На жизни Ивана Сергеевича Шмелёва, как и многих общественных и культурных деятелей России ещё дореволюционного, а потом и послереволюционного времени, мы можем видеть этот неотвратимый поворот мировоззрения от «освобожденческой» идеологии
Дачники с Ляпуновки и окрестностей любят водить гостей «на самую Ляпуновку». Барышни говорят восторженно:
Удивительно романтическое место, все в прошлом! И есть удивительная красавица... одна из Ляпуновых. Целые легенды ходят.
Правда: в Ляпуновке все в прошлом. Гости стоят в грустном очаровании на сыроватых берегах огромного полноводного пруда, отражающего зеркально каменную плотину, столетние липы и тишину; слушают кукушку в глубине парка; вглядываются в зеленые камни пристаньки с затонувшей лодкой, наполненной головастиками, и стараются представить себе, как здесь было. Хорошо бы пробраться на островок, где теперь все в малине, а весной поют соловьи в черемуховой чаще; но мостки на островок рухнули на середке, и прогнили под берестой березовые перильца. Кто-нибудь запоет срывающимся тенорком:
«Невольно к этим грустным бере-га-ам...» — и его непременно перебьют:
— Идем, господа, чай пить!
Пьют чай на скотном дворе, в крапиве и лопухах, на выкошенном местечке. Полное запустение — каменные сараи без крыш, в проломы смотрится бузина.
— Один бык остался!
КАКИЕ БЫВАЮТ ПРАЗДНИКИ
— Мама, а почему в праздник святой Фёклы надо убирать свёклу? — спросила Улита, когда они шли по узкой тропинке, заросшей ромашками.
— Потому, что народ давно примечает, какая работа, в чей праздник лучше спорится, -сказала мама. - На Фёклу — свёклу копают. Тит-последний гриб растит, а на святую Наталию овёс с полей убирают, да овсяный кисель варят.
Анна и Савва — скирдники — хлеб в скирды помогают убирать, а Семён-летопроводец лето провожает. На проводах лета девушки мух хоронят.
— Мух хоронят? Как это?
— Запросто, — засмеялась мама. — Мухи к осени помирают. Вот девушки и собирают их по дому, потом делают гробик из щепочек, складывают покойниц и в землю закапывают.
Души живой благоговенье –
С Творцом связующая нить,
Оно высоким устремленьям
Не даст бессмысленно остыть.
Оно премудро сердцем правит,
Оно святой настрой хранит;
В молитве чистой ум наставит,
И тьмы прилоги отразит.
А в час всеобщего смятенья
Завет Любви не даст предать,–
Оно разгонит все сомненья,
Призвав на помощь благодать.
Оно – конец путей беспечных,
Оно – преграда думам злым,
Оно – начало жизни вечной.
…
Как жаль –
Мы им не дорожим.
2009
Картинка в пленэре:
Зелёные рощи
В свободной манере, –
Их ветер полощет.
Распахнуты двери,
И окна, и души.
Там Леля свирели
Играют, послушай!
И выси, и мели
Прозрачны и святы,
И травы – качели,
И гроз – водопады.
Небес акварели,
По теплой погоде,
За днями – недели:
И лето приходит.
Щедрот карамели,
Закатов настои
И счастье по вере,
В ком сердце простое.
Ты моя звёздочка, ты моё небо,
Ты моя радость на всём белом свете,
Первый цветок из-под талого снега,
Нежная роза в весеннем букете
Мы ведь друг друга уже не забудем,
Да и остаться не сможем, как прежде…
Пусть в драгоценном сердечном сосуде
Наша любовь сохраняет надежду…
Ты не поверишь, я счастлив, наверное,
Долгие годы притворной любезности
Сделали душу до ужаса скверною
И одинокой в своей бесполезности
Ты мне открыла второе дыхание,
Лёгкость сердечного прикосновения
Вновь разбудила простое желание
Крепко любить и робеть от волнения…
Вроде вырвешься к свету из тени,
Тихо встанешь, опять подсекут…
Спрячу душу за ветку сирени,
Только там её тоже найдут
Целый мир в этой маленькой ветке
И попробуй его не любить!
И душа улыбается в клетке,
Потому что ей хочется жить!
Пожелаю любви всем на свете,
Пусть улыбки украсят ваш день,
Я люблю все цветы на планете,
Но сегодня целую сирень!
