Дети — дар Божий, или Опыт православного усыновления

А какая, спросите вы, разница? Православное усыновление, неправославное — главное, чтобы ребенок попал в хорошую семью, разве не так? Конечно же, так, только…

…Те, кто не сталкивался с проблемой, не представляют себе ее масштабов. Дети «окамененного нечувствия», никому не нужные, брошенные дети, сколько же их! Когда от решившегося на усыновление слышишь, что  трудно отыскать  «хорошего» ребенка, которого злобные  работники детских домов прячут (обязательно с целью продать за границу!), хочется спросить: «А зачем тебе ребенок, человек? Тебе собачку надо, или морскую свинку… зоомагазин на соседней улице — удачной покупки!». Это закон такой — если усыновитель в океане неизбывной детской беды ищет себе  «хорошего», значит он ищет исключительно  СЕБЕ.

Гений виновен во всем

Величие человеческого гения имеет порою проявления неожиданные. Кто сомневается в том, что Пушкин великий поэт? Никто. При том, что подлинная, то есть зрячая и знающая, любовь к Пушкину есть не у такого уж большого числа людей. Так привыкли с детства «Пушкин, Пушкин». Там он — сказка, здесь он — шутка, всюду легок, ненавязчив. Повзрослеешь, он тебя в мир двусмысленных и жгучих удовольствий проводит, впрочем, только до порога. Философствовать начнешь, и тут он рядом. Сентенции, по-римски отточенные и через сердце пропущенные, легкие на звук, но благородные по смыслу предложит тебе тот, кого иначе, как ветреником никто почти при жизни не считал. Это и есть талант, не погубленный, но реализованный. Избыток личностной яркости заставляет видеть в раскрытом таланте вызов, эпатаж, ребячество, не соответствующее возрасту, дерзость. Да что угодно. И ненавидеть гения вблизи так же легко, как и любить его на историческом расстоянии. Гений трудно оценить по достоинству, но невозможно не заметить. А когда гений замечен, но неверно оценен, то «чтут» его специфически, вплоть до насмешки, ругани и анекдота. Тут впору повторить предложение первое: Величие человеческого гения имеет порою проявления неожиданные.

Кружат снежинки, словно годы

Т.И. Гладкой

 

Кружат снежинки, словно годы,
И исчезают навсегда.
Приветлив и спокоен город,
Бегут, как волны, провода.

А Вы идёте по наитью
Походкой лёгкой, не спеша,
И тянется незримой нитью
К воспоминаниям душа.

И всё, что было, всё, что будет,
Улыбка мудрая хранит,
Случайных не бывает судеб,
Не крепче времени – гранит.

И небеса свои объятья
Вам дарят вместе с синевой,
А впереди денёк опрятный
Идёт нехоженой тропой.
 

Дождик лёгкий осенний, как прописью беглой тетрадь

Дождик лёгкий осенний, как прописью беглой тетрадь,
Расчертил небо города в розово-серых просветах.
Я забыл дома зонт. И, от дождика силясь сбежать,
В переулках кружил, на окраине, видимо, где-то.
Извивался причудливо узких дорог лабиринт,
И старинных домов окна щурились подслеповато.
Клочья дымки белёсой, как будто разорванный бинт,
Чуть заметно дрожали под сводами крыш угловатых.
Позапрошлого века здесь дух архаичный царил.
Может, время замедлило бег свой, а, может быть, осень
Наиграла мотив этот, чтобы не слишком грустил.
Похоронным бюро под названием «Милости просим»
Жизнь порой обернётся. Таинственный замкнутый круг.
Мегаполиса плен. Мегамаркеты, многоэтажки…

Москва

Золотая листва шелестит
Как печаль с рук дерев облетая,
И белесый туман точно тишь
Землю предков незримо ласкает.

И по синим дорогам небес,
Не считая ни дни, ни усталость,
Опираясь на высь — с разных мест
Птичье племя с простором встречалось.

Птичье племя, расправив крыла,
Над Москвой за Москву улетало,
Точно высь, как по карте, вела
Стаи к звездному мира причалу.

Приключения паучка Тиши. Гл.4. Путешествие Тиши в дальние страны

          Лето подошло к концу. Листья на деревьях стали желтеть. Птенцы трясогузки окрепли и были совсем готовы к дальнему перелёту. Тиша успел связать свою сеть. Она у него получилась крепкая с прочными узлами. Нити для неё он хорошо скреплял воском матушки пчелы, чтобы паутинка была не только крепкой, но и сверкала на солнце и при лунном свете. Так она будет видна издалека, и в полёте её не смогут порвать другие птицы. И ещё воск спасёт паутинку от дождя. Капельки скатятся с воска, и паутинка останется сухой.
                 К этому времени добрая хозяйка Лукерья навязала много красивых тонких-претонких платков.

Ограниченность и беспредельность

Марианна Ионова о книге Наталии Черных «Похвала Бессоннице»

Наталия Черных из рода «архаистов-новаторов». Недаром Олег Дарк, размышляя над ее творчеством, упоминает о Хлебникове (к разным ветвям того же рода принадлежат и Державин, и Клодель). «Архаика» Черных вроде бы на поверхности, однако античные и византийские модели, квази-фольклорные обороты, традиционная для «народного православия» образность, мифологическое узорочье — вся эта россыпь лишь оттеняет главное.

Первое, чем «архаична» в современном контексте поэзия Черных, это открытое противопоставление лирической героиней себя — всем контекстам, временным и пространственным.

Приключения паучка Тиши. Гл.3 Как друзья спасли Тишину мечту

                 Тиша очень устал от трудной и кропотливой работы. Его лапки совсем не отдохнули от прежнего вязания. Ему очень хотелось поиграть с Прытиком, как это они делали раньше, или просто покачаться в своём уютном гамаке.  Но Тиша посмотрел на яркое синее небо, и подумал:
                 – Я так долго ждал, когда моя мечта исполнится. Но для этого нужна паутина большая, крепкая и прочная. Никто кроме меня не сможет связать такую паутину. Ничего, отдохну и с ранним утром примусь за работу. Моя мечта должна исполниться!

Приключения паучка Тиши. Гл.2 Новые друзья Тиши

После отважного поступка паучка Прытик стал считать его лучшим другом. Теперь Тиша не боялся птичьего семейства и часто навещал птенца и приносил ему мошку, пойманную ночью. Тише хотелось, чтобы маленькие крылышки Прытика окрепли, и он по-настоящему научился летать.

Наконец Прытик совершил свой первый перелёт из гнезда до сарая, где жил Тиша. Он сел на открытую дверь и весело защебетал:

— Тиша, я научился летать!

Паучок очень обрадовался за своего друга.

Страницы