Напрасный труд — нет, их не вразумишь, —
Чем либеральней, тем они пошлее,
Цивилизация — для них фетиш,
Но недоступна им ее идея.
Как перед ней ни гнитесь, господа,
Вам не снискать признанья от Европы:
В ее глазах вы будете всегда
Не слуги просвещенья, а холопы.
Стальная конница рвет пространство
На клочья слов откровенной лжи,
И нет, не будет ни постоянства,
Ни легкого трепета у межи.
Ни тайн ростков, что объяли кольца
В надежде жизни, — порыв тот смолк,
И горечь пьют под подливой солнца,
И правит бал одноглазый волк.
И грубый раб, разминая глотку,
Охает матом и явь и высь,
И пустят слово на перемотку,
Для сна всех падших, что отреклись.
Эпиграф:
Тили-тили-тесто –
- жених и невеста.
Теле-теле-теле-тесто –
- конкурсантка и инвестор.
Теле-теле-теле-пицца–
- генпродюсер и певица.
Теле-теле-теле-крендель –
- супердива энд бой-френды.
Теле-теле-теле-пышка –
- примадонна и мальчишки.
Теле-теле-теле-сушка –
- позабытая старушка…
У глупости сегодня пир:
Меню обмана так богато!
Но только вот огромен мир
Людей, ей не отдавших плату.
Постой, очнись! Идет распил
Под барабанный рев шаманов,
И душ, и стран, и гордых спин
На дырки в порванных карманах.
Идет война, и в дверь стучат
Солдаты хищников - узнали?
Им все едино – точно часть
Их душ давно из ржавой стали.
Не геройствовать, не юродствовать
не торгашествовать лицом,
прикрывая личину насущного —
чтоб не стать лжецом-подлецом.
Все дороги — сквозь правды
к истине,
все любовии — ко Христу.
Мой Господь призывает свидетелей,
низвергающих гордецов:
приносите лишь правду ближнему,
чтоб спасти его из обиженных.
Во свидетели призывает Бог
всех, кто лгать любимым не смог.
(Ксении в день Ангела посвящается)
Бывает часто в жизни бренной —
Душа взывает к небесам.
И с бесконечною вселенной
Сливаясь, волю даст слезам.
Молитву Ангелу святому
В час искушений вознесёт.
И словно сáмому родному
О всём поведает, шепнёт...
Как будто спящего младенца
Коснётся Божия Рука:
В безмолвии больного сердца
Печаль растает, как снега...
Мука: присвоить все то, что является слухом,
жизнью, письмом и судьбой не твоею, чужою;
повелевать, оставаясь за ширмою буквой,
острою линией, ею пронзая порою;
отзвук копировать, не ощутив края бездны,
ад не изведав, в него не умея поверить,
жертву считая слепой и совсем бесполезной, —
быть судией и ущербною мерою мерять?
Так, берега расходясь, оставляют породу,
ил от ушедшего времени, пламя узора,
лица, которых не знал и не видел ты сроду,
слухи, обман и неправедность тайного взора.
Вздох и смиренный уход означают прощенье,
Я буду говорить о кино, хотя не кино меня интересует. Просто мы живем во времена власти телевизионной картинки. А новости нынче по интриге и напряженности соперничают с сериалами, особенно во времена, когда каскадеры на общем плане залиты то ли клюквенным соком, то ли специальной краской. И все для того, чтобы зритель в ужасе прошептал: «Кровь», и санкционировал пролитие настоящей крови.
Жан-Люк Годар в одном интервью сказал, что кино изначально явилось, как операторское искусство. Киношнику предстояло увидеть, заметить, правильно расположиться, навести камеру, словно прицеливаясь, и шептать про себя: «Остановись, мгновенье! Ты прекрасно». Это кино в своих истоках. Потом, говорит Годар, оно стало искусством сценария. Это был крен от жизненной данности в сторону стремления лепить жизнь по нужному плану. В том же интервью он говорит, что в торжестве выверенного текста, сценария заключено сходство сталинско-советского кинематографа и Голливуда. И там, и там господствует идеология — тоталитарная идеология коммунистической стройплощадки и тоталитарная же идеология общества потребления.