Печаль и радость обратиться пыль
И не удержит слух мое смешное пенье,
Но я открою старую псалтирь,
Как окна открывают в сад осенний.
Иссохнет сердце мимолетней трав
И дни мои бегут тенями рядом,
А я к страницам в тишине припав,
Врастаю в строчки утомленным взглядом.
Как воронье на крышах старых изб,
Как этот сад, уставший от цветенья.
Душа моя глядит уныло вниз
И постепенно учится терпенью.
Но вспыхнет золотом листва опять
И зарумянится кленово алым,
Чтобы во всем Творца благословлять
Большую силу обретая в малом.
И песнь иная и иная быль,
Раскрасит мир от увяданья блеклый
И вновь открою старую псалтирь,
Как в сад осенний открывают окна.
Никогда не верьте лету
Этот жар не будет вечен
Никогда не верьте свету,
Уходящему под вечер.
Может время нас изменит
Может горе нас источит.
Божий ангел звезды сеет
В черной пашне темной ночи.
Мы с тобой ему не верим,
Смерть была крылата тоже.
И острее стало время
Доставая боль из ножен.
Прямо в окна снежный вихрь
Нас ли ждут красоты рая?
Божий ангел плачет тихо
Нашу радость охраняя.
Не знаю ведьма я или святая,
я знаю лишь, что мне костер обещан.
вокруг одной из сотен прочих женщин
однажды искры соберутся в стаи.
я -королева осени дремотной
дитя дождей, которые стеной.
за монотонной будничной работой.
забывшая священный жребий свой.
Но если б знал, какие тайны бродят
В моей крови настаивая хмель.
Из сотен тысяч сказочных отродий
Лишь я одна живу среди людей.
Смотри мой друг, как мы с тобой похожи.
Мы каемся одно лишь зло творя,
Мы молимся, но под упругой кожей.
драконья проступает чешуя.
Ничего кроме плача, кроме
Тишины пришедшей внезапно.
На сухие ржавые кровли
Дождь слезится, теряя капли.
Наши слезы –привкусом пряным
Напоили весь мир вдоволь.
Все колодцы и все фонтаны,
Радость вскрай и молитвы вдовьи.
Ничего, ничего кроме плача
Ветер пыль по собачьи лижет
И уже ничего не значит -
Мудрость, впитанная из книжек.
Ничего кроме плача, скоро
День сожмется листом бумажным.
Звезд полночных шальная свора
Отразится в глазах влажных.
Ничего кроме слез, Боже
Этот траур тебе угоден
И отныне в душе может
Дождь шуметь при любой погоде.
Это было в четверг. День был пасмурный. Снегу было на четверть на земле, а сверху порошила довольно густая, снежная крупа, когда батюшка отец Серафим начал беседу со мной на ближней пожнинке своей, возле той же его ближней пустыньки, против речки Саровки, у горы, подходящей близко к берегам ее.
Поместил он меня на пне только что срубленного им дерева, а сам стал против меня на корточках.
— Господь открыл мне, — сказал великий старец, — что в ребячестве вашем вы усердно желали знать, в чем состоит цель жизни нашей, христианской, и у многих великих духовных особ вы о том неоднократно спрашивали…
Я должен сказать тут, что с
Москва успокаивается, готовясь к светлой заутрене. Заперты лавки, вышел и спрятался в домах весь народ. Кое-где редко-редко слышен звук колеса, и на притихающий город, на его «семь холмов» спускается та невыразимая таинственная ночь, которая принесла миру обновление. Тихо-тихо все над Москвой под надвигающимися крылами этой ночи. Заперты еще церкви, не горят вокруг них огни. И прежде чем встрепенется живая земная Москва, раньше ее навстречу Воскресающему Христу поднимается другая, вековечная Москва.
Из запертых соборов, из окрестных монастырей поднимаются нетленные создатели Москвы.
И прежде всех из своей раки в Даниловском монастыре поднимается святой благоверный князь Даниил Александрович Московский.
