Омилия

Делая уборку в домашней библиотеке, натыкаешься иногда на книги, которые последний раз читал то ли в школьные, то ли в студенческие годы. Бывает, приоткроешь книжку, глянешь, улыбнешься — и спрячешь в самый дальний ряд. Но случается, что прочтешь абзац, затем еще один, потом и всю страницу, да так и застынешь на полдня с томиком в руках, среди книжных развалов. В этот раз уборка прервалась «Афоризмами житейской мудрости» Шопенгауэра.

***

«Людей делает общительными их неспособность переносить одиночество, — т. е. самих себя» — пишет немецкий философ. Здорово сказано. Пожалуй, в данном случае христианину можно согласиться с совсем не христианским мыслителем. Действительно, есть общение — и есть общение. Об одном пишет Иоанн Богослов: «Многое имею писать вам, но не хочу на бумаге чернилами, а надеюсь придти к вам и говорить устами к устам, чтобы радость ваша была полна» (2 Ин. 12). Таково общение от полноты сердца, как и сказано: «от избытка сердца говорят уста» (Мф. 12:34).

Мир в XX веке изобрел скрытые формы эксплуатации человека, прикрыв их счастливой голливудской улыбкой. Через иллюзорные ценности успеха и демонстративное потребление благ конвеерного производства товаров и  массовой культуры, одинокая толпа превращается в гигантскую океанскую волну, сметающую на своем пути собственное христианское прошлое. Когда-то Паскаль произнес: «Мышление человечества есть мышление одного-единственного человека, мыслящего вечно и непрерывно». Кто же этот единственный человек, мыслящий сквозь века, проходящий тысячелетние расстояния в поисках истины? И нужна ли истина одинокой толпе, превратившейся в гигантскую цунами потребления? И что происходит с этим человеком на пороге третьей технологической революции?

Путин посетовал на снижение рейтинга «ЕР» и объяснил это предвыборной информационной атакой партий-конкурентов. 

В ответ на вопрос члена Бильдербергского клуба Джона Миклетвейта, представляющего агентство Bloomberg, о том, проще ли сейчас управлять Россией или, наоборот, сложнее, В. В. Путин сообщил, что сложнее и объяснил это, в частности, процессами «внутренней демократии». Он поделился трудностями, возникшими на волне этих процессов, когда в рамках избирательной компании все, кому не лень, «клеймят позором» созданную им партию. 

Не можете пить чашу Господнюю и чашу бесовскую;
не можете причащаться трапезы Господней и трапезы бесовской [1 Кор. 10, 21]

отнимут всё и славу и достаток
отдушина–надежда дольше всех
останется — и на пути покатом
и на крутом подъеме без помех
падению... но ты же снова встанешь
на ноги даже если был без ног
увидишь — и незрячими глазами —
свой путь и свой припрятанный порок
и на пороге нового и страшно-
неведомого может быть найдешь
последнюю опору правды брашно
отринув ослепительную ложь

Ще не тікали люди с тих земель,
Але гонителі вже чують запах крові,
Вже сплетена мотузка з конопель,
І цвяхи із заліза вже готові.

Вже лагодять каменярі моста,
Вже жінці прокуратора не спиться,
Вже сивий тесля витесав хреста,
Вже виткана посмертна плащаниця.

Вже в алавастр налили миро й мед,
Та сенс того ще сховано. Одначе
Є в світі Той, що знає наперед,
І у саду ночами тихо плаче.

Гусь гогочет: — Га-га-га!
Дай кусочек пирога.
— Я не жадный. На — дарю.
— Благо-га-га-га-дарю!

Любовалась я с крылечка
На кудрявую овечку:
Раз — колечко, два — колечко...
Без кудряшек нет местечка.
Не видала я такого!
Ну-ка, посчитаю снова.

***

Раз, два, три, четыре, пять,

Надо ручки отмывать:

Моем нашей крошке

Пальчики, ладошки,

Вытрем их пушистым

Полотенцем чистым.

Осеннее небо щедро изливало яркую лазурь на разноцветные одежды деревьев. Причудливые тени, как огромные картины, лежали на пыльном асфальте, поблекшей траве и витринах магазинов.

Семен, глубоко вдохнув дым, прищурился и бросил дымящийся окурок в урну на остановке транспорта. Довольный попаданием в цель, улыбнулся и выглянул на дорогу. Нужная маршрутка показалась на перекрестке.

Людей собралось немного, а значит ехать можно будет без тесноты и ссор пассажиров.

На остановку подошла скромно, но опрятно одетая женщина со стареньким полиэтиленовым пакетом в руке. Она присела на скамеечку, и видно было, что очень устала, но после короткого отдыха лицо ее, озаренное мягкой улыбкой, засветилось от радости.

На болоте, у опушки,
Сокрушается лягушка:

— Улетел такой ква-мар!
Ква-ква-ква, ква-кой ква-шмар!

Эх, придётся натощак
Засыпать... Обидно ква-к!

Черепаха утром рано
Погулять в саду решила:
Ловко спрыгнула с дивана,
На ходу перекусила,
Со стола смахнула крошки,
Ножки сунула в сапожки,
Шляпу на бегу надела,
Вышла… А уже стемнело.

Сценка для Воскресных школ

Взяв Херсонес, князь Владимир принял святое Крещение и начал готовиться к Венчанию с греческой принцессой Анной. До той поры, должна была креститься вся дружина и все ополчение его. Прибывают знатные гости на свадьбу. Несколько дружинников и гостей осматривают город и беседуют.

Молодой воин: Да,  замечательный этот Херсонес!

Знатный боярин, дружинник Свенедл: Ведомое ли дело — взять такой город и яко вено^[1] — выкупом отдать за греческую невесту для князя?

Важней всего, когда твой друг,
Услышав серца боли стук,
Промокший под шальным дождем
Придет утешить тебя в дом.

Подставит крепкое плечо, 
Душевным став тебе врачем;
Тепло в нем, мудрость, силы стать.
Такой не мог б тебя предать…
 

С годами дружба не ржавеет,
Не рушит дружбу дождь и гром,
Коль человек ценить умеет
Открытый вами сердца дом.

Друзья в любые неудачи
Не бросят сани в полпути.
Плечо подставят — не иначе,
Чтоб, взявшись за руки, идти.

Мы теряли друзей на войне, и в плену, и в окопах…,
А сегодня теряем, бранясь на Фэйсбуке и в Скайп, 
Выясняя, кто прав? Путин? Ющенко? Меркель? Европа? 
Кто-то стонет от горя, а кому-то от прибыли — кайф.

Ты не раб у толпы, — кто боится и собственной тени.
Не игрушка у власти, не бессмысленный, раненный скот. 
Ты в молитве святой, припадая в слезах на колени,
Вспомни наших отцов, постоявших за веру и род.