Исповедь курильщицы

Великий пост. Борьба с грехом.

1

Стаж моей табачной страсти вот уже 25 лет, из них 7 лет посвящены борьбе. У врачей существует золотое правило: сколько лет болезнь зарабатывал, столько и будешь ее лечить. Значит, получается — до конца жизни. Я знаю, что Господь вмиг может сотворить чудо и превратить зло в добро, но в моем случае Он явно медлит… Страсть мерзкая, вонючая, ни от кого не скроешь, но с другой стороны — так называемый мелкий грех. Святые отцы говорят, что чем тяжелее грех, тем сильнее покаяние, и от тяжких грехов человеку избавиться легче. А малый повседневный грех — это настоящая неизживаемая беда лености, нерадения, невнимания к себе. Благодарю тебя, Господи, за постыдную зависимость, которая мне попущена для научения. Повезло мне — есть у меня настоящий духовный тренажер для борьбы с малым грехом.

Божий дар

Великий пост. Борьба с грехом.

Коллега по-дружески забежал ко мне в кабинет с просьбой сделать знакомой УЗИ для направления на аборт.

— Ну, до аборта может быть и не дойдет, — оптимистично отреагировала я.

Пациентка оказалась молодой красивой женщиной, имеющей уже годовалого ребенка.

— Как такая ужасная идея пришла вам в голову? — спросила я, настраивая оборудование.

— Сейчас не время рожать, у мужа долги.

— Такого времени после аборта у вас может больше и не быть. Ребенок — Божий дар, а вы его отвергаете. Если бы вы знали, сколько женщин хотело бы оказаться на вашем месте!

— Ничего не поделаешь. Муж сказал — нельзя.

Два сердца русского православия

Русская церковь имеет два сердца. Первое забилось в одиннадцатом веке на киевских холмах, под землей. Преподобный Антоний Печерский, спустившись в варяжские пещеры, стал основоположником феномена русского монашества и дал ход и направление духовной жизни Руси. Спустя три столетия в непроходимых радонежских лесах начинает пульсировать северное сердце русского православия — Троице-Сергиева Лавра. Преподобный Сергий не только возрождает школу умного делания и повторяет древние подвиги отцов, но и участвует в воссоздании независимого и сильного государства.

Два сердца одного организма. Разделены ли они сегодня? Государственно — да. Церковно — пока еще нет. Но предпосылки разделения есть. Точнее, отделения — ведь процесс отмежевания от родной плоти обозначился именно в первом сердце. Второе только болит и недоумевает об этом.

Знаю многих обитателей Лавры (той, что на киевских горах), отводящих глаза при словах Россия, Троице-Сергиевая, патриарх Кирилл, и срочно пытающихся сменить тему. Это в лучшем случае. В худшем ты понимаешь, что «нарвался» и выслушиваешь рядовую проповедь про «агрессора». Даже про Сергия Радонежского, или святых, имя которых сочетается с добавлением «Московский», лишний раз лучше не упоминать. Реакция может быть непредсказуемая.

Долой войну! (Сегодня — годовщина НАТО-агрессии против Югославии)

              Вступление

О сербы! Героический народ!
Как ваше мужество нас поражает!
Мы лишены всех прав и всех свобод,
Но солидарность с вами выражаем.

Вас не сломили тяготы борьбы,
Не могут вас сломать военной силой.
Сквозь расстояния, сквозь черный дым пальбы
Мы просим вас, чтоб вы нас извинили.

Здесь Ельцин, трус и псевдопатриот,
Торгует ловко судьбами народов.
Но знайте, сербы — с вами наш народ!
Держитесь! Стойте за свою свободу!

Из Ветхого

                    * * *
И слово — как последнее — изречено.
В нём одиночество, тревога, неизвестность.
Подковой разогнулось первое звено —
Но не на счастье, а на горестную вечность.

И тенью неотступной — голоса…
Смоковных листьев пояса
Сменили кожаные ризы,
Когда-то крылья, а теперь — вериги…

Вдруг что-то зашумело, скрипнуло — то ли засов
Темницы планетарной опустился,
То ли истории качнулось колесо
Над теплой кровью первого братоубийства.

Раскроется небо..

Раскроется небо над соснами,
И солнце наденет парик
С косматыми рыжими космами,
Тепло опрокинув, и вмиг

Журчаньем, и грязью, и брызгами
Наполнит пространство весна,
Сосульки повиснут огрызками,
Капелью тревожа от сна.

Опять изумлюсь в удивлении,  
Как рушится смерти ярмо,
И жизнь пробуждается в тлении —
Ростком, разорвавшим зерно.

Пройдя под паутиной проводов

Пройдя под паутиной проводов
Спокойного и статного вокзала,
Я шёл в гостях у мерефянских1 снов
И улицы, что тихо ускользала.

Как будто ворон, головой вертя,
Сидел февраль растрёпанный и хмурый.
Дождь моросил и капельки, летя,
Касались утра в сером абажуре.

В глазах домов виднелся мне уют.
Виднелась мне седых дворов опрятность.
И воробьи, ища себе приют,
Вновь наступали холодам на пятки.

Читали канон покаянный...

Читали канон покаянный,
Душа уходила в полон,
И спины, ссутулившись странно,
Всё чаще роняли поклон.

Иконы темны и печальны,
Мерцанье свечей. Не спеша
Слова сквозь века, изначально
Рождались, внимала душа.

Помилуй мя, Боже, помилуй —
Вплетался основой припев,
Давая надежду и силу,
Спасая от плевел посев.

Верные до конца

Зимняя морозная ночь. Замерзшее Севастийское озеро. На льду стоят сорок солдат римской армии, полностью обнаженные, закованные в кандалы. Холод уже проник до самых костей, выкручивает все тело, но какая-то нечеловеческая сила помогает мужчинам стоять на зимнем ветру и терпеть. Это сила веры, которую дает Тот, Кто сам претерпел более всех, Кто прошел через ужас Креста. Он же и сказал воинам, когда они еще только попали в тюрьму: «Претерпевший до конца, тот спасен будет».

Мороз усиливается, мучение становится невыносимым. Холод страшен, гораздо страшнее даже огня. Об этом есть множество свидетельств людей, замерзавших до предсмертного состояния, но вернувшихся к жизни. Известное выражение «продрог до костей» имеет вполне конкретное значение. Когда мороз проникает внутрь костей, до самого костного мозга — боль настолько сильна, что может вызвать обморок от болевого шока. Замерзающего человека можно склонить на все что угодно. Будет подписано любое «чистосердечное признание», любой документ; будет вырван отказ от любых убеждений — если только Христос не сохранит и не покроет.

Экзорцист...

Отец Матфей вышел из храма после утомительного разговора с молодым настоятелем-двадцатипятилетним отцом Михаилом, и растворился в текучей массе вечно куда-то спешащего люда…

Пятидесятилетний священник вместе с двумя батюшками престарелого возраста были отправлены за штат для того, чтобы уступить место молодым и напористым выпускникам духовной семинарии…

Многочисленный приход ропотливо восстал, сиротливо плача и письменно жалуясь на беспредел церковной администрации правящему архиерею, и даже самому Патриарху, но все кануло в лету узаконенных канцеляризмов и отписок…

«Господь милостив», - успокаивала матушка отца Матфея,- найдется и для тебя поприще на церковной ниве»…

И точно…

Страницы