Право на чужую смерть (Сергей Худиев)

Уполномоченный по правам человека в России Татьяна Москалькова, в ходе встречи со студентами юридического факультета МГУ назвала эвтаназию «гуманной мерой»:

«Мне кажется, это очень гуманно, если сам человек хочет уйти из жизни и его жизнь не имеет шансов на проживание, если он страдает, и если его близкие и родственники вот в единой гармонии пришли к тому, чтобы прекратить эти страдания… Я просто здесь уже не как уполномоченный, а как просто человек, Москалькова Татьяна Николаевна, поддержала бы идею предоставления такого права»

Что такое эвтаназия? Это умерщвление людей, обычно безнадежно больных, с их согласия. Ее не следует путать с отказом от реанимационных мероприятий — когда врачи прекращают искусственно поддерживать жизнь больного и он умирает от естественных причин. Эвтаназия — это именно активное умерщвление; там, где она легальна, она первоначально применялась только к умирающим, испытывающим сильные боли, но потом зона ее применения неуклонно расширялась, и теперь, например, в Бельгии, смерти можно предать даже человека, пришедшего в сильное уныние, совершенно независимо от того, испытывает ли он мучительные боли и близка ли его естественная смерть.

Почему высказывание Татьяны Николаевны — хотя оно и подается как личное мнение, а не как официальная позиция — вызывает тревогу? Дело в том, что тяжелая болезнь и завершение жизни — это ситуация, в которой затронуты, и сильно затронуты, не только интересы и желания больного. Государство, естественно, стремится к оптимизации расходов — любая структура, в том числе медицинская, устроена таким образом, чтобы решать свои задачи как можно проще и дешевле. Эвтаназия очень хорошо укладывается в планы по оптимизации расходов.

Речь идет, в абсолютном большинстве случаев, о людях, которые больше не являются работниками и налогоплательщиками, которые только потребляют значительные ресурсы — и эвтаназировать хотя бы часть из них означало бы весьма значительную экономию. Я никоим образом не хочу сказать, что Татьяна Николаевна думает именно об этом – просто, если дать системе такой мощный инструмент оптимизации, система непременно им воспользуется. Это не вопрос чьей-то личной плохости. Это вопрос логики самого процесса.

Ссылаться тут на волю самого эвтаназируемого — значит впадать в опасную наивность. В ситуации, когда человек находится в заведомо беспомощном и зависимом положении, грань между сообщением о возможности добровольного умерщвления, предложением такого умерщвления, настойчивым предложением, и предложением, от которого невозможно отказаться, выглядит чрезвычайно неясной. Между несомненной добровольностью и несомненным принуждением существует широкий спектр возможностей — когда формально зафиксировать принуждение невозможно, но фактически оно, в той или иной мере, есть.

Вероятность фактического принуждения резко возрастает, когда мы имеем дело со сторонами, находящимися в заведомо неравном положении, когда одна сторона полностью зависит от другой.

Например, вспомним известные проблемы с обезболиванием — они тут же будут решены с введением легальной эвтаназии. Если человек невыносимо страдает, несравненно проще обеспечить эвтаназию, чем обезболивание, а более простое и экономное решение неизбежно будет выдавливать более сложное. А после того, как человек столкнется с трудностями в получении обезболивающего, будет нетрудно склонить его подписать все нужные бумаги. Собственно, его и склонять каким-то явным образом не придется.

Проблемы с наркотическими обезболивающими во многом связаны с необходимостью предотвратить возможные злоупотребления. Люди исходят (с некоторым основанием) из того, что там, где злоупотребления возможны, они будут.

Но это еще более верно в отношении эвтаназии. Там, где с одной стороны имеет место мощная заинтересованность системы в оптимизации, а с другой — заведомо уязвимые люди, которым трудно настоять на своих правах, злоупотребления встроены в саму ситуацию. Побудить человека поскорее освободить жилплощадь будет не трудно, а потом он уже до Страшного Суда не сможет предъявить претензий, потому что будет мертв.

То, что может изящно называться «правом на достойную смерть», в итоге будет означать (и означает) право общества и государства умертвить человека, добившись его согласия — какового согласия добиться будет нетрудно.

Фактически, легализовать эвтаназию — значит сделать если не повсеместной, то весьма распространенной ситуацию принуждения к самоубийству, принуждения как психологического, так и просто физического — путем отказа облегчить страдания человека как-либо иначе. Это поставит под угрозу жизнь наиболее уязвимых членов общества — тяжело больных, инвалидов, стариков.

И это поставит под угрозу общество в целом — потому что гуманность общества определяется его отношением к наиболее уязвимым его членам. 

Радонеж