Омилия

Я опять в тупике —
Расплескала всё то, что Ты дал мне.
Не смогла сохранить,
Удержать, преумножить, сберечь…
Я плыву по реке,
На мели бьются ноги о камни.
Как мне, Господи, жить?
Как саму себя страхом не сжечь?

Испытание, боль —
И душа снова птицей усталой
Притаилась в тиши,
Белоснежные крылья сложив.
Как всегда, исподволь,
Вдруг молитвой простой, запоздалой
Отзовётся в глуши
Недр сердечных знакомый мотив.

Он растопит огнём
Вечных льдов и снегов баррикады,
Разделяющих Слово
С моею пропащей душой.
Хлынут слёзы ручьём —
Благодать, утешенье, награда.
Мир Твой, Господи, снова
Вернётся — прекрасный, большой!

04.04.12

Жил-был мальчик. Обычный мальчик. Веселый, подвижный. Он очень любил играть с друзьями, любил бегать по траве. Но больше всего на свете он любил свободу. Да, да, не удивляйтесь. Не сладкое мороженое, не шоколад, не мультики, а свободу. Дело в том, что у мальчика была очень строгая мама. По вечерам она заставляла мальчика играть на скрипке, которую он терпеть не мог. Мальчик старательно выводил гаммы, но от этого у него противно холодило в животе и кружилась голова. Мальчик был послушным. Он очень любил свою маму. Но он готов был разбить эту противную скрипку, из-за которой ему приходилось сидеть дома. Его друзья бежали на реку, а он играл на скрипке, они строили во дворе снежную крепость, а он играл на скрипке, шел дождь, падал снег, пели птицы, а он играл на скрипке. Однажды мальчик набрался смелости и сказал своей маме, что не любит играть на скрипке и никогда не станет музыкантом. Что он хочет учить детей рисованию. Но мама не хотела и слышать об этом. Ведь она столько лет мечтала, что ее сын станет скрипачом.

С Приазовья парочку шемай
Передáли…Помнят ещё люди.
На словах: «живи, не умирай!
Ты ходил по краю, вот он край
И другого здесь уже не будет»…

И восьмиконечная Звезда
Снилась, как живая, золотая,
Я такой не видел никогда…
Что опять мне: радость иль беда?
Странный сон.... и хочется в Почаев…
2012

Он стоял возле киоска на углу. Сектант, натянув на лицо дурацкую улыбку, подошел к нему и пригласил на душеспасительное собрание.

Если бы он начал спорить, то этот зануда два часа доказывал бы ему, что без такого собрания у него счастья точно не будет. Если бы дал в глаз, попал бы в ментовку. Этих «если» было много. Но прохожий всего лишь сказал сектанту усталым голосом:

— Мне неинтересно…

Тот набрал в грудь воздуху, чтобы выдать какой-нибудь аргумент. И тотчас шумно выпустил воздух обратно. Действительно, что тут возразишь? Единственное, что мог спросить удивленный сектант:

— А почему?

Прохожий поднял на него безразличный взгляд.

— Потому что вы сектант. Православные священники по улицам не ходят и людей за рукава не хватают. Я слишком много про вас знаю. Американская мудрость: «Хочешь разбогатеть — придумай свою религию». Но здесь не Америка.

Запустив худые пальцы
В рыжеватые кудряшки,
Саломея в размышленьи
Смотрит вдаль через окно.

За ночными облаками
Ухмыляются светила,
Ночь тиха, и в переулке
Все соседи спят давно.

Пламя бьется и трепещет,
Тени ползают по дому.
До краев налит тоскою
Саломеи мутный взгляд.

И не спится, и не пьется,
И любить уж нечем вовсе,
Нечем петь и нечем слушать.
И никто не виноват.
 

 Как тяжело в Тебя поверить,
Так словно вера – клад времен,
И словно в вере не измерить
Ни ложь, ни правду. Как огнем

Сжимает сердце суть смиренья,
И через «я» немую боль,
Преображаются сомненья
В надежд питательную соль.

Пока не встречена отрада,
Видать, живет она, как свет,
Что дарит времени награду
Задаром, просто, как билет

На новый путь. Я знаю, будет
В краю невиданном – ответ,
Иду и плачу. Не остудит
Желанья счастья - «да» и «нет»,

И за забором новой яви,
Взглянув по-новому на даль,
Отринув ложь, что нам лукавит,
Я осознаю, что печаль

Дана порой, чтоб видеть счастье,
А я ищу его в ином,
А ведь и надо нам – участье,
А ведь и живы мы – в одном.

