Кракамбар

У одного царедворца родился долгожданный сын, а он возьми да и назови мальчика Кракамбаром.

— Что тебе в голову-то взбрело? — спрашивают его. — Что за имя такое?

—Уж не хуже других имён, — отвечал молодой отец,— в самый раз для покоев царских. Станет сынок мой чужеземцев каких иль гостей встречать, выступит важно вперёд и представится: «Кракамбар!» И воскликнут они: «Ух ты!» или «Вот это да!». И станут его уважать.

Заслышав это, родные только махнули рукой: что слова даром тратить?

— Поглядим, — решили,— к чему приведут  эдакие-то глупости.

Время шло, и за мальчиком с самого нежного возраста стали водиться странности. Царедворцам, к примеру, любо жаловаться на жизнь. Этот парень никогда не куксился и не ныл. Кто обидит его — молчит. На материнские люли да затрещины батькины не обижается.

«Может, болен он чем?» — удивлялся отец и всё проверял: нет-нет, да как даст сыну по уху!

Но опять, всякий раз, Кракамбар не смущался ни капельки и отцу своему всё прощал.

Наконец, царедворец так обеспокоился, что призвал придворного лекаря.

Тот напялил очки, постучал больного по лбу и груди, заглянул в оба уха, в горло и в нос, и печально вздохнул:

— Сожалею, мой господин! Только мальчику царедворцем-то не бывать: больно сердце его большое, просто огромное. А ведь это — беда, с такой хворью в царском дворце не сгодишься. Да на белом свете, поверьте уж старику, долго не протянуть. Словом, он у вас не жилец.

Как услышал отец ─ опечалился:

— А я было решил, что пойдёт сынок по моим стопам. Золотую ленту, что носят наперевес, ему сызмальства приглядел…

— Это, — лекарь ему говорит, — невозможно, и всё! Пускай дочери Ваши будут хоть царедворшами, хоть цредворихами. Этот юноша — никогда.

— Что ж, и нет никакого снадобья от такой злой заразы?

— Почему же, имеется. Только кроме больного, никому о нём не положено знать. И старик шепнул мальчику на ухо:

— Дорогой ты мой Кракамбар! Раздавай свое сердце другим. Только это и может тебя спасти.

С тех-то пор мальчуган призадумался. А когда немного подрос, прихватил с собой хлеба кусок и покинул дворец.

Поселился он на окраине. Там что-нибудь подсобит, здесь поможет. Лишней платы не требует, понемногу к каждому делу сердце старается приложить. Как на хлеб заработает ─ помогает даром. Сделает дело — и скорее бежать, чтоб за то не получить ничего.

Вскоре окрестный народ разделился: одним Кракамбар ─ по душе, другим ─ поперёк горла. Сам же он нарочно к грубиянам почаще ходит: тем-то, сколько не отдавай, ничего назад не получишь.

Наконец забияки от слов перешли к тумакам, а там и за палки взялись. Теми палками погнали они Кракамбара.

— Убирайся, — кричат, — с глаз долой!

Кракамбару того и надо. Торба, хлеба кусок да посох — все богатства его.

Весело припустил Кракамбар прочь от города. «Знатно, — думает, — мне повезло. Удалось изрядно сердца мне здесь оставить.»

Но едва дома за горизонтом скрылись, как почувствовал Кракабар: больно торба его тяжела.

Развязал, а в ней — гостинцев до верха! И записка лежит: «Пусть вернётся к тебе, дорогой ты наш человек, все добро, что ты нам сотворил!»

Тогда понял бедняга, что остался он в дураках: что ему удалось раздать, возвратилось назад. И тогда он, присев на обочине, горько заплакал.

— О чем убиваешься, добрый человек? — спросил прохожий.

— О том, что другие ко мне так непростительно милостивы, что вот-вот в гроб загонят.

— Э! То не горе! Избавление близ. Ступай к главному жадине, Царю-Великану. Он-то уж никому ничего не спускает, никому ничего не платит. И как раз ему сторож для дочери нужен.

Кракамбар даже слёзы лить перестал:

— Это что же, он родную дочь под замок посадил?

— Под замок, да какой! Он висит на дубовой двери, дверь та ─ в башне, а башня —под самыми облаками.

— За какую же это вину?

— Да её только и остаётся, что спрятать, потому что к придворной жизни совсем непригодна. Потому, во-первых, что отец её великан. Как приедут послы, да как выступят ей навстречу, так головы и позадирают, а шапки с затылков так и летят. Хочется, видно, всякому из них крикнуть: «Ух ты!» или «Вот это да!», но они приличия соблюдают, крепятся. Да разговора-то никакого всё равно не выходит!

— А во-вторых?

— Да царевна спорить совсем не умеет, и согласна всегда и со всем. А уж хуже этого с царской дочерью ничего и случиться не может.

Кракамбар просиял:

— Это то, что мне нужно!

Потом обнял прохожего, все гостинцы ему отдал и припустил со всех ног во владенья прижимистого царя.

Заявился прямо к нему:

— Буду работать бесплатно за уговор: бранить меня нужно не меньше раза в неделю.