Снимали не то, что есть, а то, что надо. И в кино ходили спать и видеть сны. Отсюда «фабрика грез», и отсюда «честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой».
Французское правительство до конца текущего года не будет представлять в парламент законопроект о семье, вызвавший бурные протесты среди противников однополых браков. Движение «Манифестация для всех», объединяющее противников однополых браков и приверженцев традиционных семейных ценностей, расценило такое решение как «свою победу», пишет 4 февраля 2014 года RT.
Правительство Франции отказалось от намерения представить в парламент новый законопроект о семье. «Правительство не будет представлять законопроект о семье в этом году, — указал источник в официальных кругах. — Подготовительная работа над ним должна продолжиться».
Тот день, в одночасье изменивший жизнь семейства Кругловых, начался, как самый обыкновенный выходной. Ничто не предвещало приближения чрезвычайных событий. Однако когда семья в полном составе сидела за обеомидом, раздался телефонный звонок. Услышав его, хозяйка, Зоя Ивановна, полная, фигуристая, властная дама лет пятидесяти, недовольно поморщилась и покосилась на сидевшего рядом старшего сына Рубена, дородного тридцатилетнего брюнета с восточными чертами лица и скучающим взглядом. В свою очередь тот выразительно поглядел на младшую сестру, девятнадцатилетнюю Женю, мотнув головой в сторону звонившего телефона. Вскочив с места, Женя подняла трубку:
— Алло! Здравствуйте… Мам, это тебя…
Привокзальной площади
На моей ладони вечер,
Городской и разноцветный,
Танцевал легко, беспечно
Под мелодию из света.
Всё крепчал мороз крещенский.
Фонарей краснели щёки.
И в невидимом вращенье
Лился вечер светлоокий.
Зажигало небо свечи.
Суета стихала мирно…
На моей ладони вечер
Танцевал в объятьях лиры.
Глава 5 НЕБЕСНАЯ
Мир не содрогнется от чьей-то частной боли. Он несет свои равнодушные потоки, не внимая комариному писку кричащей души. Человек, предоставленный в страдании самому себе, неизбежно начинает мельчать в собственных глазах. Упоение успехами, надменность, самоуверенность — всё тает в одночасье, оставляя за несчастным лишь одно безусловное право — право страдать. Обмельчавший человечек пытается подняться, по старой памяти уповая на собственные силы.
Он всё еще горделиво машет ручонками, не замечая, что безнадежно вязнет в липкой паутине уныния. В конце концов, он теряет последние крохи самостоятельности и покорно сдается отчаянию. Этого может не произойти в том случае, если за отчаявшегося есть, кому помолиться.
Я — наркоман. Наркотик мой — общенье
(С младенчества посажен на иглу).
Меня не ждет трагедия паденья,
Пока спускаюсь я в сообществ мглу.
Сотрудничать, всегда, любой ценою,
Сколачивать союзы и кружки!..
Без них — что я могу, чего я стою? —
Возможности мои невелики.
Я изучу науки, чтоб общаться,
На кафедру взойду, чтоб говорить.
Дискуссии — вот подлинное счастье,
И многословье — Ариадны нить!
Солдати ВВ та спецназу,
Бійці батальйонів і рот!
На вас йде фашистська зараза,
А не український народ.
Народ України за вами,
Для нього ви — рідні, свої.
А мутять далекі «Обами»
І наші обам холуї.
Ні! Служите ви не режиму,
Не слухайте зрадницьких слів,
Отам, серед лайки і диму,
Ви — захист дітей, матерів.
Твій ворог, солдате, синочку,
Лице не покаже в бою,
Та знай, що забрати він хоче
І землю, і душу твою.
Він хитрий, він підлий, він справжній,
Ненавидить нас сотні літ.
За нього «писаки» продажні,
За нього Європа і світ.