В одном пока лишь длится время:
Надежда, вера и любовь,
И только с ними злое бремя
Непостижимо дарит «вновь».

Заметки в дневнике после чтения святых отцов.

Духом Божиим держится
                               всё мирозданье.
Утверждается личность, свобода, полёт...
Не приносит плода ветвь сама по себе,
засыхаем мы, если
                         в нас Бог не живёт.

Человек всякий создан
                              как храм Божий,
Духом Божьим — живу и я.
Если ж я разорю храм,
Господь покарает
                  тем, что отступит от меня.

«…кто жаждет, иди ко Мне и пей» (Ин. 7, 37)

И дожди, и снега, всё когда-то проходит,
Открывается внутренний мир у слепого…
Остаётся врождённая верность свободе,
Эта вечная боль – жажда Духа Святого…
2012

…и в незнакомом мире звуков
где каждый с музыкой своей
насмешники с глазами кукол
погонщики слепых коней

не те что гонятся за нами
мы сами мечемся средь них
пока не захлестнет цунами
постылых радостей земных

и не застынем сгустком спящим
под магмой вечной – мы не мы
над философским камнем «зряшним»
промучившись до вечной тьмы

ПРОЛОГ

Когда внезапно, непокорно,
Не зная в творчестве греха,
Возникнут первые аккорды
Новорожденного стиха,

Когда единственное слово
Отыщет выход, наконец,
Тебе я посвящаю снова
Мое творение, Творец!

Неосязаемое чудо -
Необъяснимый всплеск души,
Которую ваял Ты мудро,
И чей полет не заглушил.

Любовь и боль, и вдохновенье,
Вплетя в поэзии венец,
Признанья просит на коленях
Твое творение, Творец.

* * *

Вот в темнице Ты, Господь. Вот в темнице…
Через пропасти веков вижу лица.
То неверие на них, то страданье,
То бичующих холопов старанье…

Что за вера у людей подзаконных?
Как безумие толпы мне знакомо:
Линчевать, колесовать, уничтожить…
Рев безумный – рык зверей. Дух безбожный…

В наше время тоже воют неплохо,
Не заметно, что другая эпоха
Ты, Иисусе, всех простил, даже этих.
Сквозь оковы тьмы и зла лик Твой светел…

СТРАСТНАЯ ПЯТНИЦА

Дай, Господь, мне с утра по слезе
Состраданья из каждого глаза...
Научи, как пройти по стезе
В жизни трудной и многообразной,

Где могла б я поддержку дарить,
Тем, кто впал в малодушье, в унынье,
Не набором созвучий и рифм,
А добром и заботой отныне.

Чтоб страданья чужие и боль,
Как свои, ощутила я, Боже,
Преумножь в черством сердце любовь,
Выжги страсти, насколько возможно…

Дай душе растревоженной мир,
Дай молитву творить неустанно:
Каждый день, каждый час, каждый миг,
Чтобы лучше и чище я стала.

Просьбы эти твержу без конца...
Ничего мне отныне не надо,
Только взгляд Неземного Лица -
Без укора - вот вся и награда.

В ночной тиши звучат стихи во мне,
При ярких звёздах, молодой луне.
Они прибоем слух мой омывают,
Сам Дух Святой меня благословляет.

Утéшитель Святой, Ты вновь со мной
В волшебных бликах в звёздный час ночной!
Мне даришь свет небесный – вдохновенье,
На сердце проливаешь откровенье.

Вокруг стихает многозвучье дня,
И в мыслях моих струнами звеня,
Псалтырь начнёт мелодию святую –
Неповторимую, понятную, живую.

Не смею в небо глаз своих поднять,
Не смею шелохнуться и дышать,
Когда крылом Твоим меня коснёшься,
Поэзией на душу мне прольёшься.

За что меня, нечистую, избрал?
Златую лиру в руки грешной дал?
Ведь всё, что есть – любовь к Тебе без края,
Она цветёт, всё больше возрастая.

Всё остальное – немощи, грехи.
Но Ты позволил мне писать стихи.
К словам живым всем сердцем прикасаюсь,
Потом тону в слезах, молюсь и каюсь.

Я чище становлюсь, когда пишу.
Твоим же даром я Тебе служу.
Продли, мой Бог, счастливые мгновенья,
Благослови полёт и вдохновенье.

 Я сегодня устало склонилась
Над своею нелегкой судьбой,
Было все, а за все ли молилась?
Я на грешной земле пред Тобой?

