Омилия

У одного царедворца родился долгожданный сын, а он возьми да и назови мальчика Кракамбаром.

— Что тебе в голову-то взбрело? — спрашивают его. — Что за имя такое?

—Уж не хуже других имён, — отвечал молодой отец,— в самый раз для покоев царских. Станет сынок мой чужеземцев каких иль гостей встречать, выступит важно вперёд и представится: «Кракамбар!» И воскликнут они: «Ух ты!» или «Вот это да!». И станут его уважать.

Заслышав это, родные только махнули рукой: что слова даром тратить?

— Поглядим, — решили,— к чему приведут  эдакие-то глупости.

Поехали в наш старый дом,
Там замело дорожки снегом,
Там тишиной, покоем, негой
С тобой насытимся вдвоём.

Полечит души тишина,
Снежок, лопатою гонимый,
пушистый, чистый и ранимый —
Растёт вдоль тропки, как стена.

Покоя Божьего здесь храм,
хранимый теплотою взгляда.
С тобою 40 лет мы рядом,
Душа и сердце пополам.

Бойся судить обидчика, укорять его, ведь он — твой благодетель, допущен Богом для очищения твоих грехов, для твоего смирения и терпения.
Схиигумен Савва (Остапенко)

Кто же знал, что чувства так живучи…
В них, не задохнувшихся едва,
Кружатся бесцельно, словно тучи,
Непроизнесённые слова.

Сбилась что ли нужная программа
Или хитроумная игра?
До чего же мне тревожно, мама,
Именно в такие вечера!

В этих вечерах, казалось, вечных,
Посреди душевных непогод,
Будто в лабиринтах бесконечных,
Нужен лишь один, но верный ход.

Морозец лёгкий, снег искрится
Под фонарями у дорог,
И не проснулась даже птица,
Лишь колокол размерен, строг.

Благовестят... Нет в мире этом
Другой симфонии такой,
Где в звуке тайна, где секретом
Присутствует сам Дух Святой.

Над тихим городом спускаясь,
Пространство очищает звон,
Плывёт от края и до края,
Как вестник с Ангельским крылом.

Преподобне Антоние Сийский,
О предивный помощниче наш,
Жизнь уходит с просторов российских,
Остаются — печаль и пейзаж.
Вдаль — дороги, как судьбы, разбиты,
Вдоль — деревни, пусты и черны…
Помяни наши митрополиты,
Удрученный народ помяни.
Умираем в похмелье тяжелом
Среди самых великих полей.
Ты стоишь перед Божьим престолом,
Помолись своим чудным глаголом
И любовью блаженной согрей.
 

Твоего жду я благоволенья,
Помоги мне хорошею быть!
На коленях прошу, на коленях —
Научи и жалеть и любить!

Пусть неласковых, непонятных,
Научи за обиды прощать.
На просторах Твоих необъятных
Взор с надеждой к Тебе обращать.

Есть храм среди многоэтажек,
Один на новенький район.
Поверх сует и эпатажей
Струится колокольный звон.

Он враз и неприметен даже.
Ломбард поодаль, душелов…
Среди неоновых пейзажей
Свербят слезинки куполов.

В века купеческих куражей
Палат немало возвели,
Но выше маковок пассажи
Не смели строить, не могли.

В огромной стране — печаль,
Не вызнать героя мира,
И близок небес причал,
Но только молчала лира.

Накликал побед народ,
Да только забыл и имя,
Руками держали свод,
Да сердцем шагали мимо.

Шагали, забрало вниз,
Улыбки надели молча,
И белых небесных риз
По ветру летели клочья.

К кому прибегну в горести моей?
Надежды свет приблизится ответом,
Когда горит в ночи лампад елей,
И незаметно отступают беды

От вечных слов псалтыри языка,
Давидова псалма живого пенья,
Где Духом дышит каждая строка.
Исполнится душа моя терпенья.

Любви так жаждет слабая душа!
Желает славу зреть Твою и силу!
И в упованьи, с верой, не спеша,
Взывает покаянное — Помилуй!

Даже для человека, который очень мало знает (или вообще ничего не знает) о Церкви, святитель Николай — словно добрый, хороший знакомый. То, что жил он в IV веке по рождестве Христовом, был архиепископом в Мирах Ликийских, кажется, не так уж и важно, как и то, где находятся эти Миры или что находится в них сейчас. Важно другое: он — Чудотворец, скорый и верный помощник для тех, кто попал в беду, заболел, сбился с пути.

И удивительно ли, что появляются время от времени в наших храмах люди, порога церковного до того не переступавшие, и спрашивают — кто робко, кто резко, а кто и враждебно — у главного в Церкви человека, продавца за свечным ящиком:

— Где у вас тут Никола?..

Молчанье достигло предела,
Молчанье забилось в нору.
Молчанию жить надоело
В сегодняшний дождь поутру.

Есть дни, как улыбки рекламы,
Мелькнут, и не вспомнишь о них,
Но всё же приходит тот самый,
В котором рождается стих.

И это не прихоти страсти,
Скорее попытка любви,
Твоё перелётное счастье,
Твой выбор, твой храм на крови.

Немного потеплело — минус тридцать,
Но тундра не потерпит суеты,
Как и служенье муз. Пора молиться.
И на «буранах» надо — до Инты.

Как наше слово в тундре отзовётся,
Предугадает нынешний денёк.
Акафист Николаю Чудотворцу
Читаем, чтоб в дороге уберёг.

Избави нас от всяческой напасти,
От передряг нам дай передохнуть.
Мы о молитве забывали часто,
Судьба, мы забывали, это путь.

И можно не добраться — заблудиться.
И от житейской замерзать пурги...
Немного потеплело — минус тридцать.
Святитель-Чудотворец, помоги.