Тридцать лет назад на московской лавочке
Девочка с косичками ела эскимо.
Рыжие веснушки. На щеках две ямочки.
Девочка оставила кофточку в метро.
Тридцать лет прошло. Будто бы и не было.
Белкой промелькнуло старое кино.
Стрелка на часах вздрогнула. Забегала.
Девочка в гостях. Пьет в Москве вино.
Гром гремит внезапно. Капли как иголки.
Выглянула с кухни. Тополь чуть дрожит.
И бокал из рук. Чуть звенят осколки...
...Лавочка московская. Кофточка лежит.
Бедный башмачник поведал мне тайну
Стоптанных старых сапог.
Жил человек и однажды случайно
В юности он занемог.
Долго лечили беднягу – напрасно!
Свет для него уж померк.
Ночью безлунной решился несчастный
С жизнью расстаться навек.
«Буду идти по тропинке безлюдной
Хватит покуда мне сил».
Так он решил и дорогою трудной
К смерти своей поспешил.
Приехала к одной бабе родственница. Зашла в усадьбу, а она вся цветами благоухает, с деревьев плоды свисают, на грядках овощи созревают, а работают в усадьбе какие-то люди чужие.
— Молодец, сестрица, разбогатела, работничков наняла. Вон как пашут.
— Да это я свою землю многодетной семье отдала.
— Тоже похвально, сколько с них берешь?
— Да что ты. За так.
В дом зашли. Три больших комнаты занимали незнакомые подростки.
— Квартирантов держишь? — Поинтересовалась родственница, — сама-то, где живешь? И много с квартирующих имеешь?
— Да это девчонки из детского дома, в колледже учатся, а у меня проживают. Да за так я их приютила. А самой-то мне и маленькой комнатушки хватает.
Багато є на світі див,
Багато місць чудових та величних,
Та що рідніше є за Україну?
Куди б життєвий шлях не вів -
Домівка рідна все до себе кличе,
До Батьківщини завжди серце лине.
17.02.2013
Святочный рассказ из цикла « Дары Рождества».
1.РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ПОДАРОК
Посвящается Романовой Анне Николаевне.
Хрустко скрипит снежок. Слышен гул сотен голосов, детский смех, кряхтение автомобилей, лай собаки. Гулко. Морозно! Дохнёшь – дым столбом, будто из паровоза. На ресницах неслышно приютились снежинки. Они немного щекочутся, но зато, если зажмуришься, можно увидеть хороводы радужных зайчиков, беззаботно искрящихся в холодных солнечных лучах.
Все заняты, предрождественскими хлопотами. Все спешат купить еду и подарки, чтобы порадовать родных и друзей, угостить, чем Бог послал. Очереди… Очереди…
Одинаково серая мгла
и вверху и внизу…
Сквозь туман еле слышу: меня
окликают, зовут.
Моё имя звенит
и взлетает стрелой в синеву!
И пока его слышу, я знаю,
что – есть, что – живу.
Есть что-то важнее,
Намного важнее,
Чем слава,
Чем деньги,
Чем чья-то молва.
Есть что сильнее,
Намного сильнее,
Чем сила порока,
Чем лесть
И хвала.
И я улыбаюсь, смотря на Закхея, –
Сидит среди веток,
Встречает Христа!
И Тот Его видит
И молвит: "Закхее,
Слезай поскорее,
Мне быть у тебя!"
Тот тут же слезает,
торопится к дому,
и радостно Богу готовит обед.
Так хочется тоже на древо порою,
Да жаль, что в России
Смоковницы нет!
Она стояла в совершенно незнакомом ей месте. Вокруг ни души. Осмотрелась.
— Где я? — подумалось.
Растерянно вертела головой, оглядывалась, всматривалась в даль. Сплошная мерцающая сероватая дымка.
Все очень напоминало лунную поверхность, сфотографированную искусственным спутником Земли. Но она не была равнинной, усеянной кратерами. А вся, сплошь и рядом, покрыта белесыми валунами, большими и малыми.
Все они были конусообразными, но без острых углов, этакими овальными, яйце-подобными, словно, вот-вот лопнут, и кто-то выйдет из них.
Вновь флагом трехцветным покрыта плита,
Трехцветный венок у подножья креста...
Кадет уж немного – пустеют ряды...
Но те, кто остались, как прежде тверды.
Мы здесь караул свой бессменный несем.
Восьмой уж десяток вперед мы идем...
Несем пред собою трехцветный наш флаг
Двуглавых орлов и Георгия стяг.
Однажды я пришла в церковь, остановилась у иконы Божьей матери и долго ей молилась, прося доброго разрешения в житейских нуждах. В храме в это время шла литургия. Я смотрела на икону, а по моим щекам лились слезы: так много было тяжких воспоминаний. И вдруг я на какое-то мгновенье увидела себя как бы со стороны: я стояла перед иконой в образе маленькой букашки. Я была той самой маленькой Божьей коровкой с пятнышками на спинке, которую мы в детстве сажали на ладошку и причитали: «Божья коровка, улети на небо, там твои детки кушают конфетки…» Но только моя «коровка» была еще и песочной, т.е., как бы сделанной из песка. Она, казалось, вот-вот рассыплется. «Что это такое? Что это могло бы означать? Неужели я такая?» - Вопросы терзали мою душу.