И в Тебе я всегда ли искала,
То, что истинно в веке ином?
Часто всуе я здесь забывала
О любви, о смиренье, и в том

Страстью глупой нутро иссушая,
Я невольно теряла себя,
Так листва, с тонких веток слетая,
Бьётся оземь, все так же любя

Высоту, что для всех как отрада,
Но проходит зима и опять,
Первой зелени легкой награда
Обернет все ушедшее вспять.

Я сегодня устало склонилась
Над земною нелегкой судьбой,
Как давно я вот так не молилась
Не склонялась в любви пред Тобой...

 Мир не велик порою в малом,
Да и в большом он чаще мал,
Там над рекой - в закате алом
Усталый странник вдаль шагал.

Усталый путник – мне он близок,
И я устала жить, как ждать,
И мне казалось, ближний – низок,
Ошибок ставила печать

Я на земную форму мира,
А проще было – полюбить,
И лучше было – плакать лирой,
И боль как счастье здесь прожить.

Ведь было время – сердце ждало,
И в ожиданье спал покой,
Наверно я - чуть-чуть устала,
И стала просто не такой

Какой была когда-то – юной,
Да и молюсь я об ином,
Все также ноют нервы-струны,
Но постоянна я в одном...

В одном теперь ищу ответа,
И не ответа даже, так..
Любви у Господа, как света,
В обмен на брошенный пятак.

 
В линейку черновик-тетрадь –
Мой верный беззаветный кореш.
В огонь – вдвоём? Как знать, как знать…
А на часах всего лишь пять
И с этой правдой не поспоришь.

И снова день, и снова жив,
А помнишь, помнишь ли террасу,
Молдавский чувственный мотив,
Что лёг печатью в твой архив
Живым пятном от «Роз де масэ»?

А запах зимних вечеров
С улыбкой-грустью в арлекине –
В костёр? Нет, нет, я не готов,
Мы обойдёмся без костров
По уважительной причине –
Дары не жгут, не хватит дров!
2012

РОЗ ДЕ МАСЭ - Столовое сухое розовое ординарное вино.

Он уже не хлещет больше водку
Иль дешёвый квинтовский коньяк.
Бесполезно рвать стальную глотку,
Непрерывно мучает сушняк.

Там не так, как мы бы здесь хотели,
В недоступном мире неживых…
На земле дожди идут в апреле,
Расцветают вишни не для них…

Капли крови при'мул, маргаритки,
Аккуратно выложенный крест.
На него взбираются улитки,
Словно покоряя Эверест.
2012

Сказ времен написания «Корявого болота» и «Приказчика», нашел в «запасниках».

Сей сказ основан на реальных событиях, о чем было высочайшее указание дело сие расследовать и Ево Императорскому Величеству обо всем доложить.

Не всегда у нас-то такая мельница справная была. Знала она времена и похуже и пострашнее. Одно время, еще при моем прадеде, надолго ее забросили: местами крыша обвалилась, доски прогнили, крылья набок, вот-вот рассыпятся. Барин, бывало, заглянет к нам из Петербурга, прикажет починить мельницу, да боится народ приближаться к ней, отнекивается:

— Хоть до смерти запори, — говорят, — все будет полегче!

Конечно, злился страшно барин, а сделать ничего не мог. Приказал управляющему нанять плотников со стороны. Долго пришлось искать: многие-то прослышали про нашу мельницу и отговаривались, что работы-де много. Только толи в Орле толи в Ельце (уже и не упомню) нашлись работники.

Анна Васильевна Русанова, подслеповатая, сгорбленная женщина на восьмом десятке, сидела за столом в горьком раздумье. Увы, старость (хоть это слово и рифмуется с «радостью») является весьма безрадостной порой. Вот и у нее на старости лет, как говорится, скорби и болезни вон полезли. Так что пришлось ей идти в поликлинику, откуда она вышла с пачкой рецептов, щедро выписанных тамошними докторами. Только, когда пришла Анна Васильевна в аптеку, чтобы купить выписанные лекарства, оказалось, что они обойдутся в половину ее пенсии. А ведь ей еще и за квартиру заплатить надо, и за газ, и за свет…раньше она еще и за телефон платила, да уже полгода, как отключила — кому ей звонить, а сто пятьдесят рублей в месяц — деньги немалые… Опять же — и есть-пить что-то нужно, таблетками сыт не будешь. Да и сапоги новые купить нужно — старые давно уже каши просят. Вот и убрела Анна Васильевна из аптеки несолоно хлебавши — как видно, правду говорят: аптека убавит века: на цены взглянешь — упадешь, не встанешь. И думай теперь, как быть — то ли лекарства себе покупать, то ли еду. Да, старость и впрямь не радость.