухонемой и жил за несколько улиц от нашего дома. Каждый день этот мальчик приходил в наш двор и наблюдал за тем, как играют дети.
В свои игры мы его не приглашали. Не потому, что плохо относились, нам это просто в голову не приходило. Мы могли бы узнать у его мамы, высокой, всегда бледной продавщицы, имя немого, но почему-то никогда так и не спросили.
Он подходил с неловкой улыбкой, шаркая ногами и сутулясь, и садился на корточки у края импровизированной спортивной площадки. Мы перекидывали мяч друг другу, а он вертел головой направо – налево, направо – налево, до тех пор, пока игра не заканчивалась, и дети не расходились по домам.
Когда кто-нибудь из игроков забивал гол или удачно отбивал мяч, немой вскакивал со своего места и издавал громкий мычащий звук. Большие синие глаза мальчика наполнялись светом, он улыбался, глубоко обнажая корни зубов, и взмахивал руками.
Не всем нравились эти зрительские порывы. Часто неудачливый игрок грозил ему кулаком или крутил пальцем у виска. Мальчик замолкал, и смущенно улыбаясь, садился обратно на корточки.
Дождь и ветер – не день, а морока,
Ни молитвы, ни сна – ничего…
Мне в такие часы одиноко.
Стылый двор, жёлтый снег. Никого.
Я хочу, чтобы тихо со сцены,
Удалилась старушка-зима.
А пока что вот – мокрые стены,
В серых пятнах застыли дома.
Но доносится ясно до слуха,
Сквозь унылость февральского дня:
«Ухожу, только я не старуха,
Вам недолго скучать без меня.
Ухожу и не спорю, что толку?
Но попрятав игрушки, шары,
Вы не раз ещё вспоминте ёлку,
Среди летней несносной жары».
2010
В архитектонике созвездий
Есть линий тонких вечный путь,
Мы о несбыточности грезим,
А нам бы главное вернуть.
В изгибах арок полусферой
Орбиты времени сошлись,
Одною им понятной мерой,
В единой точке - прямо в высь.
От древних каменных построек
До стройных ордерных систем,
Земля людей того не скроет,
Что выше всяких теорем.
А выше то, что мы все ищем,
Любви простой, а та – бежит,
И ветер страсти снова свищет,
Да только сердце вновь спешит.
От сложных линий к яви света,
От бури знойной – в тишину,
Любовь в любви найдет ответы,
О как же хочется – вернуть
Покой и нежность первой встречи,
И вечный путь – пока лишь миг,
И сердца трепет - сердце лечит,
И шёпот тихий рвется в крик.
И выше - аркою стрелою,
дождем из камня - снова вдаль,
нам, с человеческой душою,
лишь в небе утолить печаль.
Мы с тобою, дед, друзья,
Куда ты, туда и я:
Вместе ходим на рыбалку,
Я бегом, а ты – вразвалку,
Собираем мы малину:
Ты – с куста, я – из корзины.
Вместе красили забор –
Руки в краске до сих пор...
Только ты, сомнений нет,
Самый лучший в мире дед!
Переделала тут одно свое старое стихотворение...
Порой над Родиной встают
сражений прошлых злые знаки,
но их за славу признают
сердца людей. Над полем маки
Палитрой алой зацвели,
как капли боли всей России,
как капли света - проросли
кресты могил, у звезд просили,
У звезд стояли толпы жен
и тихо, праведно молили,
а над землей пронесся стон,
и толпы войск за край спешили.
И был средь них простой солдат,
Его по-русски Женей звали,
Кому-то сын, кому как брат,
Он молча нес земли печали.
Случилось чудо и солдат,
Познал победу в дольнем мире,
Расплавив вражеский булат.
Своей живою русской силой,
Бывает так: прозренья час,
Соединен с победной славой,
Нет, не придумать после нас
Такой отваги величавой.
И ведь простой служил солдат,
Видать, не в этом правда мира,
Звенит по Родине набат,
Идут солдаты. Плачет лира.
Мать Конкордия была разочарована. Ее приход опять переживал трагедию. Впрочем, кроме монахини, вряд ли кто заметил бы что-то плохое в том, что о. Василий подружился с Борисом.