Всі «геї» і «сери», і «герри»,
Жители России ходят в библиотеки реже, чем десять лет назад, гласят результаты опроса Фонда общественного мнения. 59% респондентов считают, что библиотеки должны сменить формат и стать культурными центрами.
Фонд общественного мнения (ФОМ) провел опрос с целью изучить интерес россиян к существующим в России библиотекам. Результаты удручающие: 30% респондентов заявили, что не были в библиотеке никогда, а 52% опрошенных посещали книгохранилища больше года назад или затруднились вспомнить, когда это было. При этом 3% москвичей вообще считают, что в городе отсутствуют общедоступные бесплатные библиотеки. Не позже, чем в этом полугодии библиотеку посещали 3% участников опроса, на этой неделе — 4%, в этом году — 2%.
Рассвет стоит на паперти смущённый,
Краснеет, не решается войти.
Сияет, благодатью освещённый,
Лазурный храм для сбившихся с пути.
Внутри покой, незыблемый, глубокий.
Святые кротко молятся за нас.
И небо рядом. Ангел синеокий
Встречает каждого в сей ранний час.
Рассвет пришел с палитрой, полной красок,
Коснулся кистью окон Алтаря,
И, словно из старинных русских сказок,
Явилась долгожданная заря.
Люди доверчивы, как овцы, и конформны, как волки. (Карл Ван Дорен)
Однажды моя четырёхлетняя дочь, увидев на экране телевизора перемещающиеся снизу вверх титры, спросила меня:
— Мама, а кто переставляет буквы внутри телевизора?
Меня нисколько не рассмешило недоумение ребёнка: пытливый детский ум искал ответ на многие вопросы. А как часто задаём вопросы мы, взрослые люди? Как известно, часть вопроса уже содержит вектор, направленный на поиск решения. Но вот в чём проблема — мы разучились искать, спрашивать и анализировать.
Мне нравится такое определение критического мышления: «разумное рефлексивное мышление, направленное на принятие решения чему доверять и что делать». Есть еще одно, более подробное, хотя и громоздкое: «интеллектуально упорядоченный процесс активного и умелого анализа, концептуализации, применения, синтезирования и/или оценки информации, полученной или порождённой наблюдением, опытом, размышлением или коммуникацией, как ориентир для убеждения и действия». Общее здесь — способность давать оценку полученной информации относительно того, доверять ей или нет.
Способность критически мыслить не стоит возводить в абсолют, так как в таком случае она перерождается в гиперкритицизм — такую позицию, по которой любое новое знание есть неверное, потому что противоречит «уже установленным фактам» (а подлинно новое обязательно в чем-то будет противоречить старому). Другая грань некритического мышления — легковерие, т.е. «новое знание — очень интересное, оно опровергает догмы, и уже поэтому — достоверное».
Над Россю, Дніпром і Сулою
В задумі шепочуть гаї:
В садах України весною
Про щастя дзвенять солов’ї.
Як сад навесні зеленіє
Та віхолу білу мете,
Так в серці народнім, Росіє,
До тебе пошана цвіте.
Тепер не оглянути оком
Дніпровську оновлену шир.
В майбутнє упевненим кроком
Іде наш народ-богатир.
Коли ми будуємо й сієм
У рідному вільнім краю,
Ми в дружбі з тобою, Росіє,
Черпаємо силу свою.
«Я должна успеть. Только не хороните без меня!». На всём почти четырехтысячекилометровом расстоянии я всем своим нутром цепко держалась за эти слова, мне не плакалось и не вспоминалось ничего из моей жизни, связанное с бабушкой. Просто передо мной было её лицо, любимое до боли!
Когда же в конце пути поднялась на пятый этаж, и мне открыли дверь, услышала тёти Полин голос, внутренний надрыв сразу отступил, будто часть живой бабушки была здесь. Кто-то читал Псалтырь, на кухне готовили обед. Стоя у гроба и всматриваясь в успокоенный, но всё же скорбный лик, я пыталась постигнуть происшедшее. Чтобы побыть наедине с собой, взялась мыть в ванной виноград и фрукты для поминального стола. Погрузила все в большой таз, залила водой...