Евгений Николаевич Поселянин (настоящая фамилия Погожев) оставил в назидание нам целую библиотеку своих духовных произведений. Книги эти и теперь читаются православными людьми с живейшим интересом и пользой для молитвенного устроения. К сожалению, о жизни самого писателя мало что известно. Таково наше время! Оно переполнено злодействами, испоганено злодеями. Евгений Поселянин был уничтожен большевиками 13 февраля 1931 года одновременно с настоятелем Преображенского всей гвардии собора Петрограда митрофорным протоиереем Михаилом Тихомировым. Он разделил участь новомучеников, которым в XX веке в России несть числа и чье молитвенное предстательство перед Престолом Живоначальной Троицы уже служит всем верующим во спасение. Известно ведь, что кровь мучеников — семя Церкви, и сеется оно для торжества веры над неверием.
Как ни глумились бесы над памятью, а все же в ней
Сорок четвертий президент України Роман Бандура сидів у своєму кабінеті. Поруч на дивані, заповнюючи його половину своїм круглим тілом, разташувалася дружина президента Галя. За спиною голови держави стояв охоронець Вася, відомий тим, що ніколи не блимав очима.
- Ну хто там іще? - втомлено запитав президент, і його густі чорні брови ізігнулися від страждання.
-То, мабуть, Петро прийшов із своєю культурою, - незадоволено сказала дружина і стала знервовано орудувати голкою. Вже другий тиждень Галя вишивала золотими хрестиками рушник з написом «2128 року гідну зустріч!».
- Давай його сюди, - президент глянув на охоронця Васю. Той, як завжди, дивлячись перед собою своїми біло-блактними очима, натиснув на кнопку пульту.
Два дня без солнца, тучи ждут
На небе часа своего,
Устали ждать и там, и тут,
И вот, к обеду прорвало
Гроза душе моей созвучна,
Весь мир напрягся и притих,
Соединились неразлучно
Земля и небо в этот миг!
И ничего уже не надо,
Ни сна, ни музыки, ни слов,
За этим диким водопадом
Я наблюдать весь день готов
И, если есть печаль какая,
Всё забывается с грозой,
И вот, душа уже другая,
Ей легче дышится весной!
«Золотой ковчежец»
повесть для детей среднего школьного возраста
Посвящается Семеновской православной гимназии
Пролог. Осень 1934 года.
Предисловие
Чтобы не попасть впросак при чтении Майи Кучерской, нужно заглянуть в словарь.
И лучше бы дважды.
Сначала узнать, что патерик — это свод новелл о деяниях христианских монахов, а также собрание их нравоучительных высказываний. И тогда-то вот, убедившись, что лукавая авторская подсказка скорее сбивает с толку, чем помогает пониманию, попробовать все же не рассердиться на фамильярничающую со святыми отцами писательницу, но еще и еще разок побродить по словарным угодьям. Чуть-чуть терпения, и искомый смысловой ключик к этой книжке обязательно обнаружится.
Станет ясно, что перед нами не что иное, как фацеции — жанр, может быть, не столь духоподъемный, как патерики, зато не менее душеполезный. И безумно занимательный, что и обеспечило ему кратковременный, но бурный успех у читателей и слушателей на переходе от Средних веков к Новому времени.
Хорошо, что небо сине,
И весною день польщён,
Хорошо, что холод зимний
В покаянье обращён,
Что святое утро будит
Счастья первые цветы,
Хорошо, что кто–то любит,
Хорошо, что любишь ты;
Что слова молитвы первой
Так отрадны и легки,
Как листочки клейкой вербы
В теплоте твоей руки.
Хорошо стоять под кровлей
У распахнутых ворот,
Принимать душою полной
Всё величие щедрот:
Брызги, блики, звон капельный,
Птичий щебет, солнца круг,
И Твое благословенье,
Исходящее от рук.
1 апреля, после долгой и тяжелой болезни на 81-м году жизни отошла ко Господу Наталья Леонидовна Трауберг — замечательный переводчик, мыслитель, глубоко верующий человек. Ее вклад в культуру трудно переоценить — благодаря ее переводам наши соотечественники еще в советское время узнали Клайва Льюиса, чьи «Хроники Нарнии» стали для многих детей и подростков дверью в христианство. Наталья Леонидовна переводила Честертона, Вудхауза, Грэма Грина, Дороти Сэйерс и многих других. Переводила с английского, французского, испанского, итальянского, португальского языков.
Родилась она в Ленинграде 5 июля 1928 года в семье известного кинорежиссера Леонида Трауберга. С самого раннего детства бабушка и няня воспитывали ее в православной вере, причем религиозное воспитание не было формальностью, данью традиции — по словам Натальи Леонидовны, лет с шести ее вера стала стержнем ее жизни.