Тем более, что Борис был очень хорошим человеком. Неизменно дружелюбный и открытый для всех прихожан молодой слесарь из Москвы в каждый свой приезд привозил для храма разные подарки. Не так давно Борис сменил старое обветшалое напрестольное Евангелие, на этот раз привез новое кадило. Вроде бы все хорошо, но было две серьезных причины, заставлявшие волноваться мать Конкордию.
Первое — отец настоятель буквально через три месяца поехал к епископу и выпросил для Бориса право ношения стихаря и подрясника. Второе было еще более обидным. Если бы Борис был бы академиком, профессором, ну, ладно, простым врачом, но слесарь! По глубокому убеждению монахини было бы лучше, если бы отец Василий не стремился заводить знакомства с пришлыми, оставался бы простым сельским священником, а уж, если бы и находил себе духовно близких людей в Москве, то людей гуманитарных профессий, а не плотников, ой, слесарей, впрочем, велика ли разница!
На землю тень упала молча,
От туч, закрывших небеса,
Свершилось время: мир от ночи
Спасен теперь. Блестит роса.
Прохлада утренняя тает,
У Гроба Господа – толпа,
Воскрес! Смотрите, улетает
Ночная мгла. И не упасть
Не может мир, теперь прозревший,
К ногам Того, Кто спас живых,
И всяк, проказою болевший,
С надеждой ждет. Буран затих.
Упала ливнями на землю,
Времен иных младая суть,
И мир земной земле приемлет
Открытый вновь извечный путь!
Святыня грозная сияет
Над миром зла вознесся Крест,
И каждый странник пусть узнает:
Что нет таких далеких мест,
Куда бы свет не изливался,
Всяк дом надежду да хранит,
Ты слышишь? Тихо постучался…
Христос в твой дом войти спешит.
Незнание и неведение чаще называет время парадоксом, где порой встречаются не те, и не так, да и расстаются больше по глупости...
Время дарит вопросы, а вечность проверяет истинность их ответов.
Мудрости не может быть слишком много, а солнце не светит сверх положенного. Но для всего нужно свое время...
Чем страшно одиночество? Невозможностью рассказать о счастье...
Время дарит нам иллюзии, но вечность снимает с них покров так же решительно, как приоткрывает истину мимолетности...
Почему люди плачут? Потому что живут. Такова правда жизни,она открывается только тем, кто сохранил этот дар-открывать покой за минутами горечи.
День рождения-всегда итог!И начало нового пути.Дай Бог,чтоб время приоткрывалось вехами любви,в которой утонет их мимолетность!
Мудрость бесконечна в словах, но приходит время подводить итог и собирать камни ошибок. Таков закон времени, устанавливающий предел правды сказанного.
Как поверить в любовь? В нее не верят, ее проживают, как дар горечи и отрады...
Есть ли смысл в поиске? Да, пока время раскрывается секундами, есть шанс найти истину, или приблизится к ней на шаг...
Когда я собиралась писать этот рассказ, то думала, что напишу что-нибудь, обращаясь к тем людям, которые убивают собак, которые убили нашего Дружка. Но потом передумала — вряд ли они это когда-либо прочтут; одержимые ненавистью, едва ли остановятся. Мне от души жаль этих трусливых убийц, кто знает, почему они так ожесточились — может, потому, что никто во всем мире не смог полюбить их, даже собака…
У вас была когда-нибудь собака? Собака-друг, беззаветно любящее вас и ваших детей существо, доверчивое, благородное, благодарное и….. Сколько еще эпитетов можно вспомнить — и все прекрасные, нам бы заслужить хоть один из них…
Пророк Исаия, предсказывая грядущее наказание Иерусалиму, так говорит о нем: «Вот, Господь, Господь Саваоф, отнимет у Иерусалима и у Иуды... храброго вождя и воина, судью и пророка, и прозорливца и старца, пятидесятника и вельможу и советника, и мудрого художника и искусного в слове» (Ис. 3:1—3).
Если Бог решает наказать человека, то лишает его разума, а если некий народ созрел для гневного посещения, то, как видим, у него будут отняты самые важные категории людей, без которых гражданская жизнь станет невозможной. Это своеобразное отнятие опорных столпов, без которых общественная и государственная жизнь неминуемо обрушивается, погребая под своими обломками все живое. И в перечне отнимаемых столпов первое место занимают «храбрый вождь и воин».
Простая записка с двумя именами
Важнее изысканных слов.
Пускай километры дорог между нами,
Метели и холод снегов.
