Омилия

Что значит имя? Роза пахнет розой,
Хоть розой назови её, хоть нет.
Шекспир. Ромео и Джульетта

Между старцем и младенцем много общего: болезненность, потребность в уходе, неспособность ходить и, быть может, говорить.... Но мы никогда не перепутаем малыша и старца, даже если их обоих зовут Иванами, потому что судим не из одного какого-то признака, а из их целокупности. Работа эта проделывается нами бессознательно, сама собой, когда мы входим в непосредственный контакт.

Но задача заметно усложнится, если придётся оперировать только именами, вслепую, т. к. придётся сознательно осуществлять мыслительную работу, анализировать, проверять признаки один за другим. И некоторое время оба Ивана в нашем воображении будут сливаться, особенно если какие-то из их качеств совпадут.

Упростить задачу можно, если сразу знать что Иванами зовут двух разных по возрасту людей, и спросить сразу, к примеру, о росте и весе.

Но если Иванами окажутся два человека одного возраста, а отличаться они будут только цветом кожи, то наша задача усложнится, т. к. в голову нам вряд ли придёт идея сравнивать их по цвету кожи, и мы долго и безрезультатно будем перебирать те или иные приметы.

«Тот, кто хочет спасти Рейх от катастрофы, тот должен стремиться к тому, чтобы поднялись массы русских антикоммунистов. С помощью честных немцев, они должны стремиться к цели создания новых русско-немецких взаимоотношений, лишенных каких-либо притязаний на колониальное владычество. Тот, кто думает, что он может победить в Восточной Европе лишь силой оружия, без того, чтобы взять курс на настоящее освобождение, тот является законченным дураком».
Граф Клаус Шенк фон Штауффенберг
Вольфганг Штраус, «Сталин или Власов»?

Поджог рейхстага в ночь с 27 на 28 февраля 1933 года имел далеко идущие политические последствия. Был издан закон, практически блокировавший основные права и свободы, которые прежде гарантировала конституция Веймарской республики и легализовал преследование противников нацистов силами полиции и штурмовиков. О том, кто стоял за спиной поджигателя, историки спорят до сих пор. Скорее всего, это были сами нацисты.

У него будет чёрное,
У тебя будет белое.
У меня - простой крест.
В землю ляжем мы зёрнами.
Ты поверь, мы не первые.
Из нас вырастет лес.

Сквозь листов шевеление,
Вдруг почудится пение
Проходящему в нём.
Смерть для лучших - Успение.
Примири своё зрение
С послезавтрашним днём.

22. 06. 14
 

Ласкала Мать в пещере Сына
И мир притих,
«Тебе игрушки — гор стремнины,
И птичий крик,
Прохладный ветер и пустыни,
А там — песок,
Я Мать Твоя, и нам — отныне
Краток — срок
Пути печали по безлюдью
Земных племен,
И собираться птицы будут
Со всех сторон.

    У меня был дом,
    Полон грез и снов.
    Был и стол, и кров
    В светлом доме том.

    Там любовь жила.
    И  без лишних слов
    Всех - друзей, врагов -
    К огоньку звала.
                                                                                                                                                                                           
    Но пришли со злом -
    Проливали кровь.
    Осквернив любовь,
    Обокрали дом.

    И любовь ушла -
    Босиком, молчком.
    Никого кругом.
    Поздно в толк взяла:

    Тьма всегда чужих,
    Где веселья гам,
    Много званых там,
    Да не избранных.

Над усталым городом ночь темна
Улетают  ангелы вверх, вверх
И роняет перышки из крыла,
Тот который знал меня лучше всех.

Тот, который следом,  весь день бродил,
Утешал покуда, не вышел срок.
Вместо ризы шелковой — габардин,
Вместо райских кущ — пыль моих дорог.

Там от звездной выбеленной межи,
Прямо в лунный нежный лимонный свет.
Полетай, хранитель мой, покружи,
Чтобы утром снова идти во след.

А глаза привыкли к свету
И в ночИ,
Нынче полон мир ответов —
Отличи!

Не собрать их всех — не нужно,
Давний сор,
И скрипит забор натужно,
Бродит вор

У калитки, ищет счастья —
Сколько лет,
Продолжает молча красться,
В ложь одет.

На небе солнышко смеётся
и льёт на землю тёплый свет,
а у меня сердечко рвётся
на части от кошачьих бед.

Упрямой пёстрой вереницей
вновь «кошаки» во двор идут,
и к сердцу тянут «мордолица»
и кротко милостыню ждут.

Моя душа не деревяшка,
но и не святочный елей,
но ставлю на крылечко чашку
голодной братии моей.

Тихо струится ласковый вечер,
он тишиной обнимает меня…
Радуюсь я состоявшейся встрече,
милая Света, сестрёнка моя.

Жаждешь ты всё материнских объятий,
хоть и к тебе уже осень стучит,
с раннего детства оставшись без матери –
с долей сиротской в холодной ночи.

Маминой песней встретили вечер.
Как далеко разбросала нас жизнь.
Каждый мой день тобою отмечен,
криком сердечным: «Сестричка, держись!»

Удивительный день, постоянно попадаются красивые люди и парочки. Особенно умиляют мужественные юноши с целомудренным трепетом относящиеся к своим спутницам.

Напротив сидят парень и девушка: он что-то читает, а она, слегка наклонившись вперёд, дремлет. Устала, но на плечо, видно, лечь ещё не решается (а может по-женски хитро просится). Он заметил её склонённую головку и... Видели бы вы эту нежность, этот трепет и одновременно силу, с которыми он прикоснулся к любимой, чтобы уложить её голову на своё плечо. Это был жест не мальчика, но мужа: в нём доминировала опека, желание защитить и не было даже тени похотливости — только благородное мужество.

Что ж ты, друг мой, хвалишь бесов?!
Православный человек…
За сожжённый люд в Одессе
Сатана принёс им чек.

За бесчинства на Майдане
Их героями зовут.
И придётся нам годами
Оттирать их чёрный труд.

Что ж так слеп ты, друг мой давний?!
Ты молись, чтоб вновь прозреть!
Люд восстанет православный,
Чтоб победою звенеть!