— По рукам! — хлопнул в ладоши Царь-Великан и приказал личной страже с пришельца глаз не спускать. А Кракамбара поставил в караул у царевниной башни.

После вахты иди, куда хочешь. Но в первый же вечер стало ему так тошно на сердце! Так потянуло кого-нибудь чем-нибудь одарить!  Вышел он из дворцовых ворот, нашёл иву-красавицу, сделал дудочку и взобрался с ней на пригорок.

Заиграла дудочка. К песне музыкант приложил и сердце: пусть кому-то поможет она, и пусть кто-нибудь, да улыбнётся.

И вспорхнула малиновкой быстрокрылая песня, и над сёлами полетела. Кого встретила, развеселила, а потом приземлилась на окошко великановой дочки. И царевна тоже разулыбалась, перестала грустить.

Кракамбар же песней своей недоволен. «Слишком, — думает, — мало в ней сердца».

Не по нраву пришлась она и соглядатаям царским.

— На пригорке сидит, в самодельную дудку дудит, — доложили они.

Царь от этих вестей сделался сам не свой. Из угла в угол так и снуёт, кулаки сжимает да хмурит лоб.

Но певцу о том невдомёк. Спозаранку он в карауле.

Царевна сверху ему кричит:

— Твоя ли вчера была песня?

— Ох, моя, — сник от стыда Кракамбар.

Слово за слово, — и проговорили весь день напролёт. А как солнышко собралось отойти ко сну, Кракамбар ─ на пригорке опять, начинает новую песню. В этот раз так старался он, что половину сердца в неё половину вложил.

Взмыла в небо она, пролетела на сёлами легкокрыло, прозвененла на городом стольным, удивила всех и к царевнину подоконнику притулилась.

Доложили слуги царю, что вчерашний свистун и гудун — на том же холме, и опять тревожит вечерний покой.

— Что он всё туда ходит? — задрожал от догадки царь. — Не иначе, сокровища ищет? Покопайте-ка там вокруг.

Так и вышло: едва копнули — клад обрели.

Царь от гнева кипит, Кракамбара — за шиворот и в темницу.

Уже новый день народился. Кракамбар ожидает казни, печалится, что сердца раздать не сумел, а не знает, что повсюду ждут его песню.

Стало стражникам невмоготу от Кракамбаровых вздохов.

— Слышь, и нам по душе твоя песня. Вот, держи-ка ивовый прутик. Мы его отломили от ивы. Авось, нам за это головы не снесут.

Кракамбар от радости аж подскочил. Поймал веточку, сделал дудочку, и в последнюю песню свою всю до донышка сердце вложил.

Полетелая песня, что лебёдушка белая, и всё царство крылами покрыла. Всякой душе подавала весть, всякому отчаянному дарила надежду, слёзы всякого печального осушала. Промелькнула в небе, спустилась, прибилась к излюбленному оконцу.

Тут царевна не утерпела, барабанить стала в двери дубовые с навесными замками:

― Эй, немедленно позовите отца! Я теперь с ним совсем не согласна!

Царь примчался. Так бежал, что еле дух сумел перевести:

― Как же рад я, доченька! Ты, наконец, научилась спорить!

― Это точно. Так слушай: хочу, чтобы ты отпустил Кракамбара! Я ещё и сама уйду вместе с ним. А не согласишься ― убежим всё равно, да всё найденное золото заберём с собой.

― Да за что же мне это? Чем я так провинился перед тобой? Как заберёте? Вот что, доченька: остынь-ка, не кипятись! И нельзя ли как-нибудь, чтоб сокровище у меня осталось? Поразмысли сама: уж тебе ли справиться с Кракамбаром? Хоть и споришь со мной сейчас, а всё тебе это непривычно. Кто же станет его бранить?

― Я и стану. Слово ему дала: чтобы он хорошо себя чувствовал, раз в неделю буду сердиться и негодовать. А богатство оставлю, коли ты нас отпустишь. Нам оно ни к чему.

Вот обрадовался Царь-Великан! Отпустил их с миром. Даже так растрогался от их щедрости, что принялся было золото раздавать, но потом спохватился и отобрал всё назад, да с приваром.

А Кракамбар с царевной поженились и прожили в ладу и согласии долго-предолго. Каждое дело и слово стало для них новой песней.

Но и им настала пора состариться, и однажды царевна простилась с супругом и умерла.

Взял тогда Кракамбар хлеба кусок и зашагал по дороге. Тут ему повстречалась ватага детишек.

Выступил старшенький и спросил:

― Кто ты?

― Я Кракамбар, ― отвечал Кракамбар.

Половина детей немедленно завопила:

― Ух ты!

А другая:

― Вот это да!

А потом все вместе воскликнули:

― Скорей расскажи!

Кракамбар присел на пенёк и с тех с него не встаёт. Если поесть и отбежит, сразу несётся назад. У него не кончаются сказки, у детей ― вопросы.

― Расскажи про дальние страны!

― Про царевну!

― Про Царя-Великана!

Кракамбар теперь ― старый-престарый. Дети дёргают его за бороду, потому что она обросла зелёным и белым мхом, а в нём прячутся ягоды ― брусника и клюква.

И сейчас он на том же месте сидит. А не верите ― сами сходите и посмотрите.