И дней суматошность с делами, слезами,
Кому расскажи – не поймут.
А где-то мечта с голубыми глазами,
Которые любят и ждут!
Воскресная служба закончилась в храме
И все заспешили домой…
Мой ангел записку с двумя именами
На небо уносит с собой!
2012
Синим утром плывет пушистый сон в голове.
На работу едва-едва на ватных ногах.
Снег повсюду, и свет от снега осоловел,
беспробудно утопает в густых мехах.
Раздвоилась реальность, мерцает ткань бытия:
может быть, тропинка не та и иду не я,
и другие ветки меж пальцами нежный пух
невесомый держат, чтобы просеять вдруг,
пересыпать ворот и припорошить плечо,
легче, суше воздух, искрит колючей мульчёй,
вот уже и дым берёзовый, дровяной,
вдох – и вкус воды стужёной, колодезной…
Нет различия между тем, как дышать и пить.
На наличниках луч сусальный лёд растопил.
Я тонула: омут, морок, сон затяжной.
Просыпаюсь здесь, очнулась,
Иду домой.
Конференц-зал в библиотеке «Русское Зарубежье» не то чтобы переполнен людьми — вниманием. Есть такое выражение: «Воздух гудит от напряжения». Очень похоже. На сцене по очереди выступают сначала хозяйка вечера, потом ее гости, а когда в половине десятого вечера отключаются микрофоны, в зале это замечают не сразу. И сидят еще около получаса.
Ольгу Седакову представлять не надо — знаменитый поэт и филолог. Ее книга «Апология разума», презентация второго (фактически — четвертого, если считать итальянское и пиратское) издания которой проходила 20 февраля, написана именно поэтом и филологом. В своей работе Ольга Александровна вступает в диалог с мастерами слова разных эпох: Данте — Пушкин — Гете — Пастернак — Аверинцев.
А по ходу дела решает философскую в изначальном понимании философии задачу — преодолевает разрыв между «сердцем» и «разумом».
Зима - хозяйка, правит балом,
Всё подчинила холодам.
Руководит в большом и в малом,
Ведёт отсчёт земным годам.
С весёлой Масленицей кружит
Под звук гармошки удалой,
Танцует, и метелью вьюжит,
На землю сыплется мукой.
А как отдаст свои запасы,
Амбары туч освободит,
Блины горой поспеют сразу,
И солнце в небе заблестит.
И будет радость и веселье
В платках нарядных, расписных,
На вкусной масляной неделе
Для всех знакомых и чужих.
Блины, как солнце золотое,
Горячий пар от них идёт.
Всем угощение простое
Зима из печки выдаёт.
И веселится, и ликует
Народ славянский от души,
И с наслаждением смакует:
«Ах, как блиночки хороши!»
Славянский род… Славянский… Славить…
Предназначенье на века!
И невозможно нам представить,
Сколь слава Бога велика!
Дорогие мои!
Мне очень давно хотелось написать для вас сказку: современную, не очень скучную и с хорошим концом. Но не получалось... Я придумала сюжет, имена детей: Быль и Черна (их имена, как вы скоро поймете, память о трагедии в Чернобыле), описала их детство. Но дальше дело не шло, и эта сказка долго лежала недописанной. Видимо, нужно было время, чтобы герои выросли и пожили взрослой жизнью, а как она сложится, мне было неизвестно.
Теперь, когда один за другим происходят мегатеракты с захватом заложников, когда произошла трагедия в Беслане, все прояснилось. Сказку дописал 21-й век...
Мы все — верующие люди — желаем спастись. И, безусловно, что-то для этого делаем: ходим в храм, исповедуемся и причащаемся, постимся, исполняем молитвенное правило, читаем святых отцов. Но при этом сплошь и рядом забываем... об одном человеке, с которым наше спасение связано совершенно неразрывно, — о своем ближнем.
Каждый раз, когда наступает Неделя о Страшном суде, я вслушиваюсь в Евангелие за Божественной Литургией, и меня словно впервые поражает мысль: желая представить образ этого суда Своим ученикам, Господь указал, по сути, только на одну причину оправдания или осуждения: на отношение к ближнему (см.: ф. 25:31—46). Это не значит, разумеется, что других причин как первого, так и второго быть не может. Это свидетельствует лишь о том, что данная — важнее всех прочих.