В деревне ёжиков-неофитов каждый ёжик носит с собой палку на вырост: длинную-предлинную в сравнении с реальным ростом ёжика. Каждому новоприбывшему вручают её для того, чтобы ёжику легче было работать над собой, следить за своим ростом.
Ежи — народ колючий, это всем известно. Общение с ними всегда чревато мелким травматизмом. Но ежи-неофиты — народ особенный, если что не по ним, они ещё и палкой могут огреть. Так что в деревне ежей-неофитов туристам делать нечего. Но как в ней выжить самим ежам?
Правило первое. Всегда помни, что перед тобой ёж-неофит, а не просто ёж. Будь готов применить палку первым — при необходимости.
Правило второе. Помни, что палка тебе дана для самовоспитания, несмотря на то, что чаще ею пользуешься для самозащиты.
Я не утверждаю, что умею рассказывать так, как нужно. Я только утверждаю, что знаю, как нужно рассказывать, потому что в течение многих лет мне почти ежедневно приходилось бывать в обществе самых умелых рассказчиков.
Рассказы бывают различных видов, но из них только один по-настоящему труден — юмористический рассказ. О нем главным образом я и буду говорить. Юмористический рассказ — это жанр американский, так же как комический рассказ — английский, а анекдот — французский. Эффект, производимый юмористическим рассказом, зависит от того, как он рассказывается, тогда как воздействие комического рассказа и анекдота зависит от того, что в нем рассказано.
Юмористический рассказ может тянуться очень долго и блуждать вокруг да около, пока это ему не прискучит, и в конце концов так и не прийти ни к чему определенному; комический рассказ и анекдот должны быть короткими и кончаться «солью», «изюминкой». Юмористический рассказ мягко журчит и журчит себе, тогда как другие два должны быть подобны взрыву.
Раны лечатся медленно.
Раны сердца – века.
Мы не тропкой, а дебрями –
Суета и тоска.
Легковесность небесную
На ладони держу.
Неземное, воскресшее –
Я тобой дорожу.
Ветру
Отгремели стальные вагоны,
Следом ветер за ними бежал,
Не догнав, он скулил на перроне
И просился в закрытый вокзал.
Смерть
Я глаза закрывая, лечу
В бездыханную бездну покоя.
И вокруг оглядеться хочу,
И уже понимаю – слепой я!
Никак нельзя прожить свой долгий век
Без дома, без дорог и без друзей.
Без Родины не может человек,
Как дерево без почвы и корней.
Но что есть дом, дороги и друзья?
Ведь это ты, о Родина моя!
Из цикла «Записки иконописца»
Как-то прекрасным октябрьским деньком, накануне Покрова я вышел прогуляться в ближайший городской парк.
Надо сказать, что осень в городе – это особая история! Воздух осенью будто подсвечен изнутри кистью невидимого художника и одновременно являет собой пример хмурого корнуоллского колорита, от которого веет вековой свежестью и, казалось, способного вселить в каждого целебную силу и стойкость прохлады.
А осенняя листва! Она кружится в такие дни в вальсе тёплого ветерка, издавая на асфальте обаятельный шёпоток, покрывает изящной золотой пылью парковые скамьи и доставляет множество радости детворе, снующей тут и там в поисках каштанов или собирающей опахала золотых вееров.
Богу сердце своё посвяти,
Посвяти!
Но не пой эту старую песню
О любви и разлуке,
Пусть не лжёт твоё сердце,
В нём лишь тень от Любви.
Лучше спой вместе с хором
Сотворение жизни
В жертву вечной хвалы,
Красоту твоё сердце услышит
И послужит усердно Любви!
Один уже старик седой -
Младенец маленький другой.
Один согбен, худ и плечист -
Другой – румян и оком чист.
Один прожил уже лет сто -
Другому сорок дней всего.
«Мне уходить…» один твердит -
Другой кивает и молчит.
Старость встречает юность дней,
Чтобы прижать к груди своей,
Сказать: «Прости и отпусти,
Я ухожу, а ты – расти!».
Храм Дружбы возвожу
я день и ночь.
Обиды все стараюсь
превозмочь.
И все ж... не знаю я:
зачем Добро нести,
Если оно у многих -
не в честИ?!
- Тол-я-я-я!- выйдя на балкон, звала сына Антонина Петровна.- Хватит тебе этот мяч гонять, беги домой!
Румяный мальчишка лет двенадцати подбежал к балкону и начал канючить:
- Мам, мамуля, ну, еще чуть-чуть, с полчасика...
- Никаких полчаса! За уроки еще не садился! Иди домой, я больше повторять не буду!
- Ладно уж!..Иду,- недовольно бубнил подросток,- никуда эти уроки не денутся...
Такая или приблизительно подобная перепалка матери с сыном происходила едва ли не каждый день.
