В переделкинский храм Преображения Господня я хожу уже лет тридцать. Было время, году в 88-89, когда я там даже пела на ранней литургии с бабульками — с бабой Олей косенькой и бабой Ксенией-козлиный голос — и читала на клиросе Часы, Шестопсалмие и кафизмы. И бабульки меня очень любили за звучный голос и внятное произношение.
Все, кроме одной. Была там одна такая, не из хора, а из постоянных прихожанок, — лютая. То палкой двинет по ноге, по самой косточке, то локтем в бок вдарит, то «чучелом», шипя, обзовет. Впрочем, эта ее злобность распространялась и на других, особенно она любила выбирать себе жертву из девушек-подростков и молодых женщин: как пристанет, как начнет мучить прямо во время богослужения, жужжит и жалит пребольно и преобидно: «Ишь, вырядилась! Пугало огородное!» А сама — страшная такая: глаза, близко поставленные, из которых зияет бездна, а между ними длинный-предлинный нос